Юлиана Суренова - Книга 5_Слезы на камнях

• Название: Книга 5_Слезы на камнях
• Автор: Юлиана Суренова
• Жанр: Фэнтези

---

Издали замечая приближение бога солнца, люди падали перед Ним ниц на камни площади, пряча лица, боясь, что небожитель, прочтя по глазам судьбы, назовет их имена. Сердце бешено стучалось в груди, и даже те, кому так сильно хотелось увидеть господина Шамаша, что они были готовы преодолеть страх, не смели сделать этого, ведь прямой взгляд смертного, недозволенно дерзкий, мог оскорбить небожителя, лишив город Его покровительства.

Шамаш шел на площадь, чтобы не столько взглянуть на город, сколько поговорить с его жителями. Ему хотелось о многом расспросить их. Жизнь этих людей была особенной. Они жили рядом с богиней и им было доподлинно известно то, во что другие лишь верят. Ему казалось, что это должно было изменить смертных, освободив их от большинства страхов и, в первую очередь, от страха перед смертью, ведь если боги существуют, значит, есть и мир благих душ, и вечный сон снегов, и пробуждение ото сна. И он не мог понять, почему этого не произошло.

Да уж, вера сыграла с горожанами странную штуку: вместо того, чтобы освободить, сделала их еще большими рабами. Почему так случилось? Он не мог найти ответ на этот вопрос. Впрочем, эти смертные были не единственными такими…

Удивительно, но только сейчас, оказавшись вновь в этом городе, он стал лучше понимать своих спутников-караванщиков. То в их поведении, что неизменно вызывало в его душе резкое неприятие, теперь представлялось пустяком, мелким недостатком, на который и внимания-то обращать не следовало бы. Зная, что все люди одного мира должны быть в той или иной степени похожи, он мог себе представить, каких усилий стоило караванщикам вести себя с ним пусть не как с равным, но уж точно даже не в половину того, что требовала от них вера в бога.

"Они не слабые духом, нет, наоборот – сильные люди, жертву которых я должен оценить и не попрекать их пустяками…" Скользнув быстрым взглядом по лежавшим в пыли горожанам, он вздохнул, качнул головой и, не сказав ни слова, свернул на одну из боковых улочек. За минувшие годы в них начало возвращаться тепло. Дома не стояли более пустынными склепами.

В оконцах горел огонь…

И, все же, улица, по которой он шел, была пустынна. Она казалась немного грустна, задумчива, вспоминая в полудреме приближавшегося ночного сна о минувшем без страха и сожаления, которые были ей незнакомы, может быть, лишь с сочувствием к тем, кто не понимал, что прошлое не может быть ни светлым, ни черным, никаким, потому что, оставшись за гранью горизонта, оно исчезло навсегда, без следа, за исключением разве что памяти…

– Ты кого-то потерял, повелитель небес? – вдруг окликнул Шамаша чей-то негромкий голос.

Он остановился, огляделся, ища взглядом того, кто в этом городе осмелился с ним заговорить.

На камне, застывшем словно воин минувшего на страже у врат вечности, сидела старая женщина. Ее волосы были совершенно седы, когда время стерло с них следы прежних красок, насквозь пропитав золой тех костров, которые пылали не в мире, а на там, на границе сущего и несуществующего, где время обретает плоть. Лицо покрывали морщины, кожа высохла и истончилась, делая черты одновременно резкими, словно у камня, и блеклыми, неясными, как у тени. Неподвижно лежавшие на коленях руки были сухи и костлявы. Казалось, подуй ветер – и она рассеется, словно прах мертвеца. Даже в одеждах, покрывавших ее старое, слабое тело, не осталось ни яркости красок, ни силы жизни. Длинное серое платье износилось и было похоже на те лохмотья, которые носили нищие и попрошайки его родной земли.

Странно. В городах мира снежной пустыни он никогда прежде не встречах людей, бедных настолько, что они были вынуждены просить милостыню у прохожих. Впрочем, возможно, все дело было в том, что он просто не видел их. Гостю не показывают обратную сторону богатства. Нищими не хвалятся. О них вообще предпочитают не говорить. Да и те не стремятся попасться на глаза, может быть, памятуя о том обычае, о котором упоминали легенды – выгонять неспособных прокормиться прочь из города, в снега пустыни, дабы они не крали тепло у других, более жизнеспособных.

– Что, не ожидал встретить здесь дряхлую старуху? – вновь заговорила та. – Странно видеть, что кто-то осмелился нарушить установленный вами, небожителями, обычай уходить умирать в снега, когда время иной смерти проходит?

– Уходить умирать?

– Ну да… Устанавливать правила легко, а вот какого исполнять… – проворчала та.

– Знаешь, как это происходит? Наступает день, когда собственные дети, внуки, правнуки, все те, кому когда-то ты дала жизнь, последний раз умывают тебя, причесывают, одевают в лучшую одежду и отводят к границе города. Они не проклинают тебя за то, что ты вовремя не смогла умереть, не осуждают за те долгие годы, в течение которых были вынуждены о тебе заботиться, нет. Они сочувствуют тебе, жалеют. Ведь всем, даже преступникам, дается смерть. А тебе – нет. И почему? Вот ты можешь ответить мне, в чем я виновата в твоих глазах? Я не совершала никаких преступлений, служила верой и правдой Хранителю, соблюдала все обряды, установленные богами… А, что там… Да, все считают себя добрыми, все думают, что жалеют… Смерть в снегах придет быстро. Она будет легкой и сладкой, как сон. Но если я не хочу умирать? Если я хочу еще пожить, раз уж госпожа Кигаль не торопиться призвать меня на свой суд? Ответь мне, бог справедливости, разве у меня нет такого права?

– Есть, – он подошел к ней, встал рядом, опершись спиной о стену старого, покосившегося дома, стоявшего в самом конце проулочка, спрятанного в нем, словно в чреве пещеры.

– Что же ты не скажешь об этом другим? Почему не прикажешь изменить обычай, который, как я виду, и сам считаешь жестоким?

– Не мной он устанавливался, не мне его и отменять, – качнув головой, проговорил Шамаш.

– Почему?

– Мне жаль тебя, женщина. Но никто из смертных не живет вечно. Рано или поздно все умирают. И разве та смерть не лучше этой жизни?

– Я думала так же! В молодости! Пока ты юн и свеж, тебе кажется: лучше уснуть вечным сном, чем влачиться по земле дряхлым и немощным. Но когда проходит время…

Сон ведь никуда не убежит. Он закроет очи своим вечным холодом и мраком. И зачем торопиться к ему навстречу? Ведь там все будет одно и то же, здесь же каждый луч солнца, каждая звезда на небе единственная и неповторимая. Только в старости, за шаг до смерти, начинаешь по-настоящему любить и ценить жизнь… Но что я, старая дура, пытаюсь объяснить бессмертному вечно молодому богу? На что я надеюсь?

Может быть, на то, что, проспав целую вечность в бреду, Ты сможешь хоть немного, хоть в чем-то понять меня…

– Ты смела, женщина.

– Мне в этой жизни нечего бояться. Может казаться, что я страшусь смерти, но и это не так. Я просто хочу, чтобы она пришла сама, в свой час, а не раньше. Не раньше ни на мгновение! Поэтому я осмеливаюсь говорить с тобой, говорить то, что думаю, а не то, что ты хочешь услышать. И я не боюсь твоего гнева, ведь знаю: ты простишь старуху, которая в твоих глазах уже мертва. Я лишь тень, задержавшаяся на земле…

– Зачем ты завела со мной этот разговор? Что тебе нужно от меня?

– Ты привык, что все тебя о чем-то просят?-она взглянула на него, как Шамашу показалось, даже с долей сочувствия.

– Да.

– Мне нечего просить.

– А бессмертие?

– Зачем оно старухе? Чтобы вечно мучиться? Ты мог бы вернуть молодость моему телу, но в душе, в своих глазах я все равно осталась бы такой, какая сижу сейчас перед Тобой – больной и дряхлой. Хотя… Может быть, я и кривлю душой. Каждому есть что попросить. Кто ничего не хочет, никуда не стремится, ни о чем не мечтает – сам ложится в смертную постель.

– Что же нужно тебе?

– Поговорить с богом. Моя мечта исполнилась. Теперь, в том сне, что продлится вечность, мне будет о чем вспоминать.

– Неужели в твоей столь долгой жизни не было больше ничего, чем можно было бы заполнить пустоту?

– Я пережила своих родителей. Они умерли – я забыла их. Я забыла детей, когда они ушли, оставив меня в снегах пустыни.Последний миг, когда я видела их, стер из памяти все остальное. Я вернулась в город, переступив через прочтенные за моей спиной заклинания. С тех пор я не вспоминаю о богах, имена которых были в нем произнесены… Странно, – с ее губ вдруг сорвался грустный смешок. – Они перечислили почти всех небожителей, даже тех, о ком я в жизни и слышать не слыхивала… А не назвали троих самых сильных… – потом она, взглянув на Шамаша, вдруг, кряхтя, тяжело поднялась с камня, который на поверку оказался старым, стесавшимся и потерявшим от времени форму невысоким каменным стулом. – Что же это я, на пороге тебя держу? Все-таки, гость… Проходи в дом, – потянув за поржавевшее кольцо, она открыла покосившуюся скрипучую дверь, за которой чернело чрево комнатушки. – Не откажи уж старухи в милости…

Она стояла, придерживая дверь, и ждала, пока бог войдет первым.

Шамаш не был высок ростом, но дверной проем оказался настолько низок, что ему пришлось нагнуть голову.