Чарльз Диккенс - Рецепты доктора Мериголда

• Название: Рецепты доктора Мериголда
• Автор: Чарльз Диккенс
• Жанр: Классическая проза

---

— Объясните ей все, брат, — сказал он.

Тогда брат Мор рассказал нам, что ему было божественное видение о том, чтобы он порвал помолвку с Присциллой и взял меня — меня! — в жены. Тут он проснулся, но в ушах его еще звучали слова: «Сон твой не лжив, и толкование его верно».

— И посему, Юнис, — закончил он ужасным голосом, — вы с Присциллой должны покориться, дабы не стать ослушницами воли божьей!

Я была так поражена, что не могла вымолвить ни слова, но все-таки расслышала, как он добавил:

— И в видении моем было мне указано освободить вашего отца в тот день, когда ты станешь моей женой.

— Но ведь, — наконец выговорила я, чувствуя к нему невыносимое отвращение, — это будет тяжкой обидой Присцилле. Нет, это не видение, посланное богом, это заблуждение и искушение. Возьмите в жены Присциллу и освободите нашего отца. Нет, нет, это видение лживо.

— Оно от бога, — ответил он, впиваясь в меня глазами. — Присциллу я избрал, полагаясь лишь на свой слабый разум. И это было прегрешением. Но во искупление я обещал ей половину ее приданого.

— Отец! — воскликнула я. — Но ведь и мне тоже должен быть дан какой-то знак! Почему только ему было послано видение?

Потом я прибавила, что поеду домой повидаться с Присциллой и буду ждать какого-нибудь указания свыше.

14 декабря. Когда я приехала домой, оказалось, что Присцилла больна и не хочет меня видеть. Сегодня утром я встала в пять часов, тихонько спустилась в гостиную и зажгла лампу. Гостиная выглядела унылой и заброшенной. И все же меня охватило странное чувство, словно мамочка и мои умершие братцы и сестрицы, которых я никогда не видела, сидели здесь ночью у камина, как мы сидим около него днем. Может быть, она узнала о моем горе и оставила знак, чтобы утешить меня и дать мне совет. Мое евангелие лежало на столе, но оно было закрыто. Ее ангельские пальцы не открыли священную книгу на стихе, который указал бы мне путь. И чтобы узнать волю провидения, мне оставалось только вынуть жребий.

Я вырезала три совершенно одинаковых полоски бумаги — три, хотя, конечно, могла бы обойтись и двумя. На первой я написала: «Стать женой брата Мора», а на второй — «Стать Незамужней Сестрой». Третья полоска лежала на пюпитре чистая и белая, словно ожидая, чтобы на ней было написано чье-то имя, и вдруг пронизывающий холод зимнего утра сменился душной жарой, так что мне пришлось распахнуть окно и подставить лицо струям морозного воздуха. Я подумала, что оставлю себе выбор, хотя при слове «выбор» совесть моя горько меня упрекнула. Потом я вложила три бумажные полоски в евангелие и села перед ним, страшась вынуть жребий, скрывающий тайну моей будущей жизни.

Ничто не подсказывало мне, какую бумажку выбрать, и я не решалась протянуть руку ни к одной из них. Ибо я должна была подчиниться жребию, который мне выпадет. Стать женой брата Мора — как это ужасно! А потом мне вспомнился «Дом Сестер», где обитают Незамужние Сестры, где все у них общее, и он показался мне унылым, скучным и каким-то неживым. Но вдруг я вытащу пустую бумажку! Сердце у меня мучительно билось. Я снова и снова протягивала руку и снова ее отдергивала; и вот уже керосин в лампе начал выгорать, огонек ее потускнел, и, устрашившись, что я снова останусь без указания, я выхватила из евангелия среднюю полоску. Огонек в лампе уже совсем угасал, и я едва успела прочесть слова: «Стать женой брата Мора».

Это последняя запись в моем дневнике, который я вела три года тому назад.

Когда Сусанна сошла в гостиную, она увидела, что я сижу у своего пюпитра, охваченная тупым оцепенением, и сжимаю в руке злосчастную полоску. Мне ничего не надо было объяснять ей: она поглядела на другие полоски — пустую и с надписью «Стать Незамужней Сестрой» — и поняла, что я вынимала жребий. Помнится, она всплакнула и поцеловала меня с непривычной нежностью, а потом вернулась к себе в спальню, и я слышала, как она что-то серьезно и печально говорила Присцилле. А потом нас всех охватило какое-то равнодушие; даже Присцилла угрюмо смирилась со своей судьбой. Пришел брат Мор, и Сусанна рассказала ему о жребии, который я вынула, но попросила не тревожить меня сегодня; он ушел, а я осталась свыкаться со своим несчастьем.

На следующий день я рано утром вернулась в Вудбери. Единственным утешением служила мне мысль, что моему дорогому отцу обещана свобода и он будет жить со мной в богатстве и довольстве до конца своей жизни. Все последующие дни я его почти не покидала и ни разу не допустила, чтобы брат Мор остался со мной наедине. Каждое утро Джон Робинс или его жена провожали меня до ворот тюрьмы, а вечером поджидали меня там, и мы вместе возвращались в их домик.

Мой отец должен был обрести свободу только в день моей свадьбы, и потому решено было сыграть ее как можно скорее. Многие свадебные наряды Присциллы годились и для меня. Роковой час неотвратимо приближался.

Как-то утром, в сумрачном свете декабрьской зари, на тропинке перед собой я вдруг увидела Гавриила. Он стал мне что-то быстро и горячо говорить, но я ничего не понимала и, запинаясь, ответила только:

— Я выхожу замуж за брата Джошуа Мора в день Нового года. И тогда он освободит моего отца.

— Юнис! — вскричал он, загораживая мне дорогу. — Вы не выйдете за него замуж. Я хорошо знаю этого жирного лицемера. Боже правый! Я люблю вас в тысячу раз больше, чем он. Да этот негодяй вообще не знает, что такое любовь.

Я ничего не ответила, потому что боялась и себя и его, хотя и не верила, что Гавриил — волк в овечьей шкуре.

— Вы знаете, кто я? — спросил он.

— Нет, — прошептала я.

— Я племянник жены вашего дяди, — сказал он, — и я вырос в его доме. Откажите этому мерзавцу Мору. Я обещаю освободить вашего отца. Я молод и могу работать. Я выплачу долги вашего отца.

— Это невозможно, — ответила я. — Брату Мору было божественное видение, а я вынула жребий. Надежды нет. Я должна стать его женой в день Нового года.

Тогда Гавриил уговорил меня рассказать ему все мои беды. Он немножко посмеялся и велел мне утешиться. Я никак не могла заставить его понять, что не смею противиться жребию, который мне выпал.

Когда я бывала с моим отцом, я старалась скрыть свою печаль и разговаривала с ним только о тех счастливых днях, когда мы будем вместе. И в угрюмых тюремных стенах я пела безыскусственные псалмы, которые мы, школьницы, пели в мирной церкви, где молились люди с безмятежными сердцами; и я укрепляла свой дух и дух моего отца, вспоминая наставления моего любимого пастора. Вот почему мой отец не догадывался о моем тайном страдании и с надеждой ждал дня, который распахнет перед ним тюремные двери.

Однажды я пошла к пастору в Вудбери и открыла ему свою душу — только о Гаврииле я умолчала, — а он ответил мне, что это часто бывает с молодыми девушками накануне свадьбы, но что мне дано ясное указание; он еще добавил, что брат Мор — праведник, и когда он станет моим мужем, я скоро научусь любить и почитать его.

Наконец настал последний день года; торжественный день для людей нашей веры, потому что в этот день мы вынимаем жребий на весь следующий год. Все, казалось, было кончено. Если в моем сердце и теплилась надежда, то теперь она меня покинула. В этот вечер я ушла от своего отца рано, так как не могла долее скрывать свою печаль; но когда я вышла за ворота тюрьмы, то стала бродить под ее стенами, словно эти горькие дни были счастьем по сравнению с тем, что сулило мне будущее. В этот день мы не видели брата Мора. Но, конечно, освобождение моего отца требовало хлопот. Я все еще бродила в тени высоких стен, когда ко мне бесшумно подъехала карета — земля была припорошена мягким снежком, — из нее выскочил Гавриил и чуть было не заключил меня в свои объятья.

— Милая Юнис, — сказал он, — вы должны поехать со мной. Наш дядя спасет вас от этого ненавистного брака.

Не знаю, что бы я сделала, но тут Джон Робинс крикнул мне с козел:

— Не бойтесь, мисс Юнис, помните Джона Робинса!

Тогда я перестала противиться. Гавриил усадил меня в карету и закутал в теплый плед. Мне казалось, что я вижу счастливый сон: мы беззвучно катили по снежным дорогам, озаренным бледным светом молодого месяца, и его серебристые лучи падали на лицо Гавриила, когда он наклонялся, чтобы укутать меня потеплее.

Мы ехали часа три, а потом свернули на проселочную дорогу, окаймленную высокими живыми изгородями, и я узнала место, где впервые встретила Гавриила. Значит, мы ехали к моему дяде. Поэтому я с легким сердцем вышла из кареты и во второй раз переступила порог его дома.

Гавриил проводил меня в ту же гостиную и, усадив в кресло перед камином, с нежной заботливостью помог мне снять шаль и шляпку. Потом он встал напротив меня, и его красивое лицо осветилось улыбкой. Но тут дверь открылась, и вошел мой дядя.

— Подойди ко мне, Юнис, и поцелуй меня, — сказал он, и я, ничего не понимая, выполнила его просьбу.

— Девочка, — продолжал он, ласково откидывая волосы с моего лба. — Сама ты не желала прийти ко мне, так что я поручил этому молодцу похитить тебя. Мы не позволим тебе выйти замуж за Джошуа Мора. Я не согласен на такого племянника. Пусть его женится на Присцилле.