Лебедев Andrew - Проститут

• Название: Проститут
• Автор: Лебедев Andrew
• Жанр: Современная проза

модный роман

---

Коля привез доктора, тот поколдовал с носом Вали и с губой Лулу и привел девчонок в более-менее товарный вид.

Остальное доделали визажистки и дорогая косметика.

Но жопы девочкам надрали.

Для профилактики.

Мэлс велел девчонок заголить снизу до пояса, потом Коля Сигал и шофер Берды Бердыев по очереди положили девок на диван, и Мэлс самолично всыпал каждой из них по жопе. Сыромятным ремешком. С оттягом. Со свистом.

По пятнадцать ударов каждой.

– Рубцы же останутся!!! – кричала Лулу.

– А ничего, не будешь жопу со сцены показывать, – приговаривал Мэлс, прмериваясь к очередному удару. – А пойдешь жаловаться, кто тебе поверит?! Я скажу, что ты к садомазохисту в бордель бегаешь, и мне поверят. Ты же известная на Москве шлюха и наркоманка!

– Зверь… – прошипела Лулу, натягивая на иссеченный зад белые стринги.

Валя же не сказала ни слова, покорно приняв наказание.

***

Разговор с Бальзамовым случился у Мэлса в бордовом бункере в саду Эрмитаж.

Первые три дня чёса "Carton Babies" по ночным клубам столицы Мэлс предпочел контролировать сам, не доверяя это дело помощнику Коле Сигалёву. Слишком уж большие деньги были вложены в проект, чтобы рисковать ими, положившись на русский "авось". Именно в первую неделю раскрутки, когда песня новой группы была проплачена и запущена на ведущих FM-радиостанциях в жесткую ротацию, то есть каждый час в утреннем эфире и каждый час в вечернем, причем оупнером – первой песней сразу после новостей и рекламы, а клип "Картонок", тоже за большие взятки, был включен во все топ-двадцатки, именно в эту первую неделю за взлетом новой группы был нужен глаз да глаз!

– Свой глазок-смотрок, – любил повторять Мэлс, оскаливая дорогие жемчужные зубы.

– А не присмотришь, эти проститутки что-нибудь такое отчебучат – все деньги прахом пойдут, а мне они не так легко, как вам нефтяникам достаются.

Про нефть это Мэлс своему новому знакомому из Сибири говорил. Этого сибиряка-тюменца привез с собой в клуб Бальзамов.

Нефтяник не производил впечатления типичного сибирского увальня, какими обычно представляют себе хозяев тюменских богатств наши останкинские мастера стереотипов – продюсеры дешевых сериалов про богачей.

Сибиряк был невысок и худощав. И к тому же носил очки. Говорил он без провинциального акцента-говорка, да и фамилия на подаренной Мэлсу визитке была вполне московская – Вайнштейн Юрий Иосифович, вице-президент открытого акционерного общества "Тюмень Нефтехим".

– У вас какое-то неверное представление о том, как в Сибири делается бизнес, – с недоумевающим сожалением сказал Вайнштейн. – Вы тут на Москве все думаете, что в Сибири воткни лом в мерзлую землю – и из дырки сразу доллары пачками вылезать станут.

– Ну, что-то вроде этого мы и думаем, – улыбнулся Бальзамов, по-приятельски обнимая Вайнштейна за плечи.

Опытный психолог Мэлс сразу сообразил, что Бальзамов неспроста возле нефтяника отирается и таскает его с собой по ночной Москве.

"Тут речь идет о крупном куше, тут сотнями тысяч, а то и миллионами попахивает", – думал про себя Мэлс, наблюдая, как Бальзамов с какой-то даже немужской нежностью заботится о комфорте своего гостя. Усаживает на самое удобное местечко, с которого и сцену с шестом видать, и в спину не дует. Прикрикивает на замешкавшуюся официантку, чтобы скорее несла напитки: виски – сибиряку и текилу – Бальзамову.

– А эти две "картоночки", что про яд поют, они и правда тебе принадлежат? – почти сразу перейдя на ты, спросил захмелевший Вайнштейн.

– Ему, ему, – пьяно кивал Бальзамов. – Его, так сказать, абсолютные ядо-сексуальные рабыни.

Мэлс улыбался своей хитрой восточной улыбкой и ждал, какое последует предложение.

И оно последовало.

– А пригласи их к нам за столик, если ты такой рабовладелец от вашего шоу-бизнеса, – сказал Вайнштейн. – Мне вон та, светленькая, очень даже понравилась.

– Я не поощряю контактов моих артисток с посетителями в клубах, – сказал Мэлс, сохраняя улыбку. – Им контрактом запрещено садиться за столики и знакомиться с посетителями.

– Ну Мэлс, не будь свиньей, – протянул Бальзамов. – Ты же видишь, человек издалека в Москву приехал, человек по цивилизованной жизни стосковался. А ты как-то не по-московски, негостеприимно к нему!

– Нельзя, у нас строгие правила, – все так же улыбаясь, ответил Мэлс. – В клубе артистки должны появляться только на сцене, это часть имиджа. Вы же мне не станете наливать полунефть-полубензин из вашей трубы, нарушая все технологии возгонки-перегонки, правда ведь? – тут Мэлс подмигнул нефтянику. – И что про мою артистку будут думать, если в первые же три дня раскрутки она пойдет по рукам?

– Так она у тебя целка, что ли? – хмыкнул Вайнштейн.

– А может, и целка, – склонив голову набок, ответил Мэлс.

– А то ты и не проверял? – с недоверием глядя на продюсера, спросил сибиряк.

– А у меня принцип, я со своими артистками не сплю, – с абсолютно серьезным видом солгал Мэлс.

– Ну, так если она еще по рукам не затасканная, так ей тем более высокая цена, – подначивая своего приятеля, толкнул Вайнштейна Бальзамов. – Вложись в девочку, что тебе стоит!

– Так значит, здесь в клубе знакомиться с мужчинами ей контрактом запрещено? – переспросил тюменский нефтяник. – А если мы все с девчонками сейчас на мою дачу переедем, тогда можно?

У нефтяника на Капельку, на Валю Макрушкину явно глаз замаслился.

Вот ведь чудо какое!

Еще позавчера, когда она была простой придорожной шлюшкой из города Маршанска, цена которой ну пятьсот рублей за час, да и то – от силы… Разве обратил бы на нее внимание этот богатый человек, один костюм на котором стоил, как квартира в Маршанске, где осталась больная мать Вали Макрушкиной…

А вот теперь – ее вожделеют.

Да еще как вожделеют!

Хотят к себе за стол пригласить, шампанским угостить…

Вот она волшебная сила искусства, та самая, про которую Райкин еще говорил.

И про которую не один, а целых тысяча фильмов – как из простушки-провинциалки можно в один миг сделать соблазнительную невесту, но только если приложить к ней волшебную палочку вкладываемых в ее карьеру денег.

Мэлс размышлял недолго.

Секунды две.

Он отозвал Бальзамова в мужскую комнату, где среди белого великолепия роскошных писсуаров спросил:

– Тебе этот нефтяной еврей для твоих дел нужен?

– Нужен, – тряся гениталиями и застегивая ширинку дорогих джинсов от Кардена, ответил Бальзамов.

– Тогда так договоримся, – сказал Мэлс. – Я ему даю обеих моих "картонок" до самого утра, пусть делает с ними все, что хочет. И ты можешь своему сибиряку сказать, что это твой ему подарок. Но за это ты возьмешь Вальку, которая светленькая, к себе на свое новое шоу… Договорились?

Так Валя Макрушина оказалась в реалити-шоу у Бальзамова.

2. Донжуанский список Бальзамова

Бальзамов открыл в компьютере потайной файл со своим донжуанским списком.

Надо было внести туда парочку дополнений, пока не забыл.

Сейчас список заканчивался позицией номер двести четырнадцать.

Последней в длинном перечне побед Дмитрия Бальзамова до сегодняшнего дня числилась Надя из Подольска. Она была обозначена здесь как "Надя с длинными ногами в черных колготках и в коричневой мини-юбке".

С самого начала, еще в девяносто третьем году, как только в кабинет ему поставили первый персональный компьютер и когда он только начал создавать и восстанавливать по памяти этот список, Бальзамов принялся обозначать свои победы не паспортными Ф. И. О., а яркими характерными зацепками, вызывавшими в памяти мгновенные ассоциации. Ему было легче вспомнить некую "Таню с красной сумочкой", нежели Татьяну Вадимовну Алексееву, запиши Бальзамов свою сорок шестую победу не по запавшему в память аксессуару, а по ее анкетным данным. Эту красную сумочку Дмитрий на всю жизнь запомнил, когда Танечка свои трусики и колготки тогда в машине аккуратно в этот свой ридикюль положила, не потеряв и грамма рассудка в самый-самый страстный момент их короткого знакомства.

Итак…

Надя была двести четырнадцатая, теперь предстояло впечатать еще двоих. Иринку – переводчицу с четвертого этажа и Иринку – помощницу Вадика Несвата.

Бальзамов давно заметил, что в амурных делах девушки шли как бы косяками. То Ольги, то Маринок сразу пять подряд, теперь Ирина с четвертого этажа, с которой переспал в прошлый понедельник, и Ирина из офиса Несвата, которую возил на дачу после банкета.

Первую Ирочку, обозначенную номером двести пятнадцать, записал: "Ира в черном кружевном лифчике с бруликом". Записал, подумал минуту, и добавил: "Четвертый размер".

Иру из офиса Несвата записал очень коротко. "Ира – сигары".

Теперь на всю оставшуюся жизнь эта двадцатилетняя референтка из офиса его друга запомнится ему только тем, что курила сигару. И еще проделывала в постели с этой сигарой некие эротические манипуляции.