Ольга Денисова - Одинокий путник

• Название: Одинокий путник
• Автор: Ольга Денисова
• Жанр: Фэнтези

Беглец, мороз и снег, конные монахи-преследователи с развивающимися крыльями клобуков… А в другой, отнятой, жизни – праздники лета и волшебные песни, любовь и колдовство. Пронзительная, надрывная история о конце времен двоеверия, о победоносном шествии христианства по языческой Руси, о последних волхвах и колдунах, убитых, сожженных, стертых с лица земли вместе с их книгами, их Знанием, их «сказками о богах» и «мудростью волшебной».

---

Для поддержания репутации, Полкан мог и изображать свои «помутнения», просто так, чтобы его боялись. Но это всегда было заметно – когда он притворяется, а когда – нет.

Лешеку Дамиан казался демоном ада, посланным на землю наказывать грешников, не дожидаясь их смерти. Учитывая, что слово «грех» Лешек понимал очень по-своему, то грешниками считал всех вокруг, и себя самого, и Лытку. В его голове не укладывалось, можно ли быть грешным «больше» или «меньше». То, в чем ему предлагалось каяться на исповеди, в его мыслях имело равную цену. Убийство ничем не отличались от лишнего куска хлеба, съеденного за столом, ибо именовалось это чревоугодием, и плохо прочитанная молитва считалась нарушением первой заповеди, и чуть выше приподнятая голова – грехом гордыни. А Лешек был любопытен, и опускать глаза долу все время забывал. В конце концов, он примирился с тем, что каждый его шаг грешен, и успокоился на этом.

Единственное, что хоть немного приводило в порядок путаницу в голове, это епитимии, назначавшиеся духовниками после исповеди. Разумеется, на исповеди мальчики никогда не признавались в том, что могло бы повлечь за собой серьезные наказания, и ими давно были придуманы «невинные» грешки, за которые могли назначить чтение «Отче наш», в течение часа стоя на коленях, или тридцать поклонов распятию, или еще что-нибудь столь же необременительное. Признаваться в чем-нибудь надо было обязательно, и у каждого имелся в запасе набор «грехов». Между собой мальчики обменивались этими «грехами», боясь выдумывать что-то новое, так как никто не знал, какое за этим может последовать наказание. Только самые отчаянные пополняли эту копилку «грехов», Лытка, например. И Лешек снова вздыхал в восхищении, и тоже хотел стать таким же отчаянным, но так ни разу и не решился.

Дамиан, сам в прошлом из приютских, хорошо знал эту практику, и смеялся над духовниками, иногда в открытую, прямо при воспитанниках. Лешек часто замечал, что Полкан с пренебрежением относиться к иеромонахам, и это укрепляло его в мыслях о том, будто тот состоит на службе у дьявола, поэтому и не боится бога. Мелкие грешки приютских мальчиков Дамиана не волновали, он ставил во главу угла только те проступки, которые выходили за пределы приюта и могли вызвать недовольство со стороны Благочинного или самого аввы. Впрочем, если какой-нибудь воспитатель притаскивал к нему мальчишку, сам факт того, что его потревожили из-за пустяка, мог спровоцировать гнев Полкана.

Однажды вечером, после ужина, к мальчикам заглянул отец Леонтий, что само по себе показалось странным – Леонтий любил поспать, и если вечернюю службу не служили, уходил в свою келью как можно раньше.

– Лешек, – ласково позвал он прямо от двери, и голос его был так сладок, что Лешек сразу почувствовал неладное, – пойдем со мной, тебя зовет отец Паисий.

Однако привел его Леонтий не в келью к иеромонаху, а в трапезную братии, где Лешек до этого ни разу не был. Огромная зала с длинным широким столом оставалась почти пустой, только во главе стола сидели трое: сам Паисий, Благочинный и Дамиан. Лешек так испугался, что не сумел как следует осмотреться. Леонтий провел его через всю трапезную, но он, памятуя о наставлениях Лытки, опустил голову как можно ниже и смотрел только на свои босые ноги.

– Лешек, не бойся, – улыбнулся ему Паисий и поставил так, чтобы все трое могли его хорошо видеть, – этот разговор никаких последствий для тебя иметь не будет. Мы ведем богословскую беседу, и хотели бы, чтобы ты послужил примером для некоторых наших измышлений, только и всего.

Лешек не особенно понял смысл его слов, но ему стало еще тревожней.

– Да, малыш, мы знаем, что все вы опасаетесь гнева брата Дамиана, – Благочинный погладил его по голове, – но сейчас можешь чувствовать себя совершенно свободно – брат Дамиан пообещал нам, что не будет тебя наказывать, даже если тебе придется признаться в чем-нибудь, заслуживающем кары.

Лешек совсем струсил – он вовсе не собирался ни в чем сознаваться. Он бросил короткий взгляд на Дамиана, и понял, что и Благочинный, и Паисий заблуждаются на этот счет – на губах Полкана поигрывала легкая улыбка, а в глазах прятался подозрительный злой огонек.

Они расспрашивали его, что он думает о боге, о грехе, о молитве, и Лешек сначала отвечал односложно, или пытался пересказывать то, чему его учили. Отец Паисий не скрывал разочарования, стараясь его расшевелить, и Лешек внезапно пожалел его: ему показалось, что он делает иеромонаху больно тем, что не хочет сказать правды, разрушает какие-то его надежды. Он разрывался между страхом и жалостью, и, в конце концов, позволил себе высказать некоторые собственные мысли.

– Обратите внимание, – Паисий повернулся к Благочинному, – ребенок, несомненно, понимает божий страх, но не может разобраться, что есть хорошо, а что – плохо. Он верит, искренне верит, но вера его не имеет под собой любви. И, я думаю, любой приютский мальчик, если вообще умеет выражать словами свои ощущения, скажет нам то же самое. А это означает, что в воспитании отроков мы делаем упор на дисциплину и на страх, но не даем им настоящей, глубокой веры, которая может поднимать человека над собой, которая зажигает сердце…

Благочинный кивнул:

– Вы что-нибудь можете предложить?

– Да! – воскликнул Паисий, – я думаю, что с детьми должны работать не простые монахи, а только имеющие духовный сан, чтобы воспитатель был ребенку одновременно и духовником, и учителем.

Дамиан презрительно скривился и обвел трапезную глазами. Ему не нравился этот разговор: все, не исключая приютских детей, знали, что авва отказал ему в рукоположении.

Лешек имел на этот счет собственное мнение, но и ему понравилась идея заменить всех воспитателей на духовников: те, по крайней мере, хотя бы делали вид, что их интересуют проблемы мальчиков, а еще не были такими крикливыми и не имели привычки чуть что хватать за уши или бить по затылку.

– Лешек, – обратился к нему Благочинный, – ты бы хотел, чтобы вместо брата Леонтия твоим воспитателем стал отец Нифонт?

Лешек посмотрел на Леонтия, и очень быстро понял, что отца Нифонта назначат воспитателем еще не скоро, а брат Леонтий через несколько минут поведет его обратно в приют.

– Я очень люблю брата Леонтия, и отца Нифонта тоже люблю… – пробормотал он.

Паисий сжал губы и запрокинул лицо вверх, закатывая глаза. Лешек посмотрел на него виновато, и Паисий слабо ему улыбнулся.

– Дети забиты, они боятся своих воспитателей, вместо того, чтобы их любить, – гневно произнес он и поднялся, – попробуйте протянуть руку, чтобы погладить ребенка по голове – он втянет голову в плечи, потому что не ждет от взрослых ничего, кроме подзатыльника!

С этим Лешек был согласен, еще больше полюбил иеромонаха, и решил, что сочинит про него песню.

– Наказания не вредят детям, – парировал Благочинный, – они лишь усмиряют их гордыню, приближают к Господу через телесные муки, помогают почувствовать божье величие по сравнению с собственной ничтожностью.

– Я буду говорить об этом с аввой, – закончил отец Паисий и вышел из трапезной широким уверенным шагом, и это было немного смешно, потому что ростом он не вышел, и широкий шаг совсем не соответствовал его внешнему облику.

– Я полагаю, разговор окончен? – развел руками Благочинный.

Как только Паисий покинул трапезную, Лешек почувствовал себя очень неуютно – ему показалось, что Благочинный не разделяет точку зрения Паисия, и вовсе не хотел приближаться к Господу путем телесных мук, а Полкан между тем посмотрел на него так выразительно, что у Лешека задрожали колени. Взгляд этот не ускользнул от Благочинного.

– Оставь ребенка, брат Дамиан. Ты обещал. Отец Паисий близок к авве, он тебе этого не простит.

Все трое поднялись, Леонтий взял Лешека за руку и сжал ее так сильно, что ему захотелось запищать. Однако по глазам воспитателя было понятно, что делать этого не следует. И тут до Лешека дошло, что он наделал: он, по сути, подтверждая слова Паисия, тем самым рыл яму Дамиану, он доказывал правоту иеромонаха, но одновременно подтверждал неправоту Полкана! Причем именно в том, в чем тот был наиболее уязвим – в вопросах веры! Эта мысль поразила его как громом, он понял, что ни Дамиан, ни Леонтий, никогда ему этого не простят, и их обещание – пустые слова, они всегда найдут повод придраться, так что Паисий не сможет уличить их в обмане. И Лытка его не спасет, и ничто теперь его не спасет…

Благочинный свернул к лестнице, и Лешек остался наедине с Полканом и Леонтием, беспомощно глядя Благочинному вслед. Ноги не хотели передвигаться, и, если бы Леонтий не тащил его за собой, Лешек бы точно упал.

– Ну что, значит, бога ты не любишь? – хмыкнул Леонтий, когда они вышли во двор.

– Люблю, – немедленно ответил Лешек, ощущая как слезы наворачиваются на глаза, – очень люблю, честное слово!