Филенко Иванович - Очень странные миры(фрагмент)

• Название: Очень странные миры(фрагмент)
• Автор: Филенко Иванович
• Жанр: Фэнтези

---

– Роман прихватил с собой лыжи, - пояснил он.

– Он спятил, - убежденно сказал Мадон. - Я давно это за ним замечал. У кого-нибудь на этой калоше есть бинокль?

– У меня есть, - ответил Кратов, вытягивая из-под меховой куртки прибор.

– А, спасибо, - невнятно проговорил Мадон и вперился в далекую синюю кляксу на белом снегу. Белоцветов лукаво покосился на Кратова и опустил руки на пульт. Платформа слегка покачнулась и, сильно задрав корму, двинулась вниз по склону. Мадон с недовольным вскриком завалился вперед и повис на страховочных лапах, но бинокля, к счастью, не выпустил.

– Свинарник! - с чувством произнес Татор. - Бардак! Можно управлять чем угодно, но как можно управлять бардаком?! На этой планете кто-нибудь прислушивается к моим приказам?

– Угу, - отозвался Кратов. - Я прислушиваюсь. Мне это даже нравится. Но я всего лишь пассажир.

– Спасибо, - сказал Татор. - А остальных я, в конце концов, могу просто расстрелять… - Белоцветов хихикнул, но платформу не остановил. - Или лишить доли вознаграждения по контракту. Платформа резко затормозила и зависла над склоном, сохраняя крутой дифферент на нос. Потом неспешно и, как показалось Кратову, без участия водителя, выровнялась.

– А я вовсе и ни при чем, - быстро сказал Мадон.

– Да будет вам, мастер, - сказал Белоцветов с некоторой обидой. - Сразу уж и лишить… Сами же говорили: полная биологическая нейтральность!

– Порядок на то и порядок… - начал было Татор.

– Смотрите, что творит! - закричал Белоцветов, и все обернулись. Черепаха накренилась, пробороздила бортом нетронутую снежную гладь холма и не без усилия избежала опрокидывания. Никто не обратил на это внимания. Крохотная фигурка в пронзительно-желтом скафандре стремительно летела по направлению к кораблю, выписывая петли и закладывая умопомрачительные виражи. Позади нее в воздухе висел, долго не опадая, сверкающий снежный шлейф.

– Я тоже так хочу, - объявил Белоцветов. - Только не умею.

– И бьюсь об заклад, ничего ему за это не будет, - завистливо добавил Мадон. Мурашов был уже внизу. Завершив свой головокружительный спуск пижонским разворотом, он теперь копошился возле корабля. Кратов отнял бинокль у Мадона - тот недовольно зашипел, но смолчал. Мурашов без большой спешки катил вдоль серого, в глубоких складках, как у пожилого кита, борта "гиппогрифа", временами озираясь.

– Что уж теперь-то… - проговорил Белоцветов, и платформа прянула с места.

– Конюшня! - провозгласил Татор. - Клоака! Черт вас всех дери, я тоже спускаюсь. Сундстрем!

– Слушаю, Первый.

– Все зонды - к месту встречи. И смотреть в оба!

– Сделано, Первый.

– Роман, - позвал Кратов. - Что там у вас происходит?

– Странное ощущение, - откликнулся Мурашов. - Как если бы… не знаю, как и выразить…

– Вы уж постарайтесь, док, - едко посоветовал Мадон.

– Такое ощущение, что меня разглядывают.

– И оно тебя не обманывает, - сказал Белоцветов. - Уж поверь, мы с тебя глаз не сводим!

– Не так, - сказал Мурашов. - Как будто меня разглядывают… э-э… без удовольствия.

– А кто же вы, девушка, чтобы вас разглядывать с удовольствием?! - фыркнул Мадон.

– Прекратить вольнотреп! - негромко, но жестко потребовал Татор. ("Где он подцепил это любимое словечко покойного Пазура? - удивился про себя Кратов. - Или в командирском цехе гуляет свой собственный словарик крепких выражений?") - Сундстрем?

– Первый, да все спокойно же! - с некоторым волнением сказал тот.

– Ладно, - проворчал Татор недоверчиво. - Спокойно так спокойно… Роман, прекрати метаться. Стой на месте и жди нас.

– Сделано, мастер, - сказал Мурашов.

– Что-то мне здесь не нравится, - проговорил Мадон. - И зря мы не захватили с собой оружие.

– Отчего ты так в этом уверен? - удивился Белоцветов.

– Константин, вы ничего от нас не утаили? - спросил Мадон. - Я имею в виду характер груза?

– Голубой контейнер массой пять тонн, - прикрыв глаза, напомнил Кратов. - Полностью герметичный и представляющий собой сложную высокотехнологичную аппаратуру… медицинского назначения. Я отвечаю за свои слова. Груз абсолютно безопасный практически во всех смыслах. Если, конечно, не уронить его на себя. Или не привести в действие.

– А что будет, если его привести в действие? - не успокаивался Мадон. Кратов не ответил.

– Или он придет в действие самопроизвольно? "И действительно, - вдруг поразила Кратова неприятная мысль. - Я ведь и не помню, как уходил оттуда. И чем этот голубой контейнер… "походный салон-вагон Его Императорского величества", как назвал его Стас Ертаулов… был в тот момент занят. Возможно, я только думал, что он прекратил свою работу. А на самом деле он работал вовсю и лишь притворялся безжизненным. И работал все эти двадцать лет. И никто, кроме его создателей, не ответит мне сейчас на вопрос об источниках его энергии, о продолжительности их срока службы. А Пазур мне тогда не сказал, как его остановить. И я даже не знаю, как он должен выглядеть в отключенном состоянии…"

– Роман, - сказал он. - Если вам что-то не понравится в своих ощущениях слишком сильно, немедленно уносите ноги. Безо всякого геройства!

– Ох, что-то здесь не так, - простонал Мадон.

– Заткнись! - вдруг рявкнул Белоцветов. - Что ты заладил?! Если уж тебе вовсе невмоготу, так я могу высадить тебя здесь. До "Тави" недалеко, дотрюхаешь пешком.

– Я не боюсь, - непривычно сконфуженным тоном сказал Мадон. - Просто ненавижу неопределенность. Если есть какая-то опасность, пускай мне об этом сообщат заранее, и я буду готов. А не баюкают всякими побрехушками насчет биологической нейтральности…

– Там не должно быть никаких опасностей, - сказал Кратов сквозь зубы. - Никаких!

– Успокойтесь все, - промолвил Мурашов. - Наверняка мне все это кажется. Обычный голос пустоты… Сознание человека устроено таким образом, что не терпит чересчур больших пустот. И стремится заполнить их собственными призраками. А где взять еще большую пустоту, чем целая и совершенно пустая планета?

– С разбросанными в произвольном порядке металлическими объектами, - ввернул Мадон.

– Это бывает, - с энтузиазмом подхватил Белоцветов. - Однажды я куковал в одиночестве на орбитальной базе…

– И кто же это мог доверить такому раздолбаю целую орбитальную базу? - произнес в пространство Мадон.

– Так уж вышло. База подлежала консервации, и образовался шестичасовой лаг между отлетом последней смены ремонтников и прибытием ликвидационной комиссии… И чего я там только не наслушался! И дети плакали, и женщины визжали, и кто-то занимался любовью за стенкой… стенка была полуметровая, бронированная, с поглощающим заполнителем, но я слышал все вздохи и охи, и, по-моему, их там было трое… а под конец в коридоре кто-то сплясал качучу, а еще кто-то с большим чувством и совершенно без слуха спел "Miserere" в интерпретации Озмы.

– Да ты сам же и спел, - недоверчиво сказал Мадон.

– Ты же знаешь, что я, будучи в состоянии полной душевной гармонии, обыкновенно пою "Летят утки", - возразил Белоцветов незлобиво. Платформа одолела наконец показавшийся бесконечным спуск, пересекла оставленную Мурашовым лыжню и бодро вкатила на ровную площадку под брюхом корабля между раскинутых посадочных опор.

– Интересно, кто об этом позаботился? - спросил Мадон. - Я имею в виду опоры. На мертвом-то корабле…

– Какой-нибудь посмертный рефлекс автоматики, - предположил Белоцветов. - Скажите, босс, у вас там были когитры?

– Разумеется, были, - проворчал Кратов. - Не воображайте о себе бог весть что… И нужно вам знать, Сэнди, что у "гиппогрифов", предназначенных для посадок лишь на безатмосферных небесных телах, опоры вообще не убирались. Видите, как они оплавлены? Мадон присмотрелся.

– А нельзя ли нам отъехать подальше? - спросил он самым невинным тоном. К ним приблизился Мурашов, с парой коротких лыж и изогнутыми для скоростного спуска палками под мышкой. На бровях его застыл иней.

– Воля ваша, - сказал он, - "голос пустоты", и все такое… но я что-то слышу.

– Это ты мои мысли принимаешь, - уверил его Белоцветов. - Мою черную зависть. Я тоже хотел бы вот так, на лыжах, и чтоб не кубарем последние полкилометра… Все звездоходы могли ощущать эмо-фон собеседника. Сам Кратов исключением не являлся. Но Мурашов был прирожденный телепат, к тому же - прошедший специальную медицинскую подготовку, и его возможности никак нельзя было сравнивать с заурядными. И хотя он уверял, что никогда не пользуется своим даром в обычной обстановке, в его присутствии хотелось думать лишь о пустяках либо забить себе голову какой-нибудь липучей мелодийкой. Или хотя бы классической фоновой мыслью о белой обезьяне.

– Идите к черту, - сразу же сказал Мурашов, ни к кому персонально не обращаясь. - Мне эта белая обезьяна уже вот где стоит. Я честно пытаюсь разобраться в своих ощущениях, а тут вы с вашими приматами. И добро бы еще какой-нибудь умненький орангутан цвета сливочного мороженого, а то поганая бежевая мартышка с розовым задом… Кратов поспешно отвел глаза. Белоцветов смущенно хмыкнул и зарделся. Мадон же сказал с самым желчным выражением лица: