Елена Арсеньева - «Тело твое, косы твои…» (Ксения Годунова, Россия)

• Название: «Тело твое, косы твои…» (Ксения Годунова, Россия)
• Автор: Елена Арсеньева
• Жанр: Исторические любовные романы

«Возлюбленных все убивают», — сказал однажды Оскар Уайльд и этими словами печально и гениально сформулировал некое явление, которое существовало столетия до него и будет, увы, существовать столетия после. Будет существовать всегда, доколе есть на свете любящие и любимые, потому что не всегда любовь обоюдна и не всегда приносит она только счастье. Человек — существо несовершенное. И, к сожалению, не слишком-то доброе. Если он обижен тем, что его недооценивает любимая или любимый, если на его чувства не отвечают, он склонен озлобляться, а порою и мстить.

Месть за поруганную любовь — преступление ли это? Разве не следует наказать того, кто предал тебя, кто изменил?.. Во все времена каждому покинутому человеку кажется, что его страдания самые тяжелые, а обидчик — невиданный доселе злодей. Имена жестоко отомстивших за свою любовь, а также пострадавших за нее у всех на слуху: прекрасная Маргарита Наваррская; тайные супруги Абеляр и Элоиза; не вынесшая позора жена князя Андрея Боголюбского — Улита; безответно влюбленная в русского мужа, и отомстившая ему за это, царица Тамара… Да, возмездие вершилось. Но всегда ли мститель получал истинное удовлетворение?

---

Однако двое мужчин, которые появились в предбаннике вслед за развеселыми девками, меньше всего походили на покойников. Их статные тела были распарены до красноты, лица сияли здоровым румянцем, а зубы сверкали в улыбках.

Ксения какое-то мгновение оцепенело смотрела на полуголых мужчин. Чресла, правда, были прикрыты исподниками, однако натянули их мужчины на мокрые тела, поэтому они почти не скрывали ни мускулистых ног, ни обтянутого тканью, возбужденного естества.

— Что загляделась, Ксения Борисовна? — спросил один из мужчин, ростом повыше, черноглазый и черноволосый. Торс его густо порос черной шерстью. — По нраву я тебе пришелся?

Ксения его узнала. Не раз видела во дворце молодого воеводу Петра Федоровича Басманова, возвышенного ее отцом (род Басмановых, прежде бывший в несравненной милости у царя Ивана Грозного, потом впал в долгую опалу). Да, помнится, покойный брат Федор обещал ее в жены этому человеку, надеясь, что тот спасет его шаткий трон, его царство от самозванца. Ни мать, ни брат не спрашивали согласия Ксении на брак с Басмановым — да какое им всем было дело до ее согласия!

Второй был Мишка Молчанов, виденный мельком при отцовом дворе. Теперь они оба, что Басманов, что Молчанов, — первые сподвижники самозванца.

Что с ней сделают эти двое, как натешатся? Обратят в игрушку своих прихотей? Или, не получив чаемого удовольствия, просто-напросто перережут ей горло?

Тошнота накатила, вновь начала обморочно кружиться голова.

— Эй, девки! Евины дочки! — воскликнул вдруг Басманов. — Что стали? Разве не видите — новая подружка ваша закручинилась, запечалилась? А ну, нарядите Ксюшеньку, как следует в бане быть наряженной, да поднесите ей для возвеселения души чарочку-другую!

Девки, притихшие было в уголочке, со всех ног кинулись к гостье, и не успела та и глазом моргнуть, как сарафан, рубаха и исподняя сорочка слетели с нее, и оказалась она раздета донага. От изумления, от неожиданности, от потрясения и испуга Ксения даже сопротивляться не могла: только вяло отмахивалась, бормоча коснеющим языком:

— Оставьте! Христа ради, оставьте! Да пустите же меня!

Наконец-то девки отступились от нее, явно довольные делом своих рук. Басманов и его сотоварищ по блуду смотрели вприщур, тяжело дыша. Потом Молчанов сделал шаг вперед.

— Не-ет, Мишка, — протянул Басманов, хватая его за руку, — моя она будет! А сунешься вперед меня, хрип перегрызу.

— Ой, не шибко заносись, Петр Федорович, — не то насмешливо, не то чуточку обиженно ответил Молчанов. — И на хрип мой зубов не востри. Сдается мне, что нам с тобой лишь о втором да третьем череде спорить придется! — И он кивнул на дверь, отделявшую помещение мыльни от предбанника.

В ту минуту дверь из мыльни резко распахнулась, и на пороге в клубах горячего пара показалась фигура невысокого мужчины, одетого, вернее, раздетого так же, как и Басманов с Мишкою. Он поддерживал под руку пышнотелую девушку с мокрыми, полурасплетенными косами. Девушка была то ли усталой до полусмерти, то ли пьяной. Ноги ее подкашивались, глаза блуждали. Незнакомец заботливо довел ее до лавки, на которую она плюхнулась, словно ком сырого теста. Прислонилась к стене, завела глаза…

Ксения вдруг заметила, что на груди ее, на плечах и животе краснеют какие-то пятна. Да что ж такое? Мерещится ей или и впрямь отчетливо виднеются следы зубов?!

Перевела исполненный ужаса взгляд на незнакомого мужчину: да ведь именно он грыз-кусал измученную деваху, словно кровь из нее пил, жизнь высасывал! Не вурдалак ли стоит перед Ксенией?!

— Дмитрий Иванович, батюшка, — сказал в то мгновение Басманов с долей укоризны. — За что ж ты этак-то уходил бедную девушку? Чем она провинилась пред тобой?

— Да ну, холодная была, как студень, — с досадой ответил незнакомец Басманову, внимательно глядя на Ксению. — Уж я ее грел, грел… Ничего, разошлась, да больно крику много было поначалу. Словно я ее не невинности, а самой жизни лишал. Скучно, не водите мне таких больше. Мне по нраву горячие да смелые.

«Да ведь он в мыльне с девкой спознался блудным делом! — вдруг сообразила Ксения. — Изнасильничал так, что бедняжка на ногах не стоит. И не стыдится злодеяния, а кичится им, словно какой доблестью!»

— Горячие да смелые? — переспросил Мишка. — А вот не пожелаешь ли отведать новенькую? — предложил вкрадчиво. — Только поспеши, государь, на нее уж Петр Федорович зело губу раскатал.

Басманов украдкой показал приятелю кулак, Мишка довольно захохотал, но Ксении уже было не до них. Во все глаза, забыв о смущении, забыв о своем страхе и ужасной судьбе изнасилованной девушки, смотрела она на полунагого человека, которого охальник Мишка назвал государем, а Басманов — Дмитрием Ивановичем.

Самозванец! Губитель отца! Губитель всей семьи Годуновых!

Ксения думала, он страшен, аки зверь рыкающий, но Дмитрий отчего-то не похож на зверя. Невысок, но широк в плечах, а грудь его лишь слегка покрыта волосом. Отчего-то облик его не пугает Ксению, хотя красавцем незнакомца не назовешь. Хороши в его лице только темно-голубые глаза и очень белые зубы, которые порою просверкивают в стремительной, внезапно вспыхивающей и тотчас угасающей улыбке.

Ксения вдруг обнаружила, что губы ее дрогнули в ответной улыбке, ужаснулась этому и торопливо прикрыла рот ладонью. Слабо отмахнулась от неотступного, немигающего взгляда темно-голубых глаз. Почему он смотрит так ласково? Он же должен ее ненавидеть за грехи отца! И она ненавидит его, убийцу и насильника!

Ненавидит?

У нее вдруг мурашки пробежали по телу от его пристального взгляда. С ужасом ощутила, что соски встопорщились, и хоть Ксения пыталась прикрыть груди ковшиками ладоней, все успели заметить ее волнение.

— Кыш, девки! — негромко прикрикнул Мишка Молчанов и чуть всплеснул ладонями, словно и впрямь гонял кур. — Кыш, кому говорю!

Девки быстренько убрались из предбанника. Следом вышли Басманов и Мишка, отвесив поклоны тому, кого они называли государем.

Ксения спохватилась. Коли все уходят — наверное, и ей тоже можно уйти отсюда? Сделала было шаг к двери, другой…

— Погоди, — сказал он тихо. — Останься, останься со мной, прошу тебя.

Ксения глянула в его глаза; слабо шевеля губами, медленно опустилась на лавку — ноги не держали, сердце останавливалось.

Он подошел, протянул руку, скользнул пальцами по плечу, по груди.

— Косы твои, — пробормотал словно во сне. — Тело твое…

Ксения обмерла от звука его голоса. Наброситься на него, выцарапать глаза, изодрать ногтями щеки? Может, убьет, но пощадит девичью честь?

И вдруг, сама не сознавая, что делает, Ксения наклонилась к его ласкающей руке и поцеловала ее.

* * *

Ксению Годунову в Москве любили — не в пример ее отцу, государю! Любили за красоту, которой всегда молва наделяет девиц из царского дома. Но тут молва была ни при чем, ибо всем было известно, что Ксения и впрямь первая красавица на Москве, а может, и по всей Руси. Косы трубчаты, брови союзны, очи темны, щеки румяны, а лик и тело молочно-белы, словно вылиты из сливок.

Впрочем, не зря народная мудрость гласит: не родись красивой, а родись счастливой! По всему видно, судьба на сей дар для царевой дочки не больно расщедрилась, ибо засиделась красавица в невестах, а первая попытка отца-государя добыть для нее жениха закончилась неудачей, даром что портрет Ксении, весьма искусно сделанный придворным ювелиром Яковом Ганом и отвезенный послом Постником Дмитриевым в иноземные государства, привел в восторг всех, кто только видел лицо русской царевны.

Дело было не в ней. Дело было в ее отце-выскочке, с которым никто не хотел родниться!

В конце концов царь Бориска (именно так, презрительно, звали его на Руси) решил пригреть под своим крылышком шведского королевича, незаконного сына короля Эрика. По мнению Годунова, из этого робкого жениха при поддержке России в будущем можно будет сделать настоящего короля!

Королевич Густав прибыл в Москву тише воды, ниже травы, но от царских непомерных милостей раздулся, словно водяной пузырь. А нравом он оказался сущий позорник, нечестивец, охальник, каких свет не видывал.

Мыслимое ли дело? Привез с собой из Данцига в Россию полюбовницу! Мужнюю жену какого-то там Христофора Катера, с которой сошелся, покуда квартировал в его гостинице. Прижил с ней двоих детей и их тоже в Россию притащил. И поселился с ними в роскошном дворце, который нарочно для него выстроил царь Борис. Катал всех их в карете, запряженной четверней (тоже государев подарок!), а жили они на доходы с Калуги и трех других городов, выделенных Густаву «в кормление» щедрым русским государем. Долго терпел царь, пока наконец не потерял терпения и не сослал Густава в городок Кашин. Так лопнул пузырь по имени шведский королевич Густав. А царь Борис принялся выискивать дочери другого жениха…