Фарит Ахметов - Чужой

• Название: Чужой
• Автор: Фарит Ахметов
• Жанр: Детектив

Остросюжетная повесть «Чужой» — плод долгих раэмышлений и личного опыта автора, более десят и лет работающего в правоохранительных органах. Герой книги — сотрудник уголовного розыска, он же инспектор ОБХСС и, наконец, следователь прокуратуры Риф Разин пытается в одиночку бороться с советской мафией и погибает. Читатель становится свидетелем многих преступлений, совершаемых и самими представителями власти. Фарит Ахнафович Ахметов, автор повести, выступает в печати как публицист, повесть «Чужой» — первое художественное произведение автора.

---

Она появилась незадолго до полуночи и с порога заявила:

— Можешь меня поздравить! Сегодня мы выиграли. Господи, я так вымоталась. Спать, спать, спать…

С тех пор я перестал ее встречать — боялся уличить во лжи.

Ложь… Самое отвратительное, чем может быть заражен человек. Да чего там заражен — она хуже заразы: от той есть хоть какое-нибудь спасенье, в большинстве случаев, можно вылечиться или хотя бы отодвинуть гибель, а тот, кто избрал ложь способом жизни, уже умер. Он не в силах представить себе, что существуют люди, которые думают и живут по-другому, которым противна любая фальшь, и все, что они могут испытать, когда ее почувствуют, — это стыд.

В начале лета на «Жигулях» тестя мы поехали к моим родителям в Татарию. Когда до дома осталось с полкилометра, тесть остановил машину и предложил мне сесть за руль. Его поддержала теща:

— Садись, Риф, пусть родители видят.

Что должны были увидеть мои родители? И тут я понял то, чего не договорила теща: пусть они видят, как хорошо в новой семье относятся к своему зятю, даже машину ему доверили. Для них в этой маленькой лжи не было ничего предосудительного. Жена тоже удивилась, почему я отказался.

Я задерживал хулиганов, в ход были пущены ножи, и кровь одного из преступников обрызгала мою рубашку. Я решил ее сменить и позвонил домой, чтобы предупредить жену, опасаясь, что она испугается, увидев меня в крови. Телефон был занят. Не дозвонившись, я пришел домой. Дверь открыла Надежда и, не обращая на меня никакого внимания, снова взяла трубку и продолжила разговор. Я сделал вывод, что жена относится ко мне с полным безразличием.

Даже рождение дочери не пробудило в ней добрые чувства. Я изо всех сил старался помочь ей: ночью вскакивал на первый крик ребенка, утром стирал пеленки — Надежда словно ничего не видела и никогда не интересовалась моими проблемами. Я заметил, что она практически копировала свою мать, которая тоже мало вникала в дела супруга, хотя при гостях ему доставались знаки внимания.

С каждым днем я все отчетливее осознавал, что это не вина, а беда Надежды, и в этом доме, пропитанном ложью, она и не могла вырасти другой. Здесь все было напоказ, все на продажу, причем, с перевернутой шкалой ценностей. За дешевый трюк платили видимым вниманием, а за искренние чувства — равнодушием.

Однажды Надежда с родителями отправилась за покупками в город Чайковский. Уехали они с утра, а когда вечером я вернулся со службы, их все еще не было. Картины одна страшней другой приходили мне в голову. Я оборвал дежурные телефоны в ГАИ, чтобы убедиться, что никаких аварий с красными «Жигулями» на трассе не было. Сначала они успокаивали меня, но примерно через час, когда я позвонил снова, дежурный ответил, что недавно недалеко от Воткинска произошла авария — «Жигуленок» столкнулся с грузовиком, имеются жертвы. Сердце кольнуло ледяной иглой, холод сковал руки и ноги.

— А какого цвета «Жигули»? — спросил я, боясь услышать ответ.

— Белого, — сказал дежурный.

Я молча положил трубку и сполз по стене на пол. Через несколько минут в дверь позвонили. Это была Надежда, живая-здоровая. Родители позади ее тащили сумки с продуктами и тряпками. Я бросился к жене, обнял ее и заплакал.

— Чем реветь неизвестно из-за чего, лучше бы маме помог, — холодно сказала она, отстраняя меня.

И еще один разговор с женой убедил меня в том, что я никогда не буду понят. Но сначала надо рассказать о том, что ему предшествовало.

2. ПОДЖИГАТЕЛЬ

Я дежурил в опергруппе, когда мы получили сигнал о том, что горит главпочтамт города. Через несколько минут наша машина прибыла на место происшествия. Там уже были пожарные и милиция, огонь бушевал внутри здания. К этому времени задержали какого-то человека и передали нам. Я отвез его в райотдел и стал допрашивать.

Это был мужчина лет пятидесяти, небритый, в грязной, слегка обгоревшей одежде. От него пахло тройным одеколоном. «Типичный бомж», — подумал я.

— Документы с собой имеются?

— Есть справка…

Он протянул мне справку об освобождении из мест лишения свободы.

— А где же паспорт?

— Потерял.

— Судимы за что?

— По двести девятой и сто сорок четвертой.

— За бродяжничество и кражу, значит?

— Значит, так. Сигаретой не угостите?

— Что ж, давайте покурим.

Я протянул ему сигарету и спички. Он жадно затянулся, и в этот момент в кабинет вошел дежурный по райотделу.

— Ну что, сукин сын, спалил главпочтамт? — рявкнул он. — Теперь тут сидишь, раскуриваешь. Колись скорей, как поджег почту, а то быстро в камеру загремишь!

— А ты меня камерой не пугай, пуганый уже.

— Сидел, что ли? — дежурный взял со стола справку о судимости, повертел ее в руках и обратился ко мне: — Да чего ты с ним церемонишься, курить даешь. Подумаешь, птица! Ради одного говнюка МВД на ноги подняли, сейчас с обкома приедут. Кончай с ним скорей!

— Чем раньше вы перестанете мешать, тем скорее я попытаюсь установить истину, — как можно спокойнее ответил я.

— Ну-ну, пытайся.

Дежурный ушел, и я попросил задержанного рассказать, при каких обстоятельствах он оказался на главпочтамте.

— А что рассказывать? Я только зашел туда, а тут меня и сцапали.

— Сцапали, говорите? Хотите, зеркало вам принесу? Одежда вас с головой выдает. Так обгореть может только человек, который лежал, свернувшись калачиком. Странно, не правда ли?

— Лежал? Дак ведь… я это…

— Вот и расскажите, что это, — я выделил интонацией последнее слово.

Тут в кабинет вошел начальник отдела, за ним еще пятеро. Я узнал заместителя министра внутренних дел, еще один полковник был из пожарной части, третьего полковника я видел впервые, а двое в штатском, по-видимому, представляли райком и обком партии. Как и положено, я поднялся со стула.

— Продолжайте, — сказал мне начальник РОВД.

Я присел. Стульев на всех не хватило, и мне было неловко сидеть в присутствии высоких чинов.

— Так что вы сказали?

— Ну я и говорю, зашел на почту, а меня и задержали.

— А зачем вы зашли на почту?

— Я… пог… позвонить хотел…

— Куда?

— Куда-куда, какая разница? Ну, в Москву, теща у меня там живет.

Я понял, что этот бессмысленный разговор может продолжаться до бесконечности. Звонить он никуда не мог, потому что у него не было ни копейки. Присутствующие явно мешали ему, да и мне тоже, и я перевел взгляд на начальника райотдела. Он понял в чем дело и пригласил всю свиту к себе в кабинет пить чай.

— Через полчаса доложите результаты, — сказал он в дверях.

— Вот что, Владимир Петрович, — обратился я к задержанному. — Может, все-таки вместе разберемся, что произошло у вас в жизни?

— В жизни? А что в жизни? Нет у меня жизни, была и кончилась.

Я закурил и, заметив его взгляд, брошенный на лежащую пачку, вновь предложил ему сигарету.

— Отчего это жизнь-то кончилась?

— Отчего?

Он глубоко затянулся и задумался. Переспрашивал он машинально, чувствовалось, что его мысли в это время далеко отсюда.

— Сколько вам лет?

— Да в справке же написано.

— Документ никогда не заменит живого человека. Если есть возможность, почему бы не спросить?

— Значит, бумажке меньше доверяете, чем человеку? Странно. До сих пор мне встречались начальники, для которых бумага — это все. На человека им было плевать… Сорок три года мне. Конечно, если побриться и переодеться, можно и помолодеть, да только сердце не переделаешь… Вот вы смотрите на меня, думаете — бомж, судимый, а еще о чем-то рассуждает. Не так ли?

— То, что вы без определенного места жительства, я давно понял. Меня интересует, почему так случилось.

— Вас интересует… А вот их не интересовало. Плевать им было на меня!

— Кого вы имеете в виду?

— Кого? Бюрократов… советских. Конечно, я не сразу таким стал. Электронщик я по специальности. Учился в Ленинграде, приехал сюда в Ижевск, или как он там сейчас называется, по распределению на радиозавод, женился, родился у нас сын.

Он помолчал, и я не торопил его, понимая, как тяжело ему даются воспоминания. Может быть, впервые за последние годы он изливал душу. Да и кому — милиционеру. Нашу форму он явно не жаловал, видно, были на то причины.

— Да, сынишка маленький… Ну а потом развелись. Стал я пить, а работа электронщика точности требует. Пришлось сменить работу, затем другую, третью. Квартиру жене оставил, сам остался без жилья и без прописки. Общежитие на дают, жил у друзей. Вроде стал понимать, что не туда качусь, хотел остановиться, а тут друзья, собутыльники. На работу без прописки не берут, а не прописывают потому, что не работаю. В грузчиках подрабатывал. Так что и рад бы в рай, да грехи не пускают. Правда, грехов у меня тогда еще не было. Чистый был перед людьми. Все же нашел в себе силы, пить бросил. Три месяца пороги обивал, прописали меня в общежитие, на работу устроился. Вот тогда и насмотрелся на чиновников… Да только работать мне недолго пришлось. Посадили за кражу. — Он почувствовал, что огонь обжигает пальцы, и затушил сигарету. — Хм, кража… Стыдно сказать. Пить я, конечно, выпивал, но, скажите, как еще забыть прелести нашей жизни? Ну, пришли как-то к знакомому моего друга, тоже в общежитие, а уже выпившие были. Дверь открыта, а хозяина нет. Вообще нет никого. Ну выпили мы там бутылку, что с собой принесли. Думали, сейчас подойдет… Васька, что ли, я и не помню, как его звали. Бутылку выпили, показалось мало. Друг мой, спасибо ему, конечно, и предложил взять шапку — она тут же лежала, на стуле. Говорит — давай пропьем, а Ваське потом бутылку поставим, он не обидится. Ну, взяли шапку и ушли, отдали продавщице за литр водки. А потом оказалось, что шапка-то не Васькина была, а соседа по комнате. Ну и дали мне три года общего, от звонка до звонка отбухал. Вышел на свободу — и снова та же канитель: ни прописки, ни работы. Да и кто возьмет вора на работу? Это уж у нас клеймо на всю жизнь. Так и болтался, паспорт посеял, забрали в спецприемник. Через месяц выпустили, предупредили, что посадят, если не устроюсь на работу.