Стефан Вул - Живая смерть

• Название: Живая смерть
• Автор: Стефан Вул
• Жанр: Научная Фантастика

Стефан ВУЛ стал своеобразным мифом французской SF-литературы. По профессии дантист, он буквально "взорвался" в ней, опубликовав с 1956 по 1959 г.г. одиннадцать романов, после чего надолго замолчал. И это при самых хвалебных откликах критиков! Вот некоторые из них: "шок", перешедший в "восторг", "хороший, просто отличный писатель", "побивший" англо-саксов на "поле, которое они считали своим", "проявил способность к поэтике, не пренебрегая при этом и легким сатирическим мазком...Успех был немедленным, значительным, долгим...Первейшее качество Вула - ясновидец. Обладает даром потрясающе конкретно описывать самые диковинные пейзажи...Его второе достоинство - вкус к парадоксу, иногда доведенный до крайности....Третий его плюс - умение взять максимум от темы, оставляя, однако, впечатление, что все же до конца он её не исчерпал...Не вдаваясь в экзальтацию, нельзя не признать, что в Вуле ощущается определенное дыхание Мальро, фантазия уровня Бориса Вьяна" (Ж.Клейн). Его стиль - это - постоянный диалог героев, легко возникающая личная "визуализация" описываемого, удивительная емкость подачи материала. Главная тема его произведений - борьба человека с враждебным ему окружением, в том числе с проявлениями опасных мутаций, в противостоянии с которыми высвечиваются его лучшие личностные качества, Другая забота Вула - Время. Последнее зачастую составляет саму суть его романов. В этом авторе есть "что-то таинственное, не поддающееся критическому анализу, что позволяет его романам раскрываться во всех возможных смыслах, выскакивая из тесных для них формальных корсетов, пробиваться сквозь потолок разумности куда-то ввысь, заряжать здоровым настроем и энтузиазмом". Он владеет "искусством повествования, одновременно очень простым и сложным...причем, использует это в полную силу, возможно, интуитивно" (Денис Филипп).

---

Однажды утром он вошел в лабораторию и даже вздрогнул от удовольствия.

Все было готово для начала работ. Как в театре - все декорации и актеры на месте, пора троекратным стуком возвестить о начале спектакля.

Как далек он был в это чудное мгновение от мыслей о последствиях своей отчаянной попытки и никоим образом не представлял себе, что она сначала потрясет, а затем и уничтожит Человечество, чтобы возродить его в новой и до чего же жуткой форме.

Среди всевозможной стеклянной аппаратуры, длинных белого цвета покрытий с жерлами моек, микроскопов Жоаким чувствовал себя как рыба в воде.

Родной для него запах дезинфицирующих средств отпугивал своими миазмами все прежние страхи.

Предстоящая работа, похоже, весьма благотворно сказалась даже на Марте. До этого момента она выглядела в глазах ученого некоей таинственной принцессой, жрицей какой-то проклятой религии. Но достаточно было ей надеть белый лабораторный халат, как она преобразилась в удивительной красоты студентку, и хотя она держалась, возможно, чуточку чересчур серьезно, все равно стала как-то человечней и общительней.

Начали они с того, что проверили под микроскопом все образцы тканей, взятых у ребенка. Они распределили их по различным пробиркам.

Жоаким остановил свой выбор на крошечном фрагменте недоразвившейся фолликулы. Он поместил его в поток плазмы и начал осторожно, на градус каждые два часа, подогревать. Сама же плазма циркулировала по стеклянным трубкам, находясь под всякого рода спектрографическим контролем, осуществляемым Мартой. Всевозможные капельницы и фильтры вносили там и сям коррективы в содержание в ней солей, гормонов, диастазов...

Так потянулись длинной чередой бесконечные часы бдений, изнурительных и малодинамичных, едва прерываемых время от времени краткими аналитическими размышлениями. При этом Марта и Жоаким инстинктивно разговаривали тихим голосом. Порой Жоаким называл какую-нибудь цифру, и Марта слегка двигала рычажком реостата.

Они настороженно выжидали момента начала трансформации ткани, что явилось бы признаком воскрешения жизни. Но сделанные с периодическими интервалами микрофото с унылой безнадежностью показывали одну и ту же картину.

Усталость первым свалила Жоакима. Он был вынужден прерваться и пойти передохнуть несколько часов, в то время как Марта продолжала невозмутимо сидеть за рабочим столом.

* * *

Жоаким почувствовал, как чья-то рука настойчиво тормошит его за плечо. Он открыл глаза. Перед ним стояла бледная как полотно Марта. Ученый видел, как шевелятся её губы, но, ещё не очнувшись от сна, не смог разобрать ни слова из того, что она говорила. Марта повторила:

- Клетки пластуются.

Биолог стремительно вскочил на ноги и побежал к микроскопу. Он тут же сравнил увиденное с предыдущими фотографиями. Да, никаких сомнений быть не могло: ткань ожила, клетки множились вокруг ооцита.

Ученого захлестнул порыв какой-то мальчишеской радости, отчего лоб уже старого человека залился вишневого цвета краской, в то время как по щеке Марты медленно скатывалась слеза.

Жоаким спешно пролистал записи, сделанные ранее при чтении старинных книг. Он использовал различные капельницы для воздействия на замкнутый цикл плазмы...

И началось: целыми днями и ночами они изнуряли себя решением возникавших проблем, наблюдали за растущим ооцитом, за его переходом в зародышевую клетку. Они лихорадочно культивировали другие тканевые пробы. Ели и спали буквально на ходу. Причем Марта работала вдвое больше, чем Жоаким.

Теперь вполне можно было бы получить партеногенезное яйцо, но биолог предпочел с помощью тончайшей пипетки ввести в семязачаток ядро кишечного эпителия.

То был великий, ключевой момент всего эксперимента.

Когда они увидели, что оба ядра соединились и восприняли друг друга, то бросились обниматься. В эти минуты они не были престарелым ученым и молодой женщиной, а товарищами, объединенными дивными переживаниями.

Но если Марта оправилась быстро и вновь предстала гордой и неприступной женщиной, то это дружеское объятие оставило в Жоакиме - хотя сам он об этом пока и не подозревал, - более волнительное, чем у нее, воспоминание, окрашенное благостью платонической влюбленности.

* * *

Днем за днем они наблюдали, как развивается, все более и более округляясь, яйцо.

Однажды Жоаким застал Марту склонившейся над колбой. Она шептала нежные слова, адресуясь к этой плавающей в растворе малости. Называла Лизой этот зародыш-несмышленыш, производный от её умершей дочери.

Но вскоре биолог забил тревогу. Уж очень бурно пошел процесс. Подобное ускоренное и хаотичное развитие вынуждало эмбрион к почкованию. Следовало ожидать появления близнецов. Однако марта, казалось, не проявляла чрезмерной озабоченности в этой связи и даже выглядела вполне удовлетворенной складывавшейся ситуацией.

И это наглядно проявилось через несколько недель, когда выяснилось, что родятся не две, а десять особей!

И тут Марта призналась, что, пока Жоаким отдыхал, она сознательно спровоцировала почкование зародыша.

- Может всякое случится, - оправдывалась она. - По этой причине я хочу вызвать к жизни сразу несколько экземпляров.

- Но если все они успешно пройдут положенный им путь, - возразил Жоаким, - у вас получится не одна, а десять дочурок и все - Лизы.

- Ну, это ещё посмотрим.

И все же тот факт, что эмбрионы росли с такой быстротой, пугал ученого. После шести недель близнецы выглядели как трехмесячный утробный плод. Пришлось их разделять. Так появились выстроенные в ряд десять колб, в каждой из которых плавал свернувшийся, замкнувшийся на себя, красноватый лягушонок.

Через пару месяцев в сосудах строили гримаски десяток уже полностью сформировавшихся личиков. Похожие на вызывавшие безотчетную тревогу куколки, близнецы сучили сжатыми кулачонками.

Семеро из них продолжали неуклонно расти. Трое же безнадежно застыли в своих стеклянных гробиках. Плазма в их системе помутнела, тельца размягчились и потускнели. Уго взялся их где-нибудь захоронить.

Четыре месяца спустя пришлось признать очевидность.

- Всё, они достигли финишной черты, - констатировал Жоаким. Возникает вопрос, каким образом вам удастся обеспечить уход сразу за семью детьми?

- Я позаботилась об этом.

Действительно, в одно прекрасное утро Жоаким, войдя в лабораторию, увидел сидевшую в углу могуче сложенную женщину. Видик у неё был ещё тот впавшего в прострацию вьючного животного на отдыхе, крупноголового, широкоротого, с гигантскими конечностями. Биолог вопросительно посмотрел на Марту.

- Ее зовут Оуна, - откликнулась молодая женщина. - Она-то и займется малышками. Не так ли, Оуна?

Та, открыв в идиотской улыбке зев, певуче протянула в двухтоновой модуляции:

- Ды-а.

- Но... Но это же метиска с Марса! - воскликнул Жоаким. - Где вы её откапали?

- Это несущественно. Для такого рода обязанностей она подходит, лучше не придумаешь. Ее ведь и десять детишек не испугают, не правда ли, Оуна?

- Ни-ет, - осклабилась метиска.

Вокабуляр этого дебильного создания сводился к этим двум словам. Но она достаточно скоро доказала, что дело свое знает преотлично.

Когда близнецов стали по очереди вынимать из наполненных плазмой ванночек, нянька оживилась. По правде говоря, Жоаким растерялся, вытянув руками из колбы первого младенца и совершенно не представлял, как с ним поступать дальше. Вот тут-то метиска и вступила в свои права, деликатно освободив его от ноши и качнув ребенка пару раз туда-сюда. Тот запищал. А она сноровисто, в мгновение ока смазала его вазелином, запеленала и положила в первую из семи колыбелек.

То же самое она проделала с остальными близняшками, орудуя с эффективностью и размеренностью машины. После этого нянька отрегулировала подогрев кроваток, надвинула защитный кожух и вывела коляски наружу, в холод коридоров. При столь спорых и выверенных жестах невольно создавалось впечатление, что Оуна наделена десятью руками. С собой она зараз прихватила четверых новорожденных, а остальных покатили за ней Уго и Марта, в то время как Жоаким тщательно мыл затянутые в пластиковые перчатки кисти.

Обернувшись, биолог обнаружил, что остался один в лаборатории. Он двинулся к двери и выглянул в пустой коридор. Мэтра-био охватило чувство покинутости, смешанное с долей грусти и собственной бесполезности после успешного завершения возложенной на него миссии.

Погруженный в свои мысли, он сдернул перчатки, бросив их в контейнер для мусора. Затем вышел и принялся бесцельно бродить вблизи апартаментов Марты.

Несколько минут он нерешительно простоял у тяжелой двери. Где-то вдалеке плакали детишки. Он так и не решился войти и вернулся назад. В лаборатории, окруженный со всех сторон пустыми стеклянными сосудами, он вдруг ощутил себя бесконечно одиноким. Машинально принялся наводить всюду порядок. Однако, почуяв вскоре чье-то присутствие, повернул голову.