Василий Ключевский - Краткий курс по русской истории

• Название: Краткий курс по русской истории
• Автор: Василий Ключевский
• Жанр: История
• Год: 2000
• ISBN: ISBN 5-04-005124-7

Василий Осипович Ключевский (1841–1911) — замечательный русский историк, который, по словам современников, был «талантлив до гениальности» и «сам стал историческим явлением, крупным историческим фактом умственной жизни России», в сегодняшний переломный момент нашей истории вновь помогает нам с позиций прошлого понять и осмыслить настоящее. Математическая точность выражений вместе с художественной красотой, меткостью сравнений и эпитетов составляет то оригинальное и особенное, что делает тексты Ключевского запоминающимися со студенческой скамьи. Он нарисовал для нас такими живыми портреты Андрея Боголюбского, Ивана Калиты, Ивана Грозного, Алексея Михайловича, Петра Великого, что создается ощущение, что он сам жил с этими людьми прошлого, мыслил и чувствовал вместе с ними, проник в их психологию, сумел воскресить отдуманные думы, угасшие чувства. Воскрешенные волшебной силой его творчества, они стали для нас совершенно реальными в сегодняшней жизни. «Краткий курс по Русской Истории», «Древнерусские жития святых как исторический источник», «Сказания иностранцев о Московском государстве» — это замечательный памятник нашего национального самосознания, в котором можно увидеть итог работы русского народа над своим прошлым, подведенный одним из талантливейших его сыновей.

---

Можно заметить другую черту в письменности житий, уже более литературнаго свойства. Жития многих известных церкви святых Древней России не сохранились даже в предании и, по-видимому, вовсе не были написаны. Значительное количество уцелевших житий — позднейшия переработки или редакции исчезнувших биографий. Наконец, из сделаннаго выше обзора можно видеть, какое большинство житий дошло до нас в нескольких, иногда многочисленных редакциях: 150 житий, разсмотренных нами, представляют до 250 редакций. Редакция вообще настолько важна для критической оценки жития, чтобы разсмотреть внимательно ея происхождение.

В самой форме распространения житий лежал элемент редакции: письменность отдавала первоначальный текст и состав литературнаго произведения на жертву недосмотрам и произволу писца. Личный авторский элемент ценился очень мало и мало имел прав на более высокую цену. По своему сложному строю жития были наиболее доступны изменению, а по содержанию своему они преимущественно составляли тот отдел произведений, который переписывали для собственной душевной пользы или для теснаго кружка: согласно с таким ограниченным назначением считали естественным сокращать или дополнять их при переписке по личному разумению или вкусу и с такими переменами пускать в дальнейшее обращение. Совет игумена Алексея, биографа Геннадия Костромскаго, чтобы переписчик «ся тщал на прямыя точки и запятыя, да не погрешил бы ся разум писанию, якоже мы душу полагаем за истинныя словеса и за точки», можно объяснить авторским страхом перед тем крайним пренебрежением, с каким писцы относились к тексту литературных памятников.

Не лишены значения в литературной истории редакций некоторыя внешния случайности, соединенныя с письменной формой распространения житий. Иногда житие, написанное начерно, на свитке, благодаря равнодушию или безграмотности братии ложилось в кладовую без употребления, портилось и потом извлекалось на свет Божий в таком виде, который делал необходимым новую обработку. Иногда биография, составленная для немногочисленной братии, долго обращаясь среди нея в единственном списке, исчезала в руках сторонних читателей или погибала во время пожара, неприятельскаго нашествия, вследствие разброда братии: все это заставляло потом воспроизводить по памяти утраченное житие.

Изучая движение литературы древнерусских житий в хронологической последовательности, можно заметить, как постепенно выступают и действуют совокупно с большей или меньшей силой разнообразныя общия причины редакций, лежащия в самом свойстве жития, в его происхождении, содержании и назначении. Агиобиография стремилась соединить в себе много разнородных целей, и каждая из них требовала особой формы для жития. Простая биографическая записка о безвестном подвижнике, составленная для памяти вскоре по смерти его, становилась недостойной прославленнаго святаго после открытия мощей и установления ему празднования: это вызывало новую обработку жития. Притом святой не умирал и по смерти, ибо «кости наги» продолжали источать исцеления: память о нем и в древния и в поздния времена вечно колебалась между историей и легендой, постоянно обновлялась новыми чудесами и под влиянием их разросталась новыми биографическими чертами. Это загробное продолжение биографии создавало потребность в дополненной переделке жития. Кроме того, житие составляло часть богослужения, служило чтением в службе на память святаго: это делало необходимым для жития известный объем и особыя условныя формы, которым не всегда соответствовали редакции, вызванныя указанными побуждениями. Наконец, независимо от всех этих условий церковнаго происхождения, древнерусская агиобиография, как литературная форма, имела свой исторический рост: изменился самый взгляд на житие, на его задачи и приемы, и каждая смена сопровождалась новой переработкой житий, стоявших в кругу действия новаго взгляда. Таковы общия и главнейшия условия, которыми можно объяснить происхождение и размножение редакций, не говоря о других, частных и имевших более ограниченное действие. Легко заметить, что в этих условиях сказались главнейшие моменты литературной истории житий: побуждения, заставлявшия часто по нескольку раз менять форму жития, были те самыя, которыми определились литературные приемы агиобиографа и точка зрения, с которой он разсматривал историческия явления.

На свойствах этой точки зрения и на всей литературной истории древнерусскаго жития заметно сказывается действие среды, в которой зародилось это житие и с которой главным образом связано было его распространение. Разсматривая житие критически, не следует забывать, что оно входило в состав богослужения, читалось в церкви во время службы святому на шестой песни канони вслед за кондаком и икосом. Разсматривая содержание и форму этих кондаков и икосов, нетрудно заметить их литературное родство с житием. Кондак кратко передает в повествовательной форме основныя черты деятельности святаго; икос на основании этих черт излагает похвалу святому, начиная каждую черту возгласом «радуйся». Таким образом, в этих песнях содержится литературная программа жития. Таковы именно по своему строю древнейшие памятники севернорусской агиобиографии, жития Леонтия и Игнатия Ростовских, Варлаама Хутынскаго, митр. Петра: это распространенные кондаки и икосы, в которых главныя биографическия черты сопровождаются прославлением святаго обыкновенно с тем же возгласом «радуйся». Об этих именно житиях рукописи сохранили прямыя указания на их церковное происхождение или употребление: их помещали в прологах или среди службы святому после шестой песни канона. Этот первоначальный тип жития, который всего точнее назвать проложным, господствовал в севернорусской литературе житий до конца XIV в., как видно по уцелевшим памятникам того времени. Но он не исчез и после, когда развились и утвердились другия формы жития: пока древнерусская агиобиография хранила свой старый строго-церковный стиль и не превратилась в простую биографию, до тех пор существовала потребность иметь рядом с пространным украшенным житием и его краткое проложное изложение. Если в XV—XVII вв. появлялась такая украшенная редакция, почти безошибочно можно предполагать при ней и проложную, очень часто помещавшуюся в рукописи рядом с первой. Во второй половине XVII в., когда падали прежния церковныя формы жития, составитель новой редакции жизнеописания князя ярославскаго Феодора, которой уже коснулись новыя литературныя требования, считал, однако ж, необходимым приложить к своему труду его сокращение, дав последнему церковное заглавие «синаксаря», хотя проложная редакция этого жития существовала уже в XV в.

Потом литературная форма жития получила дальнейшее развитие. В начале и конце биографии появились части, содержание и цель которых составляло не воспроизведение историческаго явления: перед биографическим разсказом явилось ораторское предисловие; прежняя краткая похвала в конце проложнаго жития расширилась в пространное похвальное слово и отделилась от биографии в виде особой статьи; чудеса сделались существенной и необходимой частью жития; в самом биографическом разсказе развились именно те типическия черты, которыя обобщали историческое местное и индивидуальное явление, приближая его к общему христианскому идеалу. Церковно-ораторские элементы жития стали на первом плане, закрыв собой элементы историографические. Житие превратилось в стройное и сложное архитектурное здание, в однообразныя формы котораго стремились облекать разнообразныя историческия явления. Трудно обозначить с точностию время, когда литературная форма житий получила такое развитие. Как произведения местныя, они подчинялись в этом отношении развитию местных литературных сил, которое в разных пунктах Древней России было не одинаково. В одно время встречаем жития, принадлежащия по своему строю к разным эпохам в литературной истории древнерусской агиобиографии. В Ростове в конце XII и в XIII в. сказания о святых получали простую неразвитую обработку; в житии епископа Игнатия, которое можно относить к половине XIV в., впервые встречаем робкую попытку предпослать разсказу краткое предисловие. Напротив, смоленская письменность уже в XIII в. имела житие местнаго святаго, ни в чем не уступающее искусственным житиям XV—XVI вв., вооруженное витиеватым предисловием, частыми реторическими отступлениями в разсказе и не менее красноречивым похвальным словом в виде авторскаго послесловия. Это, как мы видели в разборе жития Авраамия Смоленскаго, объясняется ближайшим влиянием киевской письменности, происходившим отсюда большим знакомством с литературными образцами, которое раньше возлагало на составителя жития более сложныя требования. В более отдаленных городах, при меньших литературных средствах, дольше ограничивались более простой проложной формой жития. Можно, впрочем, заметить, что с XV в. указанный искусственный стиль становится господствующим и в севернорусских житиях. Выше мы пытались указать литературный материал, с помощию котораго возводились такия здания, и зодчих, давших образцы такой литературной постройки: житие, получившее свою первоначальную основу в песнопениях церковной службы, в дальнейшем развитии приняло в себя элементы церковнаго слова, и влиятельнейшими руководителями в этой переработке были писатели, пришедшие со стороны, незнакомые непосредственно с местными условиями, среди которых выросли описываемыя ими лица, но твердо знавшие тот идеал, который лежит в основе агиобиографии, и литературные приемы, необходимые для достойнаго его изображения. Сообразно со своим характером и литературными источниками эта новая форма, оставшаяся с тех пор господствующей в древнерусской литературе житий, была так же близка к богослужению, как и проложная: в старых списках службы преп. Сергию Радонежскому находим указания, что на шестой песни канона читались или украшенная Пахомиева редакция жития этого святаго, или проложное ея сокращение, сделанное тем же писателем. Сообразно с теми же источниками в дальнейшем развитии новой формы постепенно исчезала грань, отделяющая житие от церковнаго панегирика: если в Макарьевское время появился ряд новых редакций житий, названных похвальными словами, то, с другой стороны, под заглавием жития можно встретить похвальное слово, лишенное биографическаго содержания.