Вольдемар Балязин - Тайны дома Романовых

• Название: Тайны дома Романовых
• Автор: Вольдемар Балязин
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5-224-05233-5

В этой книге представлена история отношений двух великих стран сквозь призму любовных, семейных, родственных связей тех, кто правил этими империями. В течение двух веков было заключено тридцать семь династических брачных союзов между домом Романовых и различными правящими немецкими династиями (восемь немецких принцесс стали императрицами в России). Кровное родство династических браков Европы можно уподобить гигантской кровеносной системе, покрывавшей своей сетью всю Европу; сосудами и капиллярами соединившей Запад и Восток, Север и Юг, породив одну огромную Семью Европейских Монархов.

---

Поэтому Нуммерс, который пока только обдумывал приказ, привезенный Нееловым, и еще не распорядился грузиться на суда, даже обрадовался, получив от де Виейры новое предписание – готовиться к приему императора.

Де Виейра и Барятинский, исполнив данное им поручение, уже собрались было отправляться обратно в Петергоф, как вдруг около 7 часов вечера на пристани высадился прибывший из Петербурга корабельный секретарь Федор Кадников с запечатанным конвертом, о содержимом которого он ничего не знал, а должен был лишь передать конверт коменданту Нуммерсу.

Нуммерс вскрыл пакет, не показывая содержащегося в нем ордера никому. А в ордере, подписанном адмиралом Иваном Лукьяновичем Талызиным, коему Нуммерс подчинялся непосредственно, предписывалось никого не впускать в Кронштадт и никого оттуда не выпускать.

Де Виейра и Барятинский стали расспрашивать Кадникова о событиях в Петербурге, но он отвечал, что ничего не знает. Тогда де Виейра отправил Барятинского и арестованного им Кадникова в Петергоф, а сам остался в Кронштадте.

Между тем Нуммерс понял, что происходит, но решил не вмешиваться в арест Кадникова, не желая раньше времени себя обнаруживать. Его предусмотрительность вскоре же оправдалась.

Де Виейра еще не добрался до Петергофа, когда к Кронштадту подошла шлюпка и на берег высадился Талызин. Нуммерс, встретив адмирала, стал расспрашивать его о новостях, но Талызин из осторожности отвечал, что он не из Петербурга, а со своей дачи, но слышал о каких-то беспорядках в столице и потому решил, что его место не в городе, а здесь – в Кронштадте.

После этого он вместе с Нуммерсом ушел в его дом и там предъявил именной указ Екатерины – «что адмирал Талызин прикажет, то исполнить».

Талызин приказал привести гарнизон крепости к присяге на верность Екатерине, и через час под громкие крики «ура!» ей присягнули и гарнизон Кронштадта, и экипажи всех кораблей. Адмирал усилил посты и караулы, со стороны Петергофа закрыл гавань бонами и за три часа несколько раз пробил учебную тревогу, поддерживая в крепости состояние повышенной боевой готовности.

Гарнизон оказался на высоте положения и четко выполнял предусмотренные действия. Повышенная готовность оказалась не напрасной – в первом часу ночи часовые заметили подходящие со стороны Петергофа галеру и яхту, которые из-за бон не смогли подойти к стенке и остановились в тридцати шагах. Думая, что Нуммерс точно исполняет приказ, посланный с де Виейрой – никого не впускать в Кронштадт, – Петр приказал спустить шлюпку и убрать боны.

Караульный на бастионе, мичман Михаил Кожухов, «отказывает в том с угрозами».

Петр все еще считает, что моряки точно выполняют его приказ, так как доплывший до Петергофа Барятинский сообщил, что в Кронштадте ждут императора и готовы защищать его. Тогда он вышел на палубу и закричал:

– Я сам тут, впустите меня! Кожухов в ответ прокричал:

– Не приказано никого впускать! Петр ответил:

– Я император Петр III! В ответ на что услышал:

– Нет теперь никакого Петра III, а есть Екатерина II, а ежели галера и яхта не отойдут, то в них будут стрелять.

Как бы поддерживая мичмана Кожухова, в крепости забили очередную тревогу, и корабли поспешно ретировались.

Отойдя от Кронштадта, яхта направилась в Петергоф, а галера с Петром III и его приближенными – в Ораниенбаум.

Петр спустился в каюту и впал в полуобморочное состояние. Воронцова и графиня Брюс, сидя возле него, тихо плакали. Миних и Гудович остались на палубе. Для них уже не было сомнения, что все кончено.

(…Адмирал Талызин, возвратившись в Петербург, подал рапорт Екатерине и попросил наградить Михаила Кожухова «двойным чином и годовым жалованьем».

Екатерина согласилась с первым предложением Талызина и присвоила Кожухову чин капитан-лейтенанта, а вместо годового жалованья дала двухгодовое.)

* * *

Галера и яхта еще не успели отойти от Кронштадта, как до всех матросов и пассажиров донесся клич многотысячной толпы, собравшейся на причале: «Галеры прочь! Да здравствует императрица Екатерина!»

Рано утром, придя в себя, Петр III позвал в свою каюту Миниха и попросил у него совета, что делать дальше.

Миних посоветовал идти не в Ораниенбаум, а в Ревель. Взять там военный корабль и уйти на нем в Пруссию, где все еще находилась восьмидесятитысячная армия Виллима Фермора.

Миних сказал, что если Фермор встанет во главе армии, то понадобится не более полутора месяцев для того, чтобы восстановить Петра III на престоле.

При этом разговоре присутствовали многие дамы, и они стали возражать фельдмаршалу, что у гребцов не хватит сил, чтобы дойти до Ревеля.

– Что ж, – возразил им Миних, – мы все будем им помогать!

Дамы бурно запротестовали, и это решило исход дела: Петр приказал следовать в Ораниенбаум и высадить его там. Оказавшись на берегу, Петр сначала хотел, переодевшись, в одиночку пробираться в Польшу, но этому намерению стала возражать Елизавета Воронцова, которая в конце концов уговорила императора послать кого-нибудь к Екатерине и передать ей отречение от престола и просьбу отпустить их обоих в Голштинию.

Петр согласился и велел сложить оружие. Голштинцы беспрекословно повиновались, свезли с высот пушки и ушли с позиции.

Разгневанный Миних сказал Петру, что если он не умеет умереть перед своими солдатами как император, то пусть возьмет в руки, вместо шпаги, распятие, и тогда его враги не посмеют ударить его.

– А я, – сказал Миних, – буду командовать в сражении.

Петр пропустил эту филиппику мимо ушей и, быстро написав все, что советовала его любовница, послал в Петергоф к Екатерине генерала Измайлова.

Окончание государственного переворота

Измайлов, передав бумаги, тут же принес присягу на верность Екатерине и отправился обратно в Ораниенбаум уже не как слуга Петра, а как верноподданный императрицы, облеченный ее доверием и выполняющий ее первое поручение. Измайлов повез в Ораниенбаум приказ о полной и безоговорочной сдаче войск Петра, а также и другой, еще более важный документ – новый текст отречения Петра от престола, написанный в ставке Екатерины тайным советником Тепловым. Этот новый текст Петру предлагалось подписать без малейших изменений.

В отречении говорилось: «Во время кратковременного и самовластного моего царствования, я узнал на опыте, что не имею достаточных сил для такого бремени, и управление таковым государством, не только самовластное, но и какою бы то ни было иною формою превышает мои понятия, и потому и приметил я колебание, за которым могло бы последовать и совершенное оного разрушение, к вечному моему бесславию. Итак, сообразив благовременно все сие, я добровольно и торжественно объявляю всей России и целому свету, что на всю жизнь свою отрекаюсь от правления помянутым государством, не желая там царствовать ни самовластно, ни под другою какою формой правления, даже не домогаться того никогда посредством какой-либо посторонней помощи.

В удостоверение чего клянусь перед Богом и всею вселенною и подписав сие отречение собственною своею рукою».

Петр переписал отречение собственной рукой, а затем и подписал его.

Измайлов прибыл в Ораниенбаум не один. Вместе с ним туда вошел отряд, которым командовал генерал-поручик Василий Иванович Суворов. Его солдаты собрали оружие, арестовали наиболее опасных офицеров, а сам Суворов возглавил работы в Ораниенбаумском дворце, где составлялась точная опись денег и драгоценностей, там находившихся. Суворов разделил солдат и унтер-офицеров – голштинцев – на две части: уроженцев России и собственно голштинцев. Первых он привел к присяге, а вторых под конвоем отправил в Кронштадт, где их заключили в бастионы. Офицеров и генералов отпустили на их квартиры под честное слово.

Петра Федоровича, Елизавету Воронцову и Гудовича Измайлов привез в Петергоф. Как только их карета появилась в городе и Петра увидели в ее окне, солдаты стали кричать: «Да здравствует Екатерина!». И когда подъехали они к главному подъезду Большого дворца, Петр лишился чувств. С Елизаветы Воронцовой солдаты сорвали украшения, Гудовича – побили, а Петр в ярости сорвал сам с себя шпагу, ленту Андрея Первозванного, ботфорты и мундир и сел на траву босой, в рубашке и исподнем белье, окруженный хохочущими солдатами.

По распоряжению Панина Гудовича увели в один из флигелей, а Петра и Елизавету Воронцову привели во дворец. Когда они остались наедине, Петр зарыдал. Панин рассказывал впоследствии датскому посланнику Асебургу, что он, увидев Петра, «нашел его утопающим в слезах». И пока Петр старался поймать руку Панина, чтобы поцеловать ее, любимица его бросилась на колени, испрашивая позволения остаться при нем. Петр также только о том просил.

После этой аудиенции с Паниным никаких других встреч у Петра не было. Воронцову увели, поместив в одном из павильонов, а Петра накормили обедом и велели ждать решения императрицы. Во встрече с Екатериной бывшему императору было решительно отказано.