Спартак Ахметов - День Венеры

• Название: День Венеры
• Автор: Спартак Ахметов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1982

Первая книга научно-фантастических произведений молодого писателя, кандидата геолого-минералогических наук.

---

— Чего жмемся? — спросил бионетик. — Пошли в кают-компанию!

— Возможно, считать придется. — Лицо у командира багровое, результат давнего ожога. Что-то не задалось у него на Меркурии.

— Считать? — подозрительно спросил Сванидзе. — Что?

— Программу торможения.

— Зачем? — Бортинженер клюнул горбатым носом. — И где мы возьмем топливо?

— Если будет нужно, найдем.

— Не буду искать! Нашел лихача, понимаешь…

— Обстоятельства чрезвычайные, — неторопливо сказал Красов. — Из Центра управления сообщили: пропал Киан.

Бионетик едва не спикировал на голову Баграта.

— От нас утаили, что последние три дня Киан вел себя странно. Перемежал деловую информацию с бессмыслицей. Говорил о каких-то жуках, топорах, дятлах…

— Никита, — растерянно сказал Ломов, — шутишь?

— Вот радиограмма. Ты специалист, тебе и карты в руки. По косвенным данным, в Центре управления полагают, что Киан упал на планету Венера.

— Бред какой-то…

Остальные члены экипажа были поражены не меньше.

— У нас три возможности, — сказал командир. — Первая: прервать полет.

Космонавты недовольно зашевелились.

— Вторая: резко сократить время полета. Может быть, успеем помочь Киану.

— Топлива, понимаешь, в обрез. Надо хорошо посчитать.

— Никита, — подал голос Галин, — стоит ли пороть горячку? Мы можем работать по варианту программы без Киана.

— Это и есть третья возможность.

Через неделю Галим Галин, изучая анализы крови членов экипажа, думал: «Удивительно, до чего гибок человек. Недавно переживали исчезновение Киана, едва назад не повернули. Но вот все утряслось, продолжаем полет к Венере. Испытания на космоустойчивость продолжаются. И у Микеля дело появилось…»

Бионетик долго сидел над радиограммой. Жучки, дятлы и топоры наводили на мысль о мании преследования. Но Киан не мог сойти с ума, как человек не может сойти с рельсов. Разве что в переносном смысле… В результате у Микеля сформировалось нездоровое чувство юмора. Его итальянские глаза начинали испуганно бегать, копна волос каким-то ухищрением вставала дыбом. «Боюсь топора», — с ужасом говорил бионетик. Этой шуткой он изводил пылкого Баграта, которому помогал общаться с Эммочкой в качестве кибернетика. В конце концов Сванидзе выгнал его. Тогда Ломов превратился в биолога и принялся систематизировать данные медицинских наблюдений. Вскоре он выявил ряд тонкостей, которые осветили проблему космоустойчивости с неожиданной стороны. Галин был удивлен. Он знал, что Ломов — крупный специалист в области бионетики, один из создателей Киана. Однако космоустойчивость и бионетика довольно далеки друг от друга.

Полет продолжался штатно. Работали, выстаивали вахты, играли в космобол, читали, смотрели кино. На подходе к Венере произошло ЧП — Ломов, который много времени проводил в спортотсеке, перегрелся на велоэнергомере, а затем переохладился под душем. Он оглушительно чихал, из носа и глаз текло. Как человек, никогда не болевший, быстро скис. Пожелтел, осунулся, жалобно постанывал. Галину пришлось бороться и с болезнью, и с малодушием пациента. Ультрафиолетовое облучение в сочетании с психотерапией поставили Микеля на ноги. В благодарность он обрушил на Галима сонеты Петрарки, терцины Данте, газели Джами, рубай Хайяма, строки Пушкина и Цветаевой. Стихов он знал неимоверное количество. Галин был невозмутим. Он готовил к печати «Очерки планетологии».

Через несколько дней Красов, Сванидзе и Эммочка в последний раз скорректировали орбиту «Венеры». Корабль увеличил гелиоцентрическую скорость до 35 километров в секунду и подошел к финиш-планете с внутренней стороны. Теперь он обращался вокруг планеты Венеры почти в плоскости ее экватора по эллиптической орбите с перигесперием 684 километра. Направление движения корабля совпадало с суточным вращением планеты.

2. ТАМ, ПОД ОБЛАКАМИ…

Два солнца сияли по обе стороны корабля. Казалось, что диск малого, истинного солнца стремительно вращается на фоне черного неба, разбрызгивая лучи. В большом солнце ощущалась крутая сферичность, хотя никаких деталей на слепящей поверхности не было видно. Только ультрафиолетовые лучи выявляли структуру венерианских облаков. Обзорный экран напоминал холст, на котором художник-абстракционист поспешными мазками изобразил пятнисто-полосатый круг.

Галин и Ломов готовились к испытаниям «Тетры», Красов и Сванидзе тщетно просиживали у приемника. Киан молчал. Однажды Микель за какой-то надобностью приплыл в командирский отсек. Красов и Баграт сидели с выражением напряженного внимания на лицах. Ломов невольно насторожился. Однако ничего, кроме музыки, не услышал. Это была знакомая мелодия, которая ассоциировалась с березовой рощей, солнцем и ветром. Березки, словно девушки, рассыпали по плечам зеленые волосы, а ветер подхватывает их и относит в сторону. В каждой пряди искрится и переливается солнце.

— Чайковский, Четвертая симфония, — сказал Ломов.

— Это Киан.

— Чего-о-о?

— Киан. Передача идет из долины Блейка.

— Чушь! Вы поймали Землю.

— Тебе говорят — запеленговали станцию на поверхности Венеры. Сначала хор имени Пятницкого пел «Во поле березонька стояла…». Теперь Чайковский.

— Пусти-ка…

— Пробовали. Киан не отзывается.

Теперь маршрут дрейфа «Тетры» в атмосфере Венеры был ясен. Конечная точка — Киан. В Центре управления долго обсуждали предложение Красова, рассматривали варианты посадки. К пятнице все было готово.

— Пятница — день Венеры, — сообщил Галин. — Так утверждают древние календари.

— Счастливое предзнаменование! — обрадовался Микель.

— Но не для тебя. Шевелюру-то придется снять.

— Это еще зачем?

— Читай инструкцию о работе в атмосферном скафандре.

После бритья стало понятно, почему Ломов сопротивлялся. Формой его голова походила на мяч для регби. Она была сизоватой, продолговатой, а к затылку и лбу плавно сужалась.

— Черт знает что, — сокрушался Ломов, глядя в зеркало. — Не голова, а трехосный эллипсоид. Как покажусь жене?

В ночь перед стартом Ломов спал плохо. Кашлял, крутился в спальном мешке. С завистью смотрел на Гала. Под утро Ломову почему-то приснилась Феодосия, зеленое море и случайная знакомая Марина. Девушка плакала, убеждала, что неправильно понята, что любит его с томительной силой. Так и сказала — с томительной силой. Ломов едва убежал по вязкому песку, который вдруг всосал его до шеи. Проснулся он в зябком поту, долго лежал, тяжело дыша…

После завтрака Галин уложил в планшет рукопись своей книги. Потом достал откуда-то лепешку, отломил кусок и медленно сжевал. Остаток спрятал в спальный мешок.

— Зачем? — спросил Микель.

— Поработаю над книгой, пока ты разберешься с Кианом.

— Я спрашиваю, зачем лепешку кусал?

— Старый татарский обычай. Бабушка учила: «Если уезжаешь далеко, оставь надкушенный хлеб. Хлеб вернет тебя домой».

— Дай-ка и я кусну…

Они быстро проплыли через все рубки корабля. Красов и Баграт висели по обе стороны люка, ведущего в «Тетру». В переходной камере Ломов успел заметить два огромных, в человеческий рост, яйца с повисшими манипуляторами. Это были атмосферные скафандры.

— Галим, Миша, доброй дороги, — пожелал Красов.

— Привет Киану от Эммочки! — крикнул Баграт.

Ломов сидел в кресле, закрыв глаза. Рядом дышал Галин.

— «Венера», я «Тетра». К расстыковке готов.

— Понял вас. Действуйте.

Их прижало к спинкам кресел.

— Отошли нормально, — сообщил Красов. — Дистанция тридцать метров… Пятьдесят…

— Шестьдесят, — подхватил Галин. — Все штатно. Приступаю к маневру.

Щелкнули тумблеры. «Тетра» дрогнула, и Ломова бросило на левый подлокотник. Он открыл глаза.

— Говори хотя бы, что делаешь.

— Поворот вокруг оси. Готовимся к торможению.

Они молча смотрели, как стрелка таймера короткими рывками приближалась к алому штриху. В нулевой момент Ломов напряг мышцы. Тут же невидимые ремни стянули тело, выдавливая воздух из легких. Кровь превратилась в ртуть, налила тяжестью руки и ноги. Ломов чувствовал, как плывет кожа на лице, собираясь складками к ушам. Рот растянуло в кривой ухмылке, губы едва не рвались от напряжения.

«Четыре месяца в невесомости, — думал Ломов. Мысли перекатывались, как булыжники. — Изнежился донельзя…» Стоическое терпение спортсмена иссякало. Время словно умерло. Микель задыхался. Вдруг невидимые ремни лопнули.

— Д-да… — хрипло сказал Ломов. — Д-дела…

— Эй, эй! — не менее хриплым голосом окликнул Галин. — Ты куда?

— Да вот…

— Сиди, дед, сиди. Отдыхай. «Тетра» выпускает крылья.

В голове у Ломова прояснялось. Он уже видел не только таймер, но и сидящего слева Галина, и пульт управления, и всю рубку. Он даже как бы со стороны увидел «Тетру», вставленную в конусовидный обтекатель с короткими крыльями.