О`Санчес - Суть острова

• Название: Суть острова
• Автор: О`Санчес
• Жанр: Современная проза

Роман завершен. Я хотел, чтобы роман вышел необычным, но чтобы необычность его проступала перед читателем постепенно. Я надеюсь, что роман вышел захватывающим, но он — не фэнтези и не боевик. Название романа — великое дело. Для этого романа я искал его года два. И придумал, и удивлен, насколько хорошо оно подходит. «СУТЬ ОСТРОВА» — вот его название. Роман состоит из двух равных частей, каждая из которых имеет свое подназвание. Первая часть: «Суть о'строва» Вторая часть: «Суть острова'». В первом случае слово «суть» существительное, во втором — глагол множественной формы (суть = имеют место быть), в первом случае слово «острова» — существительное единственного числа в родительном падеже, во втором — «острова» — существительное множественного числа в именительном падеже. Общее название — читается вслух на усмотрение читающего.

Автор.

---

Вздыхай не вздыхай, кури не кури, а завтра ехать окучивать фабрику «Сказка». Помолиться, что ли? Нет, молитва — это ничто иное как попытка заключить с Высшими силами договор. Устный. А надобен письменный.

* * *

— Да, господин Сигорд. Я и есть специалист по отходам, старший инженер Яблонски.

— Очень приятно. Я знаю, что вы уже в курсе моего визита, но повторюсь кратко: я был бы готов избавить территорию вашей фабрики от мусора.

— И что же мешает вашей готовности?

— Отсутствие договора между нами.

— А наличию договора, в свою очередь, мешает отсутствие условий договора?

— Именно. У вас проблема, у меня способы ее решить. Почему бы нам и условия не согласовать?

— Вы можете избавить нас от мусора и хотите знать, сколько мы можем за это заплатить?

— Да.

— Немного. Фабрика небогата. Кроме того, в бюджете нашей фирмы никогда еще не было графы расхода на вывоз мусора с ее территории.

— Фирма? Первый раз слышу такое определение в адрес государственного предприятия.

— Так солиднее. Тем не менее, такой графы расходов у нас не предусмотрено.

— А как же вы раньше обходились?

— Раньше у нас были необозримые авгиевы конюшни на южном танковом полигоне, которые мы и засирали с милостивого позволения министерства обороны. Полигон признан военными неперспективным — к городу стал слишком близок, но он же, как раз по противоположной причине, штафиркам от муниципалитета и бизнеса не подошел — от города далек. Но и возить нам туда запретили. И с прошлого года мы ходим, как говорится, под себя. Осталось недолго.

— Что, заросли?

— Угу. Так сколько вы хотите за свой труд?

— Я думал, что предварительная смета уже существует, вы же как-то вывозили раньше.

— Я уже объяснил вам, как мы раньше вывозили.

— Стало быть, смету заново надо составлять, с нуля.

— Вы просто Прометей, господин Сигорд!

— Это вы так шутите надо мной?

— Ни в коем случае! — Старший инженер Яблонски покосился на открытую дверь, словно бы кого-то увидел там и Сигорду немедленно захотелось эту дверь прикрыть.

— Тогда я спрошу, уж вы простите: а ваших служебных полномочий хватает, чтобы вести переговоры и заключать договоры с партнерами?

— Да.

— Хорошо. А то, знаете, в государственных конторах много людей согласных разговаривать ни о чем до конца рабочего дня. Это я не в ваш адрес, а вообще…

— Я понял. Так каков ваш конструктив?

— Гм… Вы не так давно вывезли значительную часть мусора на свалку «Дюны».

— Было дело.

— Если взять за основу нашей с вами сметы себестоимость вашего самовывоза с территории фабрики, не включая в нее штрафные санкции от города, да накинуть на нее умеренный и приличный процент рентабельности, то…

— Пятнадцать процентов.

— Как пятнадцать? Двадцать пять?

— Раньше двадцать пять, ныне пятнадцать. Со временем представления об умеренности и приличиях меняются.

— Давно ли так?

— Лет восемь уже.

— Да, небогато, если представить объем и смысл предстоящего.

— Может, вам заложить в вашу с нами смету и положить на себестоимость общефабричные накладные расходы?

— Хорошо бы. А сколько это?

— Около двух тысяч процентов. Но тогда, чтобы расплатиться с вами, нам придется продать с себя все, вплоть до фабричной трубы.

— Ага, господин Яблонски. Это вы опять так шутите? Изволите надо мною прикалываться?

— Что касается уровня накладных общефабричных расходов, я не шучу и не это… не прикалываюсь, как вы изволили сказать. Они под две тысячи, увы. В других госпредприятих бывает и повыше: социалка, бесхозяйственность, гражданская оборона, безвозмездные перечисления…

— Я не о них.

— В остальном же, господин Сигорд… Погодите. Я прикрою дверь, а то от этих сквозняков и до пенсии мне будет не дожить.

— А-а…

— Год еще, отвечаю, до этого вожделенного дня, меньше года, гораздо меньше. Вот-с. Кофейку, чайку не желаете?

— Нет, спасибо.

— С вашего разрешения, я себе налью. Расслабьтесь, все равно спешить вам некуда, у нас в управлении тотальный обеденный перерыв; а мы с вами продолжим говорить о деле. На чем мы остановились?

— Что я хочу обмануть фабрику в вашем лице и загибаю невиданные бабки за свои мелочные услуги.

— «Загибаю невиданные бабки»? «Прикалываюсь»? Неужто я действительно употребил все эти кошмарные жаргонные словечки?

— Нет, нет, это я самостоятельно попытался перевести для себя на барахольский язык. По роду своих дел я часто проезжаю мимо барахолки. Но мне, так же как и вам, вполне доступен иной язык. Даже если вам кажется иначе.

— Не сердитесь, господин Сигорд. Давайте будем относиться к людям теплее, и начнем-таки с вас и с меня.

— Не возражаю.

— Мусор, опилки наши, очистки, ошкурки, оттески — стоят денег. Я восемнадцать лет стою, теперь сижу — раньше бегал — на этой должности и все о ней знаю, вы же понимаете. Так вот, когда я был помоложе, я осаждал последовательно всех четверых директоров нашей лавочки, и главных инженеров без счета, и предлагал им… О, вы не представляете, что я им предлагал и что находил! Дорожное строительство, цирки, зоопарки, высотное и малоэтажное строительство, парковое благоустройство, метрострой — всюду, всюду мы могли бы получать денежки за свои отходы — и нигде их не получили. Сами могли бы перерабатывать и продавать — никс нихиль!

— Почему?

— А зачем? У нас был договор с военными. Что еще надо?

— А деньги?

— А деньги государственные, и размеры премий, бонусов, окладов никак не зависят от успехов нашей фирмы «Сказка».

— Но ведь вы же сами сказали, что договор с военными прекращен…

— Во-первых, я вам этого не говорил, и на любом следствии отопрусь. Вы сами разнюхали, а где — не мое дело.

Сигорд впервые за весь визит улыбнулся.

— Ладно, сам разнюхал, я не против. Давайте и мне чайку, если можно… без молока и послабже, с кипяточком. А во-вторых?

— Во-вторых… Вы знаете, господин Сигорд, я не антисемит, у меня есть друзья среди евреев… Столько хватит, или долить?..

— Ну, это за километр видно, господин Яблонски!

— Напрасно смеетесь. Но когда я смотрю на господина Моисея Левицки, нашего главного инженера, я очень нередко думаю, что другой Моисей напрасно так скоро вывел евреев из пустыни в людные места, слишком много идиотских генов осталось внутри бедного еврейского народа! Месяц назад я к нему подходил — и что вы думаете?

— Что вы это сделали в последний раз.

— Да. Вы что, подслушивали мои мысли? Он вообще меня чуть не уволил, запердыш. Они уже, оказывается, нащупали каналы в Министерстве Обороны и в Секретариате Президента, и в скором времени надавят на нужные клавиши, вы же понимаете! И нам опять позволят вывозить мусор на другой военный полигон! А моя задача — тихо досидеть до пенсии. Тихо сидеть и тогда никто не даст мне пинка. Так он сказал прямым текстом.

— Я всегда подозревал, что процент ослов среди евреев — тот же, что и у негров.

— Нет, ну все-таки пониже, наверное. Хотя я не расист…

— Угу, не расист, и у вас есть друзья среди негров.

— Нету ни одного, но все-таки я не расист, или ненастоящий такой расист, игрушечный.

— Знаете поговорку на этот счет?

— Нет. Какую поговорку, господин Сигорд?

— Если белый человек не любит краснокожего — он расист, если краснокожий не любит белого — он индеец.

— Смешно. На чем я остановился?.. Да, и поэтому ваши стимулы мне очень даже понятны: срубить с нас за избавление от отходов и симметрично срубить с кого-то за поставленное сырье. Не так?

— Сказано остроумно.

— Нет, ну не так, что ли?

— Так. Но.

— Как всегда это «но». Куда же нам без него, без этого важного слова. И что — но?

— Любая идея только тогда хороша, когда она воплощаема. В результат. В деньги. В мечту, на худой конец. Иначе все люди лежали бы себе на тахте и фонтанировали бы себе миропотрясающими идеями. И гребли бы деньги лопатами непосредственно из вакуума. А трудились бы за них морлоки.

— Кто, простите?

— Не важно. Плебеи, роботы…

— А кто вам сказал, что ваша идея воплощаема?

— Вы.

— Я?

— Да. Не от скуки же вы прикрыли двери кабинета и поите меня чаем из личных запасов?

— Конечно. Но мои стимулы шире взятки, если вы про это намекаете.

— Насколько шире?

— Мне до пенсии осталось несколько жалких месяцев и я надеюсь их дожить и доработать. Вы видите, как я сед в свои шестьдесят. А ведь мы с вами, где-то, однолетки, ведь так?

— От души вам желаю этого. Примерно да, ровесники.

— Да, спасибо. Но дожив, я собирался планировать жить дальше, а тут вы.

— Что я? Помеха?

— Надежда.