Милован Джилас - Лицо тоталитаризма

• Название: Лицо тоталитаризма
• Автор: Милован Джилас
• Жанр: Альтернативная история

Переводы с сербо-хорватского: П.А. Щетинин, Е. А. Полак, О. А. Кириллова См. номенклатура Новый класс (1955): начало – окончание. Несовершенное общество. Беседы со Сталиным (1961). Его предисловие к книге Восленского. Джилас Милован (1911- 1995) Политический деятель, один из руководителей СФРЮ, сподвижник И.Б. Тито, писатель. Родился в Черногории. Изучал литературу и юриспруденцию в Белградском университете. В 1932 г. вступил в Компартию Югославии. Арестовывался и пробыл три года в заключении. С 1937 г. член ЦК КПЮ, с 1940 г. – член Исполкома ЦК КПЮ. Во время войны один из руководителей партизанского движения. После войны на высших партийных и государственных постах, вплоть до председателя парламента (Союзной народной скупщины). С конца 1953 г. выступает с публичной критикой И.Б. Тито и созданного им режима. После этого снят со всех партийных и государственных постов, арестован и приговорен сначала условно на 18 месяцев, затем осужден сначала на 3, позднее на 7 лет тюрьмы. В октябре 1956 г. М. Джилас открыто поддержал венгерское восстание, подверг резкой критике коммунизм и режим, созданный Тито в Югославии, за что был осужден. В это время ему удается передать рукопись для опубликования. Основные произведения: "Новый класс. Анализ коммунистической системы". Нью-Йорк, 1957, “Беседы со Сталиным” (1961), “Страна без прав” (196…), “Несовершенное общество” (1969), “Партизанская война (Югославия, 1941-1945)”, “Тито (опыт критической биографии)”. “Новый класс” ходил в Самиздате с начала 60-х годов. На суде над членами “Всероссийского социал-христианского союза освобождения народа” (1967 г., Ленинград) НК фигурировал в качестве вещественного доказательства. (Политический дневник, т. 1, стр. 310).

---

Но несмотря на этот скептицизм, все-таки не кажутся необоснованными надежды, что в обозримом будущем могут появиться новые мысли и явления, которые если не поколеблют хрущевскую "монолитность", то хотя бы раскроют ее сущность и противоречия. В данный момент для этого нет условий: находящиеся у власти еще настолько бедны, что ни догматизм, ни монопольное властвование не мешают им и не кажутся излишними, а советская экономика все еще в состоянии жить изолированно в своей империи, терпя убытки из-за отрыва от мирового рынка.

Многое, естественно, обретает масштабы и ценность в зависимости от того, откуда на него смотреть.

Так и Сталин.

Если смотреть с точки зрения человечности и свободы, история не знает деспота, столь жестокого и циничного, как Сталин. Он методичнее, шире и тотальнее как преступник, чем Гитлер. Он один из тех редких жутких догматиков, способных уничтожить девять десятых человеческого рода, чтобы "осчастливить" оставшуюся.

Но если проанализировать действительную роль Сталина в истории коммунизма, то там, рядом с Лениным, он до сих пор наиболее грандиозная фигура. Он не намного развил идеи коммунизма, но защитил их и воплотил в общество и государство. Он не создал идеального общества – это невозможно уже по самой человеческой природе, но он превратил отсталую Россию в промышленную державу и империю, которая все более упрямо и непримиримо претендует на мировое господство. С неизбежностью выяснится, что он реально создал наиболее несправедливое общество современности, если не вообще в истории – во всяком случае, оно в одинаковой мере несправедливо, неравноправно и несвободно.

Если смотреть с точки зрения успеха и политической находчивости, Сталина, вероятно, не превзошел ни один государственный муж его времени.

Я, разумеется, не считаю успех в политической борьбе абсолютной ценностью. В особенности я далек от мысли идентифицировать политику с аморальностью, хотя знаю, что политика – уже потому, что это борьба за существование определенных человеческих сообществ, – включает в себя и пренебрежение моральными нормами. Делающий большую политику крупный государственный деятель для меня тот, кто умеет слить идеи с реальностью, кто умеет и может неотступно идти к своим целям, одновременно придерживаясь основных моральных ценностей.

В конечном счете Сталин – чудовище, которое придерживалось абстрактных, абсолютных и в основе своей утопических идей, – успех их на практике был равнозначен насилию, физическому и духовному истреблению.

Но не будем несправедливыми и к Сталину!

То, что он хотел осуществить, и то, что он осуществлял, никак и невозможно осуществить иным способом. Те, кто его возносил и кем он руководил, с их абсолютными идеалами, замкнутыми формами собственности и власти, на той ступени развития российских международных отношений и не могли выдвинуть иного вождя, не могли применять иных методов. Создатель замкнутой социальной системы, Сталин был одновременно ее орудием и, когда изменились обстоятельства, он – слишком поздно – стал ее жертвой. Непревзойденный в насилии и преступлении, Сталин непревзойден также и как вождь и организатор определенной социальной системы. Его "ошибки" виднее, чем у остальных, и поэтому Сталин – наиболее дешевая цена, которой вожди этой системы хотят выкупить и себя, и саму систему с ее гораздо более существенным и крупным злом.

И все же низвержение Сталина – как бы опереточно и непоследовательно оно ни проводилось – подтверждает, что правда выходит на поверхность, пусть даже после смерти тех, кто за нее боролся, – совесть человеческую нельзя ни успокоить, ни уничтожить.

Но, к сожалению, и сегодня, после так называемой десталинизации, можно сказать то же, что и до нее: общество, созданное Сталиным, существует в полном объеме, и тот, кто хочет жить в мире, отличном от сталинского, должен бороться.

Белград

Сентябрь-ноябрь 1961 года

О СТАЛИНЕ, ВЕРОЯТНО, В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ

Я считал, что мои "Беседы со Сталиным" окончены. Но, как уже бывало не раз, я ошибся – так же, как ошибся в своих недавних надеждах, что после "Несовершенного общества" мне не придется больше заниматься "идеологическими вопросами".

Но Сталин – вампир, который все бродит и долго еще будет скитаться по миру. Все отреклись от его наследия, но многие еще черпают из него свои силы. Многие невольно подражают Сталину. Хрущев его порицал, но сам восхищался им. Нынешние советские вожди им не восхищаются, но греются в его лучах. И у Тито – через пятнадцать лет после разрыва – возродилось уважение к нему как к государственному деятелю. Да и я спрашиваю себя, может быть, и мои размышления о Сталине – признак того, что он все еще живет во мне?

Кто же Сталин – великий государственный муж, "демонический гений", жертва догмата или маньяк и уголовник, дорвавшийся до власти? Чем была для него марксистская идеология, как он использовал идеи? Что думал он о своем собственном деле, о себе самом и о своем месте в истории?

Это лишь несколько вопросов, возникающих в связи с его личностью. Ставлю их потому, что они касаются судьбы современного мира, в особенности коммунистического, и потому, что они имеют, я сказал бы, глубокое вневременное значение.

Из разговоров со Сталиным мне сегодня особенно четко вспоминаются два его утверждения. Первое – если я хорошо помню – он высказал в 1945 году, а второе – это я помню точно – в начале 1948 года.

Первое утверждение звучало примерно так: если наши идейные предпосылки правильны, то все остальное должно произойти само по себе. Второе утверждение касалось Маркса и Энгельса. В разговоре кто-то – думаю, что я сам, – подчеркнул, что мировоззрение Маркса и Энгельса живо и современно, на что Сталин – с видом человека, много об этом размышлявшего и пришедшего к бесспорным выводам, может быть, вопреки собственному желанию, – заметил:

"Да, они, без сомнения, основоположники. Но и у них есть недостатки. Не следует забывать, что на Маркса и Энгельса слишком сильно влияла немецкая классическая философия – в особенности Кант и Гегель. В то время как Ленин от подобных влияний был свободен…"

Эти высказывания на первый взгляд не особенно оригинальны: широко известен коммунистический обычай делить взгляды и поступки на "правильные" и "неправильные" в зависимости от их догматической правоверности и осуществимости. Известно и маниакальное вознесение Ленина в сан единственного защитника и продолжателя дела Маркса. Но в этих утверждениях Сталина есть несколько моментов, не только оригинальных, но и весьма важных для наших рассуждений.

Что означает, в сталинской интерпретации, утверждение, что идейные предпосылки – это основа и залог победы? Разве такая точка зрения не противоречит основному положению учения марксизма, согласно которому в основе всех идей лежит "экономическая структура общества"? Разве такой взгляд, пусть неосознанно, не приближается к философскому идеализму, который учит, что решающее и первичное – это разум и идеи? Ведь ясно, что в упомянутой фразе Сталин не подразумевал мысль Маркса, по которой "теория становится материальной силой, как только охватит массы", а говорил о теориях и идеях до того, как они "охватят массы". Как увязать это с мыслью о Сталине, которой Бухарин поделился с Каменевым еще в июле 1928 года: "Он готов в любой момент изменить свои теории только для того, чтобы от кого-то избавиться", и откуда у Сталина запоздалое, не замечавшееся прежде, критическое отношение к Марксу и Энгельсу?

Однако несмотря на все эти вопросы, в приведенных мыслях Сталина нет существенной непоследовательности. Более того, и слова Бухарина о непринципиальности Сталина, – если даже забыть о том, что они сказаны с фракционистским упрямством, – мне кажется, не противоречат мысли Сталина о решающем значении идей.

Одна из наиболее существенных, если не самая существенная из причин, что противники Сталина в партии – Троцкий, Бухарин, Зиновьев и другие – проиграли в борьбе с ним, та, что он был более оригинальным, более творческим марксистом, чем любой из них. Разумеется, в его стиле нет фейерверков Троцкого, а в его анализах – острого ума Бухарина. Изложения Сталина – это рациональное вИдение социальной реальности, руководство для новых, победоносных сил. Извлеченная из данной реальности, из соответствующих условий и атмосферы, его мысль действительно кажется серой, плоской и беспомощной. Но это лишь ее внешний облик.

Сущность учения Маркса в неразрывности теории и практики:

"Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключалось в том, чтобы изменить его"1.

Коммунизм и коммунисты всегда и всюду побеждали – пока возможно было осуществление этого единства их учения с практикой. Сталину же непостижимую демоническую силу придало упорство и умение соединять марксистско-ленинское учение с властью, с государственной мощью. Потому что Сталин – не политический теоретик в полном смысле этого слова: он говорит и пишет только тогда, когда его к этому принуждает политическая борьба – в партии, в обществе, а чаще всего и тут и там одновременно. В этом слиянии мысли и реальности, в этом деловитом и неотвлеченном прагматизме и состоит сила и оригинальность взглядов Сталина…