Наталья Галкина - Ночные любимцы

• Название: Ночные любимцы
• Автор: Наталья Галкина
• Жанр: Альтернативная история

---

— Неправда ваша, — сказала я, — она литавра. Но водопроводчику не до таких тонкостев, если ему трешка улыбнулась. А если воры, в следующий раз остерегутся лезть в ваше отсутствие.

— Остерегутся? Тебя побоятся?

— Не меня, а мокрого дела.

— Говорил я тебе, Ленхен, неоднократно, — сказал Хозяин, поджаривая покупные котлеты, — прекрати читать детективы.

— Не могу прекратить. Я их люблю.

— Что там любить-то?

— Ну, как же, — сказала я, собирая маскировочные черновики реферата, — кто убил, выясняется, преступник наказан, значит, добро торжествует.

— А кого убили, тот воскресает? Для полного торжества. Чтобы принять участие в торжестве.

— Иногда вы такой серьезный, что я вас подозреваю в полном и глубочайшем легкомыслии.

— Ай да Ленхен! Двадцать копеек! Вот она, женская мудрость-то. С молоком матери, можно сказать. А тут живешь, живешь, и все дурак дураком.

В дверь позвонили. Хозяин ушел и вернулся с Сандро, напевая: "Итак, забудем все, дитя!"

— Что это вы поете?

— Понятия не имею. Сандро, хотите котлетку? Знаете, медхен сегодня водопроводчика на порог не пустила, через дверь с ним изъяснялась, боялась — воры.

— Между прочим, — сказал Сандро, отвлекшись от котлеты, — меня ваши воры шантажировали. По телефону. И не только.

Хозяин сидел, откинувшись, смотрел внимательно, у него даже лицо изменилось. В дверь опять позвонили.

— Медхен Ленхен, пойди открой.

Я пошла и не слышала конца их разговора. Вошли Шиншилла и Николай Николаевич. Шиншилла с розами.

— Ленхен, хотите розочки? Мне мой покровитель подарил.

— Вам ведь подарил, — сказала я, несколько ошарашенная.

Сандро в этот вечер рвался продолжать свою третью из тысяча одной белой ночи; игру в карты отложили.

— Итак, Ганс шел по пустыне за проводником в бирюзовой юбке; за Гансом следовал прибившийся к ним на последней стоянке неизвестный с кривым кинжалом за поясом и с длинноствольным бедуинским мушкетом; имени своего он не назвал, и проводник стал величать хозяина оружия Бу Фатиля. Гансу объяснили: перед выстрелом следует запалить фитиль и пребывать некоторое время с зажженным фитилем в зубах. Гансу пространство пустыни представлялось абсолютно одинаковым, однообразным, лишенным примет и ориентиров, он не понимал, каким образом определяет проводник нужное направление, не обозначенную в простертом до горизонта песке тропу, ведущую к находящемуся за барханами на горизонте оазису, от которого такая же несуществующая тропа приведет их к Пальмире.

Он спросил, любопытствуя, у проводника:

— Как ты находишь дорогу?

— Я много лет хожу этой дорогой, чужеземец, — отвечал тот, — ты, видно, забыл, что я принадлежу к пьющим ветер, мы сильно отличаемся от оседлых существ из глинобитных хижин, от презренных людей высохшей глины; они комки глины на пути, а мы сами — путь, мы его часть. Мне, как и многим из племени бедуинов, ведомо искусство кийяфы.

— Что такое кийяфа? — спросил Ганс.

— Умение читать пустыню. И не только пустыню, может, и саму жизнь тоже, и ее письмена, сина. Я умею читать следы на песке; отличаю следы верховых верблюдов от следов вьючных и след верблюда от следа верблюдицы; я знаю, кто следовал в караване: воины врага или мирные купцы. Я могу отличить след мусульманина от следа неверного, след девственницы от следа женщины, след рыжего муравья от следа черного. Невидимая для тебя тропа светится передо мной даже в ночи. Мастер кийяфы — а я отношусь к таковым — умеет найти воду и распознать ценные минералы и самоцветы; я вижу сквозь землю, о чужеземец. Я читаю судьбы по человеческим лицам и могу определить характер по расположению родинок на теле.

Идущий позади хмыкнул.

— Ты зря смеешься, Бу Фатиля, — сказал проводник, — мастер кийяфы знает немало лишнего не только о прошлом, но и о будущем; однако я считаю недостойным уклоняться от судьбы; все в руках Аллаха, а Аллах велик.

— Если ты говоришь правду, — сказал Бу Фатиля, — найди нам в этих песках хоть один самоцвет.

— Изволь, — отвечал бедуин, — но нам придется отклониться в сторону и несколько задержаться в пути; однако, я полагаю, нам спешить некуда.

Гансу было не вполне ясно, от чего они уклоняются, потому что песок везде песок, и для него пустыня не была открытой книгою; через некоторое время проводник остановился, вынул из-за пояса короткую лопатку, бросил ее хозяину мушкета и, указуя перстом, промолвил:

— Копай тут.

Они с Гансом уселись поодаль и ждали. Долго копал Бу Фатиля, дважды останавливался, говоря, что проводник, должно быть, ошибся, но, наконец, лопата со скрежетом натолкнулась на некое препятствие, и, вскрикнув, он вытащил из выкопанной довольно-таки обширной и глубокой ямы кованый ларец. В ларце было полно золотых монет, смарагдов, жемчуга, лала, иранской зеленоватой с прожилками бирюзы, сапфиров и серебряных браслетов.

— Закопай яму, — сказал проводник, — не оставляй на теле пустыни отметин.

— Чье это? — спросил Ганс.

— Наше! — отвечал Бу Фатиля.

— Ты знал о кладе?

— Я увидел его сквозь песок. Полагаю, кто-то из эль-аггадских молодцов припрятал ларец давным-давно и не смог за ним вернуться.

— Как мы это разделим? — спросил Бу Фатиля. — Раз ты указал, твоя доля должна быть большей, как ты думаешь?

— Разделим поровну на троих, — сказал проводник.

— Нет! — вскричал Ганс. — Мне чужого богатства не надо! К тому же, может быть, припрятавший клад был вором или разбойником.

— В Эль-Аггаде все воры, кроме младенцев, — сказал проводник. — Возьми хоть один драгоценный камень на память, чужеземец.

Ганс выбрал нитку жемчуга для Анхен.

— Недаром росли у нее в палисаднике маргаритки, — сказал Леснин.

— При чем тут маргаритки? — спросила я.

— Маргаритас анте поркас, что означает "Метать бисер перед свиньями". В оригинале-то не бисер, а жемчуг, «маргаритас».

— После двух стоянок, — а на последней проводник пел Гансу бедуинские песни с одинаковым рефреном — плачем по покинутым стоянкам, по следу шатра и праху костра, — они дошли до Пальмиры, чьи золотистые стены и желтые капители колонн, подобные кронам пальм, поднимались из желтого песка.

— Вот цель твоего путешествия, сина, — сказал Гансу проводник. — Прощай.

— А разве вы не войдете в город?

— Нет, — отвечал проводник, — мы обойдем город стороной и пойдем дальше. Так, Бу Фатиля?

— Все так, — отвечал тот, ухмыляясь.

Через несколько дней в Пальмиру пришел караван, и один из купцов поведал Гансу, что какой-то человек зарезал в пустыне проводника, ограбил его и скрылся, даже не схоронив убитого, должно быть, спешил; а у убитого в ладони зажат был лал, так, верно, было что грабить. И на этом все, а про Пальмиру речь пойдет дальше.

— Ты, должно быть, и сам спешишь, тебе не терпится отыграться, — сказал Шиншилла, тасуя карты.

— Сдавай, — сказал Эммери.

Они увлеклись игрой, а я ускользнула в библиотеку.

У меня не выходило из головы зрелище, открывшееся мне, когда в прошлый раз надела я темно-красную восточную маску, странный вид библиотеки, изменившаяся комната; мне хотелось проверить, является ли видение мое игрой воображения или следствием снадобья из флакончика, которого нанюхалась я ненароком; может, там был наркотик? Так велико было мое любопытство, даже страх быть обнаруженной, схваченной за руку отступил; к тому же надеялась я на собственное проворство и выработанную за годы занятий фехтованием реакцию и думала мгновенно спрятать маску и закрыть тайник, если кто-то двинется в библиотеку. Итак, я надела маску, и снова аравийские благоухания овеяли меня, как по волшебству изменились окружавшие меня книги, оплыли свечи; я их задула и, подойдя к задернутым занавескам при входе, заглянула в щелку между занавесками, посмотрела из темной библиотеки в освещенное пространство комнаты.

На ширму, кресла и зеркало я посмотреть на успела. Я не могла отвести глаз от игроков, чуть не вскрикнув, как вскрикивают героини пьес и старомодных романов. Не исключаю, что могла бы в тот момент даже грохнуться в обморок, наподобие вышеупомянутых героинь, преувеличенно женственных и впечатлительных; впрочем, советские женщины были крепко от обмороков отучены, и правильно, иначе валяться бы им в бесчувствии круглосуточно, а кто же тогда станет по магазинам метаться, полы мыть, народное хозяйство поднимать, детей растить и шпалы укладывать?

Не вскрикнув и не упав в обморок, замерев, я глядела на сидевших за столом картежников. Я знала, кто где сидел, и черты лица они в основном сохраняли. Были узнаваемы. Но не из этой компании вышла я несколько минут тому назад в зашторенную библиотеку. Я не только видела их иными, я знала, почему они таковы, возможно, обретя из-за ароматов Аравии бедуинскую кийяфу.