Е Печегина - Политический кризис в России в начале ХХ века в дневниках Николая II

• Название: Политический кризис в России в начале ХХ века в дневниках Николая II
• Автор: Е Печегина
• Жанр: Искусство и Дизайн

Политический кризис в России в начале XX века в дневниках Николая II' – Таганрог: ГОУ ВПО 'ТГПИ' на правах рукописи, 2008

---

Телеграмма от командующего Румынским фронтом генерала В. В. Сахарова пришла последней, около 15 часов. С гневом и болью старый русский офицер писал: «Горячая любовь моя к Его Величеству не допускает душе моей мириться с возможностью осуществления гнуснейшего предложения, переданного Вам председателем думы. Я уверен, что не русский народ, никогда не касавшийся царя своего, задумал это злодейство, а разбойная кучка людей, именуемая Государственная Дума, предательски воспользовалась удобной минутой для проведения своих преступных целей»[12, 167] Такой ответ, выступавший за сохранение самодержавия, был чуть ли не единственным среди огромного количества писем и телеграмм, призывавших императора отречься. Ситуация была критической.

Пожалуй, наиболее безболезненным выходом для страны и для сохранения возможности биться с внешним врагом является решение пойти навстречу уже высказанным условиям, дабы немедленно не дало пищи к предъявлению дальнейших притязаний, копии телеграмм генерал Алексеев препроводил на имя императора в Псков, добавив от себя: «Умоляю Ваше Величество безотлагательно принять решение, которое Господь Бог внушит Вам. Промедление губительно для России»[13,673].

Пошли последние часы и минуты последнего царствования. Ознакомившись с мнением военачальников, царь пересилил себя, переступил через принципы и принял решение отказаться от короны. Он горячо молился в своем вагоне перед походным алтарем и просил Бога простить ему этот грех – измену клятве, данной при воцарении. Если все кругом этого просят, если все считают, что он должен принести эту жертву, то он ее принесет. Господь поймет и не оставит. Растеряны и напуганы приближенные, какие у всех мрачные лица, а некоторые стараются не поднимать глаз, многие из них лишатся своих должностей, но он никому уже не сможет помочь. Никто из них не пришел на помощь к нему, никто не встал на защиту трона и династии.

Царь вышел на платформу. Был легкий мороз, и шел редкий снег. Вернувшемуся генералу Рузскому сообщил о своем согласии отречься. После непродолжительной прогулки вдоль состава вернулся в начале четвертого в вагон и составил две телеграммы. Одну на имя Родзянко, а другую на имя Алексеева. Вторая гласила: «Во имя блага, спокойствия и спасения горячо любимой России я готов отречься от престола в пользу моего сына. Прошу всех служить ему верно и нелицемерно»[14, 165].

Рузский был приглашен к императору, который вручил ему послания для отправки. Генерал сообщил Николаю II, что из Петрограда выехали для переговоров Гучков и Шульгин. Решено было дождаться их приезда и никаких телеграмм пока не посылать. Потянулись томительные часы ожидания. Пока еще император не терял присутствия духа, и, хотя приближенные замечали порой признаки охватывавшего его волнения, природная выдержка и воспитание не позволяли этому человеку проявлять слабость. Депутаты ожидались в семь часов вечера, а приехали только около десяти. К этому времени в настроениях обреченного монарха многое изменилось. Все эти часы он обдумывал грядущее и особенно будущее сына Алексея. Ведь он еще совсем мальчик, к тому же болен. Ему нужен постоянный уход и забота любящих людей, и в первую очередь матери, а сможет ли она при нем остаться. Кругом было столько лицемерия и вражды, что ни за что нельзя поручиться. Уже третий день император не получал подробных известий из Царского. Волнения за свою семью довершали волнения за судьбы страны.

Ближе к вечеру рокового дня император имел обстоятельный разговор с лейб-хирургом С. П. Федоровым, уже несколько лет лечившим цесаревича Алексея. Отец просил врача высказаться совершенно честно и откровенно о том, что ждет в будущем сына. Профессор не стал лукавить, сказав со всей определенностью, что, хотя Алексеи Николаевич и может прожить долго, но все же, если верить медицинской науке, он неизлечим, и предсказать будущее в данном случае невозможно. В ответ Николай II сказал: «Мне и императрица говорила так же, что у них в семье та болезнь, которою страдает Алексей, считается неизлечимой. Я не могу при таких обстоятельствах оставить одного больного сына и расстаться с ним… Я останусь около моего сына и вместе с императрицей займусь его воспитанием, устранясь от всякой политической жизни»[15, 225]. В этих словах прослеживалось намерение царя отречься не только за себя, но и за своего сына.

Наконец прибыли посланцы революционной столицы. Выглядели они довольно непарадно: трясущиеся руки, хмурые, помятые лица, несвежие костюмы, нечищеная обувь. Они были растерянны и подавлены не меньше членов императорской свиты. Эти представители «новой России» находились в неведении относительно намерений государя и считали, что им предстоит тяжелая миссия – уговорить царя отречься в пользу сына Алексея при регентстве брата императора, великого князя Михаила Александровича. По пути к царскому поезду Шульгин сказал: «В Петрограде творится что-то невообразимое. Мы находимся всецело в их руках, и нас наверное арестуют, когда мы вернемся». Прошло всего лишь несколько дней, а они уже дрожали от страха перед тем народом, которым взялись управлять и от имени которого приехали говорить об отречении.

В салон-вагоне царского поезда их встретил министр императорского двора граф В. Б. Фредерике, спросивший Л. И. Гучкова, что происходит в столице. Ответ был убийственным для царедворца: «В Петрограде стало спокойнее, граф, но Ваш дом на Почтамтской совершенно разгромлен, а что стало с Вашей семьей – неизвестно»[17, 675]. В полном молчании прошло несколько минут, показавшихся часами, и наконец появился Николай. Он был в кавказской казачьей форме и сохранял внешнее спокойствие. Любезно поздоровался с прибывшими и пригласил всех сесть.

Разговор начал А. И. Гучков. Тихим, хрипловатым голосом он рассказал о том, что положение угрожающее, что к движению примкнули войска и рабочие, беспорядки перекинулись на пригороды, все новоприбывающие воинские части переходят на сторону восставших. Для спасения родины, для предотвращения хаоса и анархии был образован Временный комитет Государственной Думы, принявший всю полноту власти. Гучков далее сообщил, что образовался Совет рабочей партии, уже требующий социальной республики. Это требование поддерживают низы и солдаты, которым обещают дать землю. Толпа вооружена, и опасность угрожает всем. Единственный путь спасения – передача бремени верховной власти в другие руки. «Если Вы, Ваше Величество,- завершил Гучков,- объявите, что передаете свою власть Вашему сыну и передадите регентство Вашему брату, Михаилу Александровичу, то положение можно будет спасти»[18, 675] Император выслушал этот довольно продолжительный монолог не перебивая, не задавая вопросов.

Когда Гучков закончил, Николай II сказал, что он готов на отречение от престола, а также добавил, что ввиду болезненности цесаревича Алексея ему следует отречься одновременно и за себя и за него. После этих слов возникла напряженная пауза. Такой исход депутаты не предвидели. Наследником трона мог быть лишь сын монарха. Об этом прямо говорилось в законе. Новая комбинация, когда трон переходил к брату императора, не отвечала букве закона, но, с другой стороны, когда составляли эти нормы, никто не предусмотрел возможность добровольного отказа самодержца от престола. Произошел непродолжительный обмен мнениями, и в конце концов Гучков сказал, что они могут принять это предложение. Государь вышел в свой кабинет и быстро вернулся обратно с проектом манифеста об отречении. Текст тут же обсудили, внесли незначительные поправки, переписали, и в 23 часа 40 минут 2 марта Николай Александрович – семнадцатый царь из династии Романовых – его подписал. Теперь уже бывший император попросил лишь поставить на нем другое время – 3 часа 5 минут дня, когда было принято окончательное решение. Далеко за полночь, вернувшись в спальное купе, развенчанный монарх, как всегда уже на протяжении последних 35 лет, занес в свой дневник краткое описание дня: «Утром пришел Рузский и прочел свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко. По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будто бессильно что-либо сделать, так как с ним борется социал-демократическая партия в лице рабочего комитета. Нужно мое отречение. Рузский передал этот разговор в ставку, а Алексеев – всем главнокомандующим. К 2? ч пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии нужно решиться на этот шаг. Я согласился. Из ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с которыми я переговорил; и передал им подписанный и переделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого.

Кругом измена и трусость и обман!»[19, 23]

Таким образом, положение в государстве на момент активной революционной борьбы показывает несостоятельность царской власти. Во время народных выступлений император находился за пределами Петрограда и всю информацию о происходящем в столице получал лишь посредством телеграмм. В сложившейся ситуации реальной царской власти не существовало, уже на тот момент номинально царь в России все еще был, но вот его власти уже не было. Подобным свои шагом Николай предоставил всю полноту власти активным сторонникам революции П.Н. Милюкову, А.И. Гучкову и А.Ф. Керенскому.