Константин Коничев - Повесть о Воронихине

• Название: Повесть о Воронихине
• Автор: Константин Коничев
• Издательство: Книжное издательство
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1959

Книга посвящена выдающемуся русскому зодчему Андрею Никифоровичу Воронихину.

---

Просматривая утвержденный государем список представленных к награде, Воронихин с сожалением подумал о Суханове:

«Вот чудак, уехал в родную глушь на лето, хоть бы к торжествам вернулся. Человек немало потрудился. Желательно видеть его на освящении… Золотая медаль – мужику не так уж плохо. А вот другому подрядчику Пискунову только кафтан от царя. Приказчикам по пятьсот рублей…»

– Ваше сиятельство, наш мудрый простак Суханов от торжества и награды уехал к себе в Сольвычегодские края в Вологодскую губернию, – поведал Воронихин графу.

– Вот как! Говоришь, каменотесец Суханов в нашу древнюю вотчину уехал?

– Да, ваше сиятельство, он тамошний.

– Вернется, представь его мне. Послушать хочу, как живет наша осиротевшая Сольвычегодская вотчина? Сольвычегодск – этот милый уголок на Вычегде, похожий на сказочный Китежград. Таких городов ни уездных, ни заштатных теперь нет нигде! Обязательно покажи мне Суханова. Впрочем, самолично я ему и награду вручу…

Однако Самсон Суханов поспешил вернуться в столицу. Приехал он за три дня до освящения собора. Пришел сразу же к Воронихину в контору, поздравил его с окончанием работ.

– Очень вовремя приехал. Как съездил, как лето провел в деревне?

– Хорошо, Андрей Никифорович, съездил. И дорогу взад-вперед оправдал полностью.

– То есть, как оправдал?

– Сколько на проезды израсходовал, столько барыша получил от торговли луком! Мне же присвоено звание купца первой гильдии. Вот я и решил хоть раз в жизни поступить соответственно званию. Купил большой крытый карбас, купил в Питере у чухонцев луку сто двадцать пудов за бесценок, а у нас там, на Сухоне и Северной Двине, луку нет и в помине. Где по течению, где зачалившись за барки, да бурлацкой тягой, так и дотянулся я до Красноборска около двух тысяч верст!.. Лук продал, карбас соседям-мужикам подарил. Обратно до Вологды – водой, а от Вологды сюда на ямских доехал. Отдыха так и не видел. Побывал кое-где, посмотрел, как люди живут.

– Ну и как?

– Известно как, из пустого в порожнее, коптят небо. Набрал там не крепостных, а с государевых земель человек четыреста внаем. Недельки через две подойдут, а в Питере дела всем хватит.

– В Сольвычегодске побывал?

– Как же, на Спасов день ездил. И в соборе постоял, и у Введения был. Городишко весь на ладонь поместится, а четырнадцать храмов божьих. Служба, конечно, не во всех. Молиться некому, да и потов не прокормить. Восемь церквей пустует…

– Я говорил о тебе с графом, очень большой интерес у него к старой вотчине. Хочет знать о Сольвычегодске. Расскажешь ему, не утомляя. Стар, хвор… Со мной недавно лёжа разговаривал. Могу порадовать: золотая медаль тебе за труды на красной ленте… Сейчас еще награды не готовы, а в октябре состоится раздача. Или граф Строганов или князь Голицын вручать всем отличившимся будут. Как получишь медаль, закажи живописцу портрет с тебя написать. Да бороду сними. А то под бородою и медаль не приметят.

– Нет, Андрей Никифорович, с бородой не расстанусь. Купцу первой гильдии, подрядчику и мастеру каменных дел без бороды, что сороке без хвоста, ни красоты, ни полета. А когда к его сиятельству?

– Пойдем сразу. Быть может, примет. А не примет, скажет, когда прийти.

Воронихин и Суханов отправились к графу.

Дряхлый, в длинном шелковом стеганном халате, Александр Сергеевич сидел в минералогическом кабинете у себя во дворце, рассматривал образцы минералов в естественном и обработанном виде и перелистывал книгу Ломоносова «Слово о рождении металлов от трясения земли».

На широкой столешнице были разложены куски волынского янтаря, карельских аметистов, тут же лежали уральские малахиты и самородки золота. Темновато-желтые бесформенные куски золотых самородков чем-то были похожи на пожелтевшее лицо графа.

– Ваше сиятельство, я привел к вам Суханова Самсона Ксенофонтовича. Вы его желали видеть?..

– Да, да, хотел… Садись, дорогой, садись… Побывал у Соли-Вычегодской?

– Имел честь, ваше сиятельство, побывал…

Воронихин, чтобы не мешать их разговору, с позволения графа удалился в картинную галерею.

– Так что же ныне в нашем славном древнем Сольвычегодске? Рассказывай… Да, Самсон Ксенофонтович, – спохватившись, сказал граф, – поздравляю с наградой. Есть уже высочайшее утверждение. Надеюсь, Андре тебе говорил об этом?

– Говорил, говорил Андрей Никифорович, спасибо вам, ваше сиятельство… А что касаемо Сольвычегодска, то, скажу вам, городок по-прежнему тихий, прелестный. Вычегда после дождей бушует, по веснам бушует и подмывает мыс, на котором воздвигнут во времена Грозного собор Благовещения. Часть старого кладбища размыло, кости предков ваших родственников и близких людей от наводнений и размывания спасли, склали их в тайники и каменные мешки в подвалы собора.

– Ну и глупо сделали! – возмутился граф. – Зачем было в тайники складывать? Перехоронить на другое место, повыше. А то придет время, лет через сто-двести, люди обнаружат эти кости в подвалах и тайниках, и какой-либо пустомеля скажет: «Строгановы были такие жестокие самодуры, что живьем людей бросали в каменные мешки, вот вам кости жертв доказательство!..» Если не забуду, прикажу очистить от костей тайники соборные, дабы не наводить темную тень на светлую память моих предков!.. Какое имя богатырское Самсон, ветхозаветное, да и в фамилии твоей есть что-то былинное. Простые люди, а как звучно и удачно придумали: «Самсон Суханов»! Продолжай, продолжай, Самсон, я с удовольствием слушаю. Мне как-то Андре и мой Попо хвалили тебя…

– Так что, ваше сиятельство, я на свое имя и фамилию не в обиде и на себя не жалуюсь. Доброе имя добрыми делами должно быть скрашено. Я всю жизнь стараюсь. Благодаря добрым людям и сам человеком стал. Батрак, пастух, бурлак, зверобой, каменотес, а теперь по званью первой гильдии купец и золотая медаль! Что мне еще надо? Ничего. Всем сыт по горло. Работать хочу и больше ничего. В детстве слышал я, ваше сиятельство, моя прабабка, из нашей вотчины Сольвычегодской, говаривала и пела про нашу фамилию, про Сухановых, будто происходим мы от былинного богатыря Сухана Дементьевича. Я помню те слова:

«…Ой, как ломаются дерева копейные,
Щепляются щиты татарские,
Валяются шеломы с башками неверными,
И почали татары острог ставить,
Оболакивать телегами ордынскими,
Ай, говорит тут Сухан Дементьевич:
– Которы татары на Руси не бывали,
Те татары про Сухана не слыхали,
Те его копья не отведали,
Те его меча не испробовали…
Тут кольнул Сухан коня быстрого
Острогами-стременами колючими.
Конь скочил через телеги ордынские
И понес Сухана во чистое поле,
Куды наш Сухан оборотится,
Куды рукой махнет богатырскою, —
Там костры врагов перебитыих…»

– У тебя хорошая, Самсон, память.

– Памятью бог не обидел. Песен да пропеваний знаю столько, что до утра хватило бы. Так вот, ваше сиятельство, если прабабке верить, то род нашей фамилии от того Сухана, не моложе вашего баронского, Строгановского. Про вашу фамилию у нас в деревнях такой слух и теперь, будто Строгановы из татар богатых, русскому царю большую службу сослужили, да и не раз. Сибирь отвоевали. Далеко продвинулись… Простите, ваше сиятельство, заговорился я… только еще скажу, тоже разговор из наших мест – будто пока Строгановы не вышли из магометан и не приняли веру православную, до тех пор у ваших предков вместо души был пар.

– Пар, говоришь? Пар? Хм… Смешно, наивно, а похоже на правду, – с грустью в голосе проговорил граф. – Кажется, Самсон, скоро из меня «пар» выйдет… Доживаю. Не знаю, хватит ли сил выстоять во время освящения собора. Ну что же еще о Сольвычегодске? Как там монастырь, солеварни, чем теперь люди живы? Рассказывай…

– Солеварни, ваше сиятельство, – продолжал Суханов свой рассказ о Сольвычегодске, – солеварни дымят, соль варится, в барки грузится, но нет того размаха, что допреж, так говорят старики. Был я и у Введения в монастыре, не столь молился, сколь на иконопись дивился. Батюшки! Какая красота! Иконы прежних, строгановских мастеров, все как новенькие Краски чистые, ясные, работа кисти тончайшая, Христос и дева Мария, и все святые не исхудалые, не чахлые, а живые, полненькие и такие веселенькие, хоть молись на них, хоть на свадьбу в гости приглашай, любо глядеть… И представьте себе, ваше сиятельство, раньше я не разумел этого, а ведь и в нашем Казанском соборе, по заказу Андрея Никифоровича, иконы так же писаны, взять тех же евангелистов, живописца Боровиковского или его же Благовещение! Или его прелестную красавицу великомученицу Екатерину, ногами попирающую булатный меч. Да и у Кипренского богородица с предвечным младенцем на приезжую итальянскую балерину лицом смахивает. А угрюмовский архистратиг Михаил? Прямо какой-то Еруслан Лазаревич в молодости. Не осуждаю, ваше сиятельство, может так и надобно А икоиа «Обрезание» художника Волкова, ваше сиятельство, совсем непристойная вещь, едва ли кто на такую молиться станет. Опять же скажу, «Брак в Кане Галилейской» нельзя тоже за икону принять. Никак нельзя. Христос и пьяная компания – на что ж похоже, смех и грех! Будь бы жив Протопоп Аввакум, он бы на дыбы встал и всех православных призвал выбросить все это святейшество, как святотатство. Что у Введения в Сольвычегодске, что здесь, у Казанской богоматери, все лики и телеса так изображены, что всякий скажет: «Не изнуряли себя ни постом, ни молитвой – святые отцы…»