Роберт Грейвз - Царь Иисус

• Название: Царь Иисус
• Автор: Роберт Грейвз
• Издательство: ТЕРРА - Книжный клуб
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2001
• ISBN: 5-273-00255-6

Роберт Грейвз (1896–1985) — один из самых значительных поэтов и прозаиков Англии XX в. Написанная им серия исторических романов, из которых наиболее известные «Я — Клавдий», «Клавдий божественный», «Князь Велисарий», «Золотое руно», «Дочь Гомера» и, конечно же, «Царь Иисус», поставили его в один ряд с величайшими романистами XX в.

Роман «Царь Иисус» (1946) рассказывает о переломной эпохе в истории человечества. Иисус предстает в романе не как икона, а как живой человек, который, страдая за людей, не в силах всех и сразу сделать счастливыми. А вокруг Иисуса кипит жизнь с политическими, дворцовыми, храмовыми интригами.

Разработка оформления серии художника Д. ШИМИЛИСА

Художник Ф. КАРБЫШЕВ

---

Кенит пел о Солнце и о священном годе из трех египетских времен, в каждом из которых тысяча двадцать дней. Летом он сгорает от разрушительной страсти, а зимой, ослабевший, подходит к пяти лишним дням, одолевает их и опять начинает свой путь по кругу, вновь становясь ребенком, своим собственным сыном Иерахмиилом. И Иерахмиил, и Нимрод — имена Кози, рыжеволосого Бога-Солнца едомитян. Владыка израильтян, гладколицый Бог Луны, присвоил себе его славу. Об этом сказано в мифе об Иакове'и Исаве и запечатлено в календаре евреев, который был солнечным, и стал лунным.

Спросил Иоаким:

— Скажи, дитя Анны будет мальчиком или девочкой?

Кенит, еще возбужденный духом своей лиры, ответил:

— Кто тебе скажет, кого сотворили раньше: Солнце или Луну? Но если будет Солнце, назови его именем Солнца — Иерахмиилом, а если Луна, именем Луны — Мариам.

— Вы зовете Луну Мариам?

— Наши поэты называют ее по-разному. И Лилит, и Евой, и Астартой, и. Раав, и Фамарью, и Рахилью, и Анатой, но когда по вечерам она поднимается из соленого моря, упоенная любовью, ее зовут Мариам.

Иоакима взяло сомнение.

— Лира, которую ты держишь в руках, сделана из ветвистых рогов антилопы, а из чего сделаны струны и колышки? Можно ли тебе верить?

— Моя лира из рога антилопы, и сделана она хромым мастером. Струны натянуты на трехгранные зубы горного барсука, а сами они — из кишок дикой кошки. И того, и другую вы считаете нечистыми тварями, но эта лира была сделана для Мариам еще до того, как появились законы Левитовы. Чистой она была тогда, чистая она и теперь в руках детей Раав.

Не стал больше расспрашивать его Иоаким, но, когда юноша отложил лиру, воскликнул:

— Будь свидетелем, поэт! Если Господь благословит чрево моей жены, ибо я потомок Давидов, а ее зовут Анной, и родит она ребенка, то я по доброй воле отдам вам тот самый колодец, который Кенах видел во сне, и столько же овец, сколько лет я и моя жена прожили на свете, всего девяносто. Ребенка же я посвящу Господу, и пусть он растет в Храме, будь то Иерахмиил или Мариам. Запомни мою клятву.

Тут все закричали, выражая удивление и радость, и Кенах подарил юноше драгоценный колчан.

— Своим сладостным пением ты подарил нам великую радость, — сказал он.

Потом сам Кенах взял в руки лиру и запел печальную песню о Тувалкаине.

— Мы дети Фовела, увы нам, детям Фовела-Тувал-каина! Был он и резчик, и плотник, был он золотых дел мастер и гранильщик, и серебряных дел мастер и жестянщик. Он создал календарь и законы. Увы нам, могучий Тувалкаин, немного детей твоих живет на земле! Тяжело пришлось нам, когда рыжеволосый Бог-Солнце ушел за горы и нежноликий Бог Луны встал на его путь. Но все же чтим мы матерь Раав алым цветом и пурпуровым и белым. Не все еще кончено. Еще не обречены мы. Разве Халев — не сын Тувалкаина? Он стерег овец дяди своего Иавала в обличье пса и отыскал багрянку для дяди своего Иувала. Халев был лучше Тувалкаина. Он правил нами, потом уходил, потом опять правил и еще будет править. Когда настанет час и дева Луны зачнет дитя, и Солнце вновь народится в Халеве, и Иерахмиил облачится в пурпуровые одежды из Восора, и храбрые мужчины Едома закричат от радости, тогда мы вновь станем великим народом.

Страстное пение Кенаха по смыслу противоречило Писанию, и Иоаким благочестиво закрыл уши, но кивал головой из уважения к хозяину. С кенитами он отправился дальше на север, а когда подошли к концу сорок дней, дружески распрощался с ними и поехал, подстегиваемый надеждой, в Иерусалим.

Глава третья РОЖДЕНИЕ МАРИИ

Тем временем слуги вернулись в Кохбу, не принеся Анне никакой весточки от Иоакима.

— Наш хозяин, — сказали они, — велел всем, кроме конюха, идти домой, а сам он вроде отправился путешествовать.

Когда же она стала расспрашивать настойчивее, то узнала о слухах, облетевших Иерусалим, о том, как опозорили Иоакима, пока он ждал казначея. Анна огорчилась и приказала своей служаночке Юдифи:

— Пойди принеси мне траурные одежды.

— Ой, госпожа, кто-нибудь умер?

— Нет, я оплачу моего неродившегося ребенка. Это из-за него мой муж оставил меня, не сказав мне ни слова. Наверно, он пошел искать себе наложницу или жену.

Юдифь стала успокаивать ее:

— Твой муж стар, а ты еще молодая и красивая. Если он вдруг заболеет и умрет, его младший брат, чтя его память, возьмет тебя в жены и будет растить твоих детей. Брат твоего мужа младше его на двадцать лет, и он здоров, у него семеро детей.

— Господь запрещает мне, — ответила ей Анна, — думать о смерти моего справедливого и благочестивого мужа, который ни разу ничем не попрекнул меня.

Коротко обрезав на голове волосы, она проплакала четыре субботы.

А потом наступило утро, к ней пришла Юдифь.

— Госпожа, слышишь, как смеются на улице? Музыка играет! Ты, небось, и думать забыла про праздник кущей? Снимай траурные одежды. Поедем вместе со всеми в Иерусалим. Проведем у твоей сестры праздник любви.

— Уйди. У меня горе, — сердито отмахнулась от нее Анна.

Но Юдифь не ушла.

— Госпожа! — воскликнула она. — К твоей сестре приедут родичи отовсюду, и, если тебя не будет, они потом замучают тебя сплетнями и пересудами! Зачем же тебе множить свои несчастья?

— У меня горе, — повторила Анна, но уже не так решительно.

Уперев руки в бока, Юдифь храбро стояла на своем.

— Во времена Судей жила-была одна женщина, которая не могла родить ребенка, и ее тоже звали Анной, — сказала она. — И что она сделала? Нет, она не стала сидеть дома и плакать в одиночестве, как старая сова в кустах, а пошла в дом Господень в Силоме праздновать Новый год и там ела и пила, но никому не открывала свое горе. А потом возле одной из колонн Святыни она молча воззвала к Господу, прося дать ей сына, как стригали овец молят о награде. Первосвященник Илий, он тоже родич моего хозяина, увидел, что она шевелит губами и словно корчится от боли, и принял ее за пьяную, но она все рассказала ему и про свое бесплодие, и про насмешки соседей. Тогда Илий утешил ее и обещал, что Господь исполнит ее просьбу, если она рано утром придет в Храм и помолится Ему. Через девять месяцев Анна родила чудесного сына, который стал Самуилом-пророком.

— Неси мне чистые одежды, — решительно проговорила Анна. — Готовь все, что следует. Я еду в Иерусалим, и моя рабыня Юдифь едет со мной.

С улицы до них-донесся громкий крик священника:

— Выходите все и идите на гору Сион в дом Господа!

Анна и Юдифь выехали в Иерусалим, приказав заложить в упряжку белых ослов. Всего у Иоакима было шесть пар белых ослов, но эта была лучшей. Очень скоро они догнали других благочестивых жителей Кохбы, которые отправились в путь на несколько часов раньше, — мужчин, женщин, детей в праздничных одеждах, с корзинами, полными винограда и фиг, и голубей на плечах. Впереди себя они гнали тучного жертвенного вола с позолоченными рогами и в венке из масличных веток. Возглавляли процессию флейтисты.

Во всех деревнях евреи одинаково славят Иегову, поэтому над всеми дорогами клубились облака пыли. Перед Иерусалимскими воротами путники выстраивались в очередь, громко перекрикиваясь друг с другом.

На улицах словно выросли масличные рощи. Зеленые ветки украшали дома, и возле каждых ворот зеленел шалаш. Шалаши были на всех площадях. и на всех крышах. На рынках торговали скотом и птицей для жертвоприношений, а также свежими и засахаренными фруктами и вином. Повсюду сновали мальчишки, предлагая тирсы и айву. Идя к жертвеннику, на котором сжигались подношения, жезлы нужно было нести в правой руке, а в левой — ветки айвы.

Юдифь спросила Анну:

— Госпожа, правда ли, что этот праздник напоминает израильтянам о том, как Моисей водил их по пустыне и как они спали в шалашах, а не в каменных домах? Трудно поверить, что в пустыне было столько зеленых веток.

— Ты права, дочь моя. Этот день евреи отмечали задолго до рождения Моисея, только никому об этом не говори и обо мне тоже, потому что я откажусь от своих слов.

— Госпожа, да ты знаешь больше священников! Расскажи, почему ветки в тирсах связаны по три, и в них ива, пальма и мирт, причем пальмовая ветка обязательно посередине, миртовая справа, а ивовая слева.

— Вряд ли мне известно больше, чем священникам, но я отвечу тебе. Этот праздник'- праздник Плодов и Канун Полнолуния. Когда-то, когда над Эдемом светила полная луна, наша праматерь, Вторая Ева, сломала ветку мирта, понюхала ее и сказала: «Это дерево просто создано, чтобы плести из него шалаш, приют любви», — потому что она жаждала поцелуев Адама. Потом она отломила пальмовый лист, соорудила из него опахало и сказала: «Этим опахалом хорошо раздувать огонь», — потому что тогда Адам любил ее еще как сестру. Этот пальмовый лист она спрятала и, сорвав другой, еще не распустившийся, сказала: «А вот это скипетр. Я дам его Адаму и скажу ему: «Повелевай мной, если желаешь, этим нераспустившимся скипетром». Последней она отломила ветку ивы с красной корой и «колкой листвой и сказала: «А эти ветки подходят для колыбели». Народившаяся луна напоминала колыбель, и ей очень захотелось иметь ребенка.