Чарльз Диккенс - Тайна Эдвина Друда

• Название: Тайна Эдвина Друда
• Автор: Чарльз Диккенс
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1959

Первые выпуски детективного романа «Тайна Эдвина Друда», «одной из самых лучших книг Диккенса, если не самой лучшей», появились в апреле 1870 года. Успех был грандиозный, и вся Англия сошла с ума, гадая, удастся ли исполнить свой зловещий замысел Джону Джасперу, во имя безумной страсти не пожалевшему несчастного Эдвина Друда. Но в июне того же года Чарльз Диккенс умер, роман остался незавершенным, а каким должен быть финал, писатель не рассказал никому... Под этой обложкой напечатан и сам загадочный роман, и два приложения, причем одно из них — впервые в мире. Прочитавший их узнает все!..

---

— Ну, мистер Невил, выпьем за моего племянника. Так как, образно выражаясь, его нога уже в стремени, эту прощальную чашу надо посвятить ему. Нэд, дорогой мой, за твое здоровье!

Он первый залпом выпивает почти весь бокал, оставив лишь немного на донышке. Невил делает то же самое. Эдвин говорит:

— Благодарю вас обоих, — и следует их примеру.

— Посмотрите на него! — с восхищением и нежностью, но и с добродушной насмешкой восклицает Джаспер, протягивая руку к Эдвину; он и любуется им и слегка над ним подтрунивает. — Посмотрите, мистер Невил, с какой царственной небрежностью он раскинулся в кресле! Этакий баловень счастья! Весь мир у его ног, выбирай что хочешь! Какая жизнь ему предстоит! Увлекательная, интересная работа, путешествия и новые яркие впечатления, любовь и семейные радости! Посмотрите на него!

Лицо Эдвина Друда как-то уж очень быстро и сильно раскраснелось от выпитого вина; также и лицо Невила Ландлеса. Эдвин по-прежнему лежит в кресле, сплетя руки на затылке и опираясь на них головой как на подушку.

— И как мало он это ценит! — все так же, словно поддразнивая, продолжает Джаспер. — Ему лень даже руку протянуть, чтобы сорвать золотой плод, что зреет для него на ветке. А какая разница между ним и нами, мистер Невил. Нам с вами будущее не сулит ни увлекательной работы, ни перемен и новых впечатлений, ни любви и семейных радостей. У нас с вами (разве только вам больше повезет, чем мне, это, конечно, возможно), но пока что у нас с вами впереди лишь унылый круг скучнейших ежедневных занятий в этом унылом, скучнейшем городишке, где ничто никогда не меняется!

— Честное слово, Джек, — самодовольно говорит Эдвин, — мне даже совестно, прямо хоть прощения проси за то, что у меня все так гладко. То есть, это ты сейчас говоришь, будто все гладко, — а на самом деле, я знаю и ты знаешь, что оно вовсе не так. Что, Киска? — он щелкает пальцами, глядя на портрет. — Пожалуй, кое-что придется еще разглаживать. А, Киска? Ты, Джек, понимаешь, о чем я говорю.

Язык у него уже плохо ворочается и рот словно кашей набит. Джаспер, сдержанный и спокойный, как всегда, взглядывает на Невила, как бы ожидая от него ответа или возражения. Когда тот заговаривает, язык у него тоже плохо ворочается и рот словно набит кашей.

— По-моему, мистеру Друду полезно было бы испытать лишения! — с вызовом говорит он.

— А почему, — отвечает Эдвин, не меняя позы, только глазами поведя в его сторону, — почему мистеру Друду было бы полезно испытать лишения?

— Да, почему? — любознательно осведомляется Джаспер. — Объясните нам, мистер Невил.

— Потому что тогда он бы понял, что если ему привалило такое счастье, так это еще ни в коей мере не значит, что он его заслужил.

Мистер Джаспер быстро взглядывает на племянника, ожидая ответа.

— А сами-то вы испытали лишения? — спрашивает Эдвин Друд, выпрямляясь в кресле.

Мистер Джаспер быстро взглядывает на Невила.

— Испытал.

— И что же вы поняли?

Глаза мистера Джаспера все время перебегают с одного собеседника на другого, и эта быстрая игра выжидательных взглядов продолжается до конца разговора.

— Я уже вам сказал — еще там, на улице.

— Что-то не слыхал.

— Нет, вы слышали. Я сказал, что вы слишком много на себя берете.

— Кажется, вы еще что-то прибавили?

— Да, я еще кое-что прибавил.

— Повторите!

— Я сказал, что в той стране, откуда я прибыл, вас бы за это притянули к ответу.

— Только там! — с презрительным смехом восклицает Эдвин Друд. — А это, кажется, очень далеко? Ага, понимаю. Та страна далеко, и мы с вами от нее на безопасном расстоянии!

— Хорошо, пусть здесь! — Невил вскакивает, дрожа от гнева. — Пусть где угодно! Ваше тщеславие невыносимо, вашей наглости нельзя терпеть! Вы так себя держите, словно вы невесть какое сокровище, а вы просто грубиян! Да еще и бахвал при этом!

— Х-ха! — говорит Эдвин; он тоже разозлен, но лучше владеет собой. — А откуда вы это знаете? Я понимаю, если бы речь шла о чернокожих, тут вы могли бы сказать, что вот, мол, черный грубиян, а вот черный бахвал — их, наверно, много было среди ваших знакомых. Но как вы можете судить о белых людях?

Этот оскорбительный намек на смуглый цвет кожи Невила приводит того в такое неистовство, что он внезапным движением выплескивает остатки вина из своего бокала в лицо Эдвину, да и бокал отправил бы туда же, но Джаспер успевает схватить его за руку.

— Нэд, дорогой мой! — громко кричит он. — Я прошу, я требую — ни слова больше! — Все трое вскочили, звенит стекло, грохочут опрокинутые стулья. — Мистер Невил, стыдитесь! Отдайте стакан! Разожмите руку, сэр! Отдайте, говорю вам!

Но Невил бешено отталкивает его; вырывается; мгновение стоит, задыхаясь от ярости, со стаканом в поднятой руке. Потом с такой силой швыряет его в каминную решетку, что осколки дождем сыплются на пол; и выбегает из дому.

Очутившись на воздухе, он останавливается: все вертится и качается вокруг него, он ничего не видит и не узнает, — он чувствует только, что стоит с обнаженной головой посреди кроваво-красного вихря, что на него сейчас нападут и он будет биться до самой смерти.

Но ничего не происходит. Луна холодно глядит на него с высоты, словно он уже умер от разорвавшей ему сердце злобы. Все тихо; только кровь молотом стучит в висках. Стиснув голову руками, пошатываясь, он уходит. И слышит напоследок, что в доме задвигают засовы и накладывают болты, запираясь от него как от свирепого зверя. И думает — что же теперь делать?..

В уме его проносится дикая, отчаянная мысль о реке. Но серебряный свет луны на стенах собора и на могильных плитах, воспоминание о сестре и о добром человеке, который только сегодня завоевал его доверие и обещал ему поддержку, постепенно возвращают ему рассудок. Он поворачивает к Дому младшего каноника и робко стучит в дверь.

В Доме младшего каноника ложатся рано, но сам мистер Криспаркл любит, когда уже все заснули, посидеть еще часок в одиночестве, тихонько наигрывая на пианино и напевая какую-нибудь из своих любимых арий. Южный ветер, который веет, где хочет, и, случается, тихими стопами бродит в ночи вкруг Дома младшего каноника, наверно, производит при том больше шума, чем мистер Криспаркл в эти поздние часы — так бережет добрый Септимус сон фарфоровой пастушки.

На стук тотчас выходит сам мистер Криспаркл со свечой в руке. Когда он открывает дверь, лицо его вытягивается, выражая печальное удивление.

— Мистер Невил! В таком виде! Где вы были?

— У мистера Джаспера, сэр. Вместе с его племянником.

— Войдите.

Младший каноник твердой рукой берет юношу под локоть (по веем правилам науки о самообороне, досконально усвоенной им во время утренних упражнений), ведет его в свою маленькую библиотеку и плотно затворяет дверь.

— Я дурно начал, сэр. Очень дурно.

— Да, к сожалению. Вы нетрезвы, мистер Невил.

— Боюсь, что так, сэр. Но, честное слово, клянусь вам, — я выпил самую малость, не понимаю, почему это так на меня подействовало.

— Ах, мистер Невил, мистер Невил, — младший каноник с печальной улыбкой качает головой, — все так говорят.

— И, по-моему, — я не знаю, я и сейчас еще как в тумане — но, по-моему, племянник мистера Джаспера был не в лучшем состоянии.

— Весьма вероятно, — сухо замечает младший каноник.

— Мы поссорились, сэр. Он грубо оскорбил меня. Да он еще и до этого делал все, чтобы распалить во мне ту тигриную кровь, о которой я вам говорил.

— Мистер Невил, — мягко, но твердо останавливает его младший каноник, — я попросил бы вас не сжимать правый кулак, когда вы разговариваете со мной. Разожмите его, пожалуйста.

Юноша тотчас повинуется.

— Он так раздразнил меня, — продолжает Невил, — что я не мог больше терпеть. Сперва он, может быть, делал это не нарочно. Но потом уже нарочно. Короче говоря, — Невил снова вдруг загорается гневом, — он своими издевками довел меня до того, что я готов был пролить его кровь. И чуть было не пролил.

— Вы опять сжали кулак, — спокойно говорит мистер Криспаркл.

— Простите, сэр.

— Вы знаете, где ваша комната, я вам показывал перед обедом. Но я вас все-таки провожу. Позвольте вашу руку. И, пожалуйста, тише, все уже спят.

Мистер Криспаркл снова, все тем же научным приемом, берет Невила под руку и, зажав ее под собственным локтем не менее хитро и умело, чем испытанный в таких делах полицейский, с невозмутимым спокойствием, недоступным новичку, ведет своего воспитанника в приготовленную для него чистую и уютную комнатку. Придя туда, юноша бросается в кресло и, протянув руки на письменный стол, роняет на них голову в припадке раскаяния и самоуничижения.

Кроткий мистер Септимус намеревался уйти, не говоря более ни слова. Но, оглянувшись на пороге и видя эту жалкую фигуру, он возвращается, кладет руку юноше на плечо и говорит ласково:

— Спокойной ночи! — В ответ раздается рыдание. Это неплохой ответ; пожалуй, лучший из всех, какие могли быть.