Александр Лукьянов - Чёрная пешка

• Название: Чёрная пешка
• Автор: Александр Лукьянов
• Жанр: Научная Фантастика

«Чёрная пешка» — повесть в жанре научной фантастики, описывающая устройство Островной империи планеты Саракш. Служит апокрифом к роману Стругацких «Обитаемый Остров», вариантом развития событий, предложенным взамен обещанного А. и Б. Стругацкими, но так и ненаписанного романа «Белый Ферзь».

***

"...Об этом ненаписанном романе среди фэнов ходят легенды, мне приходилось слышать рассказы людей, которые точно знают, что роман этот был по крайней мере наполовину написан, пущен авторами "в народ", и кое-кто даже лично держал в руках подлинную рукопись... Увы."

Цит. по: Ю.Шафранский "Островная Империя, какой она могла бы быть"

"...Так вот в этом романе авторов соблазняли главным образом две своих выдумки. Во-первых, им нравился (казался оригинальным и нетривиальным) мир Островной Империи, построенный с безжалостной рациональностью Демиурга, отчаявшегося искоренить зло. В три круга, грубо говоря, укладывался этот мир. Внешний круг был клоакой, стоком, адом этого мира - все подонки общества стекались туда, вся пьянь, рвань, дрянь, все садисты и прирожденные убийцы, насильники, агрессивные хамы, извращенцы, зверье, нравственные уроды - гной, шлаки, фекалии социума. Тут было ИХ царствие, тут не знали наказаний, тут жили по законам силы, подлости и ненависти. Этим кругом Империя ощетинивалась против всей прочей ойкумены, держала оборону и наносила удары. Средний круг населялся людьми обыкновенными, ни в чем не чрезмерными, такими же, как мы с вами - чуть похуже, чуть получше, еще далеко не ангелами, но уже и не бесами. А в центре царил Мир Справедливости"Полдень, XXII век". Теплый, приветливый, безопасный мир духа, творчества и свободы, населенный исключительно людьми талантливыми, славными, дружелюбными, свято следующими заповедям самой высокой нравственности. Каждый рожденный в Империи неизбежно оказывался в"своем" круге, общество деликатно (а если надо - то и грубо) вытесняло его туда, где ему было место - в соответствии с талантами его, темпераментом и нравственной потенцией. Это вытеснение происходило и автоматически, и с помощью соответствующего социального механизма (что-то вроде полиции нравов). Это был мир, где торжествовал принцип "каждому - свое" в самом широком его толковании. Ад, чистилище и рай. Классика. А во-вторых, авторам нравилась придуманная ими концовка. Там у них Максим Каммерер, пройдя сквозь все круги и добравшись до центра, ошарашенно наблюдает эту райскую жизнь, ничем не уступающую земной, и общаясь с высокопоставленным и высоколобым аборигеном, и узнавая у него все детали устройства Империи, и пытаясь примирить непримиримое, состыковать нестыкуемое, слышит вдруг вежливый вопрос: "А что, разве у вас мир устроен иначе?"

Б.Стругацкий, "Комментарии к пройденному". 199... г .

---

Деньги закончились вчера, когда он сел играть с каким-то солдатом береговой охраны. Потому и закончились, что сел. Солдат, конечно, не мухлевал, за этим следят бдительно. Ну да пусть его, выиграл, так выиграл. Оно и к лучшему, потому, как завтра конец увольнительной, надлежит быть в норме. Вот посидим сейчас, пожуем водорослей, брат матрос, а главное - попьем минералочки. Потом до вечера погуляем на свежем воздухе и спатиньки в казарму.

А на днях, хвала Глубинному, опять в плавание. Хорошо бы не на Хаззалг, не в Дунд или Хутхо, где все одно и то же: сопроводили баржи, посторожили разгрузку товара, провели загрузку рабов и назад. Особенно нудно в Хутхо. Народ там размножается, словно кролики и радиация ему не помеха. А может, даже, наоборот, в помощь? У хутхойских правителей, видно, с юмором все в порядке, вот они и превратили проблему лишнего населения в доход. За малейшее нарушение судьи у них приговаривают виновного к "исправительной ссылке на побережье". Хутхойцы - люди послушные, смирные и трудолюбивые. Подгоняет их конвой колонну "ссыльных" к побережью, а там уж баржи островитян ждут. "Ссыльные" собственными руками разгружают товар, который назначен в уплату за их же головы, а потом грузчиков попросту не выпускают из трюмов барж. И назад к Островам. Тоска...

Другое дело - рейды на северо-восток, к бывшей Стране Отцов, к Улумберу, Драге, Хонти. Там скучать не приходилось, особенно в Пандее. Оттуда рабов возят куда меньше, добычи - тоже, зато есть где развернуться и душу отвести. Туда не ходят караванами и не берут много барж, субмарины в режиме полного радиомолчания сосредотачиваются у побережья и начинают операцию.

Было, к примеру, в Черном месяце такое дело. "Волкодав" вынырнул и высадил десант там, где по сведениям разведчиков пандейцы намеревались построить мощный узел обороны. Что они там собирались строить - вообще-то вопрос открытый. Бетономешалки, вроде, были, доски штабелями лежали вперемешку с кучами гальки, экскаваторы всякие стояли, вагончики строительные. Все это пустили дымом, метнули по железнодорожной станции ракеты с лодки. Пандейская пехота, очухавшись, пошла в контратаку. Дерутся они неумело, но смертно, пощады не ждут и сами не дают. Винтовки хватают наперевес, не стреляя, прут в штыковую атаку. У офицеров кривые ятаганы в руках. Молча бегут, полусогнувшись, не обращая внимания на то, что пулеметы их укладывают, словно косы траву. А уж если доберутся до рукопашной... Нет, лучше такого не допускать. Но самое дерьмовое, если до позиций успевают добежать их дервиши. На каждом из них - по два пуда взрывчатки, перемешанной с мелкими шурупами, а у пояса - противотанковая граната. Добежит, рванет кольцо, от себя только клуб дыма оставит, а вместе с ним поминай как звали десятка полтора братьев десантников. Ну, да морпехи тоже не медузьи дети, соображают, что к чему. В том бою бриг-лейтенант приказал всем пулеметчикам окопаться на флангах и выждать, пока пандейцы не окажутся между ними. Открыли кинжальный огонь, положили всех. Нашли среди трупов дервишей, разминировали, стянули у них с груди шкуру с их религиозными татуировками. Переплести альбом десантника в такую выделанную кожу - лучше не придумаешь.

Потом занялись пленными. Вот тут обычно самое интересное и начинается. Пиявец в тот раз Доктору Скальпелю помогал (это они так меж собой корабельного врача кличут). У того пунктик - испытывать действие каких-то там веществ в боевых условиях. Причем всегда выходит на поле боя в безукоризненно-белом халате и такой же снежной шапочке. Открыл он чемоданчик с надписью "Волкодав", достал какие-то ампулки, что-то рассчитал и прикинул, втянул в шприцы разноцветные жидкости, похмыкал задумчиво... Пиявец подводил пленных строителей, а Доктор Скальпель аккуратно вкалывал им в вену у локтя свои зелья. Было очень интересно смотреть, как строители, вскоре начинали бессмысленно улыбаться, потом посмеиваться. Смех переходил в безудержный хохот, сменялся истерическим ржанием. И вот уже пандеец катается по земле, бьется в судорогах и гогочет, гогочет. Заканчивается все кровотечением изо рта и агонией. Коротышка Шакал все это фотографировал, а Скальпель сердился и требовал, чтобы промежутки между снимками были строго в одну минуту. Иначе, мол, чистота эксперимента будет нарушена.

Помнится, тогда еще Болт проиграл пари Хрюку, не поверив, что тот сможет голыми руками раздавить подряд пять черепов у пленных пандейцев.

Это была настоящая жизнь, которая вспоминалась с удовольствием. А сейчас Пиявцу было тошно. Он соглашался с тем, что субмарине "Волкодав" приходится заходить в Хайцайскую базу после каждого рейда, а команде и "змеям" - проводить время на берегу. Он мирился, конечно, с порядками Белого Пояса, подчинялся дисциплине, за нарушение которой можно было угодить на Казхук. Он признавал, что кровать в четырехместной комнате казармы удобнее жесткой полки в тесном отсеке субмарины. Он никак не возражал против увольнительных, когда с приятностью тратится честно заслуженное жалование. Но все же настоящим своим местом в мире считал не тот берег, на который вразвалку выходит после похода, а тот, на который приходится выпрыгивать с карабином наперевес.

И уж совсем не вспоминал матрос по прозвищу Пиявец свои доармейские годы. Детство всплывало в памяти, только когда становилось совсем муторно, вот как сейчас.

Пиявец попробовал зажевать водорослевым салатом гадкий вкус похмелья. Тьфу, словно медную дверную ручку казармы весь день сосал...

Трое их в семье: он, старший брат и младшая сестра. Отец и мать работали на бумажной фабрике в городе Буг (Южный округ острова Цагудак, желтый Пояс). Батька помер, когда ему было двенадцать. Пиявец сейчас даже не припомнит, как тот выглядел. Большие руки, невысокий, седой. Глаза вроде темными были... Или нет? Семейных фотографий Пиявец, как и другие "змеи" сроду не держал. Чего на них пялиться попусту? Мать подняла всех троих, работая за себя и за мужа. Старший брат после окончания гимназии получил желтый паспорт, пошел учеником на ту же фабрику. Друзья отца помогли освоить профессию. Мать, помнится, заплакала, когда он отдал ей первую зарплату, поцеловала и сказала: "Спасибо, сынок!" Сейчас старший женат, ребенок у него, девочка, кажется... Год племяннице... Или полтора все-таки? А, неважно ... Технологом братан стал, зарабатывает неплохо, уважают его. Мать живет с ним, так что вроде все благополучно. Сеструха с черным паспортом уехала куда-то там поступать и, должно быть, сейчас учится в институте. Может, уже и замужем.

А он стал Пиявцем еще в пятом классе в компании таких же, как сам. Тогда стало совершенно очевидно, что белые квадратики в его личном деле заполнят все оставшиеся ячейки на листах определения биосоциальной принадлежности. Мать, правда, надеялась, что он будет хорошо учиться и поступит в офицерское училище Белого Пояса. Но Пиявец наотрез отказывался сдавать гимназические экзамены и, с трудом набрав 26 баллов из 135 возможных, попросил направить его рядовым в полк морской пехоты.

Когда отряд стриженой наголо молодежи привели в казарму и построили, улыбающийся боцман раздал каждому по порции мороженого: "Ешьте, сынки!" Обалдевшие новички проглотили пломбир и глаза боцмана мгновенно изменились, зрачки превратились в пулеметные дула в прищуренных амбразурах. Широкая открытая улыбка исчезла, он уперся в бока пудовыми кулачищами, обвел пристальным взглядом строй и негромко, внятно сказал:

-Это было последнее угощение в вашей соплячьей жизни, с которой вы сейчас простились. А теперь, отребье, добро пожаловать в преисподнюю! И я в ней - демон. Запомните, с первого раза, потому что дважды не повторяю: в моем учебном экипаже нарушителей не бывает. Просто-напросто никто не успевает нарушить Устав или мой приказ. Никто из моего учебного экипажа ни разу не попадал на Казхук. Кладбище ближе, подонки!

Пиявец оказался способным учеником, хотя физически слабоватым. Боцман щедро награждал его затрещинами во время кроссов, пинками при подтягивании на турнике, нарядами на работы за неуспеваемость на уроках политподготовки, зато не сделал ни одного замечания на стрельбах или отработке приемов рукопашного боя на рабах. А однажды Пиявец даже заслужил одобрение.

Однажды, прохаживаясь вдоль строя, боцман говорил:

-Я знаю, что вы меня ненавидите. И это правильно. Вы мечтаете меня прикончить. Вот ты, например, мечтаешь?

И он ткнул кулаком в живот Пиявца. Тот мгновенно напряг мышцы, выдержал тычок и громко, по-уставному, выкрикнул:

-Нет, брат боцман!

-Врешь, матрос! Ты не можешь не мечтать об этом! Хочешь меня прикончить?

-Нет, брат боцман!

-Тогда объясни, отчего!

-Нельзя. Если я прикончу вас, брат боцман, вы не обучите меня всему, что знаете. Я не стану боцманом, как вы.

-Ах, вот чего ты желаешь, матрос? Зачем?