Евгений Войскунский - Плеск звездных морей

• Название: Плеск звездных морей
• Автор: Евгений Войскунский
• Жанр: Научная Фантастика

Действие научно-фантастического романа происходит в XXI веке на Земле и на Венере. Люди уже освоили ближайшие к Земле планеты и мечтают выйти в Большой Космос. О жизни и приключениях пилота-космонавта Улисса Дружинина и его товарищей рассказывается в этой книге.

---

— Был бы вам чрезвычайно обязан, молодые люди, — отнёсся Дед к селенитам у визора, — если бы выключили эту мерзость.

— Иван Александрович! — взмолился кудрявый селенолог Макги. — Какая же это мерзость? Такие славные песни…

— Сделай, по крайней мере, потише. — Дед положил на тарелку салату. — «Славные песни»! — проворчал он. — Нету на вас Чёрного робота.

Робин подмигнул мне. Я понял и попросил Деда рассказать историю о Чёрном роботе. Я знал её в переложении Робина, но от самого Деда не доводилось слышать. Я готов был слушать все истории Деда подряд, лишь бы отвлечься от мысли о собственной невесёлой истории…

Дед отнекивался, но мы насели на него дружно. И он сдался.

РАССКАЗ О ЧЁРНОМ РОБОТЕ — ХРАНИТЕЛЕ ТИШИНЫ

Это давняя история, друзья. Теперь уже никто не помнит, как звали изобретателя, создавшего Чёрного робота. Но у истории причудливая память, и она сохранила имя Василия Крюченкова — первой жертвы Чёрного робота. Почему бронированное чудовище выбрало именно его — тайна, которую так и не удалось раскрыть. Ведь таких, как Вася Крюченков, было много молодых ребят, любивших громкую музыку. И почему первый Чёрный робот появился именно в Рязани, тоже неизвестно. Вообще появление Чёрных роботов с самого начала было окутано тайной.

Так вот, в то утро Вася Крюченков спешил на работу, во вторую поликлинику. Он был зубным техником, Вася Крюченков, и к тому же хорошим зубным техником.

В те времена люди с удивительной лёгкостью запивали огнедышащий борщ ледяным пивом, и зубы сначала «сводило», а потом они начинали портиться, и поэтому хороших зубных техников очень ценили. В том числе и в Рязани, конечно.

Вася Крюченков спешил на работу, потому что он не любил опаздывать, и ещё потому, что с утра ему предстояла ответственная примерка нижней челюсти одному больному.

Этот… как они назывались… троллейбус был переполнен. Кто читал газету, кто смотрел в окно, а кто сидел, уставясь на стихотворный плакат: «Всегда следи за чистотой, веди себя культурно, билет использованный свой бросай, товарищ, в урну!» Тогда любили такие плакаты. А пассажиры помоложе делали то же, что и Вася: слушали портативные приёмники, транзисторы, как их не совсем правильно называли. А так как владельцы этих самых транзисторов слушали разные передачи, то все пассажиры в сотню ушей одновременно воспринимали примерно такую звукосмесь:

Нападающие армейцев навесили мяч на штрафную…
Говорят, не повезёт, если чёрный кот дорогу перейдёт…
Однако, при рассмотрении законопроекта верхняя палата,..
А теперь поставьте ноги на ширину плеч…
В целом по области на сто семь и две десятых…

Васин сосед, этакий пожилой дядя с печальными глазами, выцветшими то ли от возраста, то ли от ежевечерних сидений у телевизора, оторвался от журнала «Здоровье» и сказал с лёгкой укоризной в голосе:

— Вы бы потише, молодой человек. Нельзя же так… Некультурно…

Вася искоса глянул на соседа, вернее, на измятый лацкан его пиджака. Замечание было настолько смешным, что Вася даже не счёл нужным ответить. Он только немного прибавил громкость, предоставив соседу возможность дойти своим умом до осознания несуразности собственных слов. Другие владельцы транзисторов тоже прибавили громкость, потому что им хотелось слушать свои любимые передачи, а не Васину. Личный вкус — это ведь главный признак индивидуальности человека.

Сосед отодвинулся от Васи как только мог. Прямо вжался в стенку троллейбуса. Что-то он ещё сказал, Вася разобрал одно лишь слово: «некультурно». Но и тут Вася не вспылил. Только бросил снисходительно:

— Эх вы, не знаете, что радио — это культура.

И уже этот троллейбус, набитый музыкой и прочим радиовещанием, подходил к Васиной остановке у второй поликлиники, как вдруг…

В раскрытом окне мелькнуло что-то чёрное. В следующий миг нечто жёсткое и холодное стиснуло Васины колени…

Вася был абсолютно прав, сказав, что радио — это культура. Более того: вы прекрасно знаете, друзья, какой гигантский вклад внесло радио в человеческую цивилизацию.

Правда, Александр Степанович Попов не мог предвидеть всех последствий своего великого изобретения: он помышлял главным образом о спасении кораблей.

Не задумывался о последствиях и Томас Эдисон, изобретая систему звукозаписи. Он, наивный человек, очень обрадовался, когда первый фонограф прохрипел:

Ах, у Мэри был ягнёнок с шёрсткой белоснежной,
И куда б она ни шла, он бежал за девой нежной…

Радио произвело переворот в человеческой жизни почти столь же значительный, как изобретение нашими предками ям для ловли мамонтов. Но если мамонтоловки были полезны во всех отношениях, то радио, кроме несомненной пользы, стало со временем приносить несомненный вред.

Рупоры уступили место диффузорам магнитодинамиков, граммофонная пластинка — магнитной ленте. И уже не только в городах, но и в некогда тихих райцентрах орали, содрогаясь от собственной мощи, динамики.

Страшные динамики проникли в поезда и пароходы, даже в автобусы дальнего следования. Почему-то было принято считать, что пассажир желает слушать музыку с раннего утра до позднего вечера. И если он пробовал протестовать, то всё равно его слова тонули в оглушительном лае:

А пока — наоборот!
Только чёрному коту и не везёт!

И, может быть, только в какой-нибудь горной деревушке в далёких Андах сохранилась первозданная тишина.

Надо сказать вам, что ещё до бурного развития радио человечество предупреждали. Был такой писатель, да его и сейчас почитывают, — Жюль Верн. Он был фантаст и любил описывать будущее. Так вот, он писал: «Пусть музыка всего лишь художественно упорядоченные колебания звуковых волн — лучше всё-таки, чтобы эти колебания не превращались в оглушительную бурю».

Неплохо сказано, правда? А ведь во времена Жюля Верна люди слушали музыку в несколько сот раз реже, чем сто лет спустя, а громкость естественного звучания, при которой воспринималась тогда музыка, не идёт ни в какое сравнение с рёвом динамиков, когда звуковое давление на органы слуха подходит к болевой границе.

Однако фактор психического воздействия шума гораздо опаснее, чем механическое звуковое давление. Ведь человеческий организм совсем не рассчитан на целодневное принудительное восприятие громких звуков. Люди начали становиться болезненными, неуравновешенными, раздражительными.

Знаменитый Гуно писал о великом Моцарте: «Ты — вечная правда! Ты — совершенная красота!.. Ты — неисчерпаемая прелесть!.. Ты все почувствовал и все выразил в музыке, которую никто не превзошёл и никогда не превзойдёт!..»

Но если бы знаменитый Гуно прослушал магнитную запись пятого концерта Моцарта ля мажор опус десять на полном усилении, не имея возможности отойти подальше, ещё неизвестно, какие бы слова пришли ему на ум. Ведь в его время не водилось таких громкостей, при которых даже безобидная лирическая песенка превращается в орудие пытки.

Не надо думать, что человечество не возмущалось. Оно возмущалось. Иногда его протесты даже передавались по радио. Более того — шла научная работа. Доказывалось с неоспоримой точностью, что шум вреден для человеческого организма. Некоторые здания снабжались звукоизоляцией, заводские вентиляторы — виброфундаментами.

Потом появились портативные транзисторные приёмники — и тут уж стало ясно, что спасения нет. Музыка захлёстывала города и села. Каждый второй прохожий нёс работающий транзистор. Вошло в обыкновение таскать с собой на ремне даже приёмники, тяжёлые, как комод. Дошло до того, что музыка и футбольные репортажи, извергающиеся непрерывно, заглушали бурный стук костяшек домино — чрезвычайно распространённой в те времена игры.

И уже даже в Андах — в тех самых горных деревушках, где тогда ещё не умели делать кукурузной муки, где индианка каждый день лущила початки, варила кукурузные зерна и часами растирала вареное зерно в кашицу, чтобы испечь тонкие лепёшки тортильяс, — даже там теперь гремел на всю хижину дешёвый транзистор, проданный в рассрочку предприимчивым местным лавочником. И горное эхо недоуменно вторило «Ла паломе»:

Я прилечу к тебе с волной морскою,
Ты мои перья нежно погладь руко-ою…

Ах, друзья, это было ужасно!

Чёрный робот проник в окно троллейбуса и вклинился между Васей и его соседом. Он выпустил манипулятор и осторожно, почти материнским жестом отобрал у Васи работающий на полную громкость транзистор. Затем он раскрыл широкую пасть…

Вася Крюченков понимал толк в металлических зубах. Он сам делал их. Но при виде пасти Чёрного робота Вася чуть было не лишился чувств. Она, как пасть акулы, была усеяна множеством рядов острых, длинных зубов. Зубы поблёскивали, и каждый из них быстро вращался.

Чёрный робот сунул хрупкий аппаратик в пасть и съел его на глазах у Васи. И бедный Вася слышал, как приёмник издал последний жалкий писк, а потом раздалось мерное хрустение — это зубы чудовища размалывали нежные пластмассовые потрошки транзистора.