Евгений Лукин - Катали мы ваше солнце

• Название: Катали мы ваше солнце
• Автор: Евгений Лукин
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2000
• ISBN: 5-237-04657-6

И веселое ж место – Берендеево царство. Стоит тут славный град Сволочь на реке Сволочь, в просторечии – Сволочь-на-Сволочи, на который, сказывают, в оны годы свалилось красно солнышко, а уж всех ли непотребных сволочан оно спалило, то неведомо… Плывут тут ладьи из варяг в греки да из грек в варяги по речке Вытекла… Сияет тут красой молодецкой ясный сокол Докука, и по любви сердечной готова за ним хоть в Явь, хоть в Навь ягодка спелая – боярышня Шалава Непутятична… Творит тут деяния тайные хитроумный Кудыка – на все руки мастер. И катится по небу синему солнце ясное, из катапульты, сиречь из кидала запущенное. Ох, докатится!.. Читайте роман Евгения Лукина – и вы будете смеяться, как давно не смеялись!

---

Однако грозные слова, ожидаемые Кудыкой, так и не сорвались с боярских румяных уст. Обернулся Блуд Чадович и нахмурился озадаченно. Со стороны высокого резного крыльца, бренча байданой, бежал к ним со всех ног курносый храбр Нахалко. Кинув боярину поясной поклон, подался к милостиво склоненному уху и торопливо зашептал. Глаза у самого – так и выскакивали.

– Шорох, говоришь? – тихо, но внятно переспросил боярин и прищурился недобро. – А ну-ка вы все! За мной, в терем!..

Выпростал руки из прорезей охабня и решительно зашагал к высокому крыльцу. Травяного цвета рукава болтались за широкой спиной. Храбры и холопья, случившиеся во дворе, побросали дела и поспешили следом.

Кудыка, привскочив с колен, моргал и ошалело крутил головой. Ему-то – идти али нет? Сказано было: «Вы все…» Ну, все – так все! Древорез отряхнул мокрые коленки и припустился вдогонку.

Толпой человек в семь достигли они узорчато оперенной лесенки, ведущей из горницы на искусно измуравленный чердак, собственно, и называвшийся теремом. Наступив на первую доску, боярин обернулся, насупился и приложил перст к поджатым строго устам. Дальше пошел на загнутых носках, чтобы каблуком невзначай не скрипнуть. Затаив дыхание, все прочие последовали за ним.

Очутившись перед узкой расписанной полевыми цветами дверью, боярин приложил к створке мясистое ухо. Прислушался и что-то, видать, услышал, ибо побагровел и с маху треснул в дверь кулаком.

– Отопри!..

За дверью приключилась короткая суматоха. Вроде заметались, что-то задевая, что-то опрокидывая…

– Отопри, чтоб тебя… повело да покоробило!..

Ойкнули тоненько, прильнули к двери с той стороны.

– Не обедать ли пора, дядюшка?.. – спросил в пробой дрожащий девичий голос.

– Отопри, дверь с косяками выну!..

Шаркнули, стукнули засовы – числом не менее трех. Шумно сопя, Блуд Чадович размахнул дверью, вошел. За ним – все прочие. Еле успев отскочить, большеглазая бледная Шалава Непутятична стояла, обмерев, в одной тоненькой рубашечке без пояса и в таких же тоненьких чулочках. Кожица – белая, нежная, чуть не прозрачная. Приглядишься – увидишь, как мозжечок из косточки в косточку переливается.

– Где? – страшно спросил боярин и рванул за кольцо крышку сундука. Полетели по светелке один за другим всякие летники и сарафаны.

– А вы что уставились? – обернувшись, прикрикнул боярин на слуг и храбров. – Под кроватью смотрите, под лавками!.. Не в окошко же он выпорхнул! Значит, должон быть!..

Кинулись – кто под лавку, кто под кровать, вмиг все перетряхнули. Нигде никого. Шалава Непутятична тем временем накинула на плечики выброшенную из сундука епанчу [44] и с любопытством принялась разглядывать каждого по очереди.

– Потерял что-нибудь, дядюшка? – сочувственно осведомилась она.

Блуд Чадович взбычился, уставил на племянницу налитые кровью глаза, но, не выдержав невинного взгляда Шалавы Непутятичны, зарычал и отвернулся. Увидел заробевшего Кудыку, рявкнул:

– А ты тут что стоишь, как надолба приворотная?.. Поди в окошко глянь!..

Древорез вжал голову в плечи и, трусцой подбежав к косящатому оконцу, раскрыл забранные цветными стеклышками створки. В светлицу вкатился клуб морозного воздуха, охнула легко одетая Шалава Непутятична. Кудыка выглянул. Красив был и ужасен вид из оконца боярского терема. Именно отсюда, вон с того выступа внизу, бросался когда-то в озеро молодой купец Мизгирь. Кудыка невольно забоялся и отвел взгляд от ниспадающей к остекленелой воде крутизны.

Посмотрел вправо, влево – и дух перехватило. На резной уступчатой полке окна, комкая у груди верхнюю одежонку, стоял над бездной в одних портках синеглазый красавец Докука. А полочка-то – шириной в ладошку…

Кудыка выдохнул, еще раз поглядел вниз и решительно прикрыл окно.

– Не-ет… – протянул он как можно более небрежно. – Никого там нету…

– Как нету? – истошно закричала Шалава Непутятична и, оттолкнув древореза, кинулась, дура, к оконцу.

* * *

– Что ж, прямо на дворе сечь будут? – упавшим голосом вопросил Кудыка.

– Озябнуть боишься? – ехидно осведомился старый седатый храбр, развивая длинный сыромятный кнут. Со свистом рассек накрест воздух и, кажется, остался доволен снастью.

– Ты солью-то его вымочил? – озабоченно спросил Блуд Чадович, угрюмо прислушиваясь к разноголосым взвизгам, доносящимся из терема. Там унимали Шалаву Непутятичну и, судя по звону затрещин и грохоту утвари, никак не могли унять.

– С вечера еще, батюшка, – бодро отвечал старый храбр. – Это уж как водится… Была бы спина, сыщется и вина.

Тут в тереме и вовсе заверещали в свин голос, и боярин беспокойно оглянулся.

– Никак до коромысла добралась?..

Храбры неловко шевельнулись, скрежетнув крупнокольчатым железом байдан. Нежная Шалава Непутятична, хотя и росла в тереме, ветром не обвеенная и дождичком не обмоченная, а коромыслом владела не хуже теплынских баб. А уж как дрались коромыслами теплынские бабы – страсть да и только! Бывало, что и конных с седла сшибали…

Продрогший до мослов синеглазый красавец Докука все никак не мог попасть красной скрюченной пятерней в рукав полушубка.

– Зря одеваешься, – хмуро сказал ему Кудыка. – Все равно сейчас раздеваться придется…

Не отвечая, красавец вдел наконец руку и нагреб на себя полушубок. Из лохматой щели вздернутого ворота смотрел теперь на Кудыку синий вытаращенный от ужаса глаз.

– С-скажи ему: п… п-прости… б-батюшка…

– А сам-то что ж? – буркнул Кудыка.

– Г-губы смерзлись…

Шум в тереме приутих, и боярин вновь повернулся к древорезам. С упреком взглянул Кудыка на счастливое нечетное солнышко, падающее в далекое Теплынь-озеро. Тресветлое уже остывало, наливалось нежно-алым, и взмолился Кудыка:

– Помилуй, добросиянное…

И ведь помиловало, вот что дивно-то! Курносый храбр Нахалко, с пониманием воздыхавший, глядючи на недавних сотрапезников, отвернулся высморкаться – да так и замер, уставясь поверх ограды. Со стороны ребристо замерзшей Сволочи приближался небольшой санный поезд. Внезапным дуновением донесло звонкие греческой выковки колокольцы.

– Никак князюшка?..

Забыв про Кудыку с Докукой, кинулись отворять главные ворота с башенками, и вскоре сильная караковая лошадка внесла на широкий боярский двор обитые кожей княжьи санки. Утративший привычную неторопливость боярин самолично отстегнул меховую полость. И вот, путаясь в просторной дорожной шубе, выбрался из саней теплынский князь Столпосвят, как всегда, скорбный какою-то высокой думой.

Постоял, склонив головушку, потом явил смуглый лик свой, обрамленный черно-серебряной брадою, и, вздернув дремучую бровь, пристально оглядел боярина и прочих, словно бы видя всех впервые. Узрел колоду, веревки, застывшего с кнутом в руке старого храбра, наконец Кудыку с Докукой и поворотился к боярину.

– За что драть мыслишь? – спросил раздумчиво.

Блуд Чадович крякнул, оглянулся на терем. Звона-грохота из хором больше не доносилось, лишь мерещились подчас тихие рыдания из светлицы.

– Да обоз, вишь, разбили с Теплынь-озера, – нехотя и соврал, и не соврал боярин. – Возчиков побили чуть не до смерти… Как теперь с них пошлину брать прикажешь?..

– Чуть… – повторил напевно князюшка и горестно покивал. – Худо… Худо, что чуть… До смерти надо было, а не чуть… – Выпрямился, полыхнул очами. – Теплынцы!.. – Зычный голос его возрос, отдался во всех уголках двора. – Был я сейчас у царя-батюшки… Плох, плох батюшка наш, совсем плох… Как понурая лошадка: куда за повод поведут, туда и идет… А только указ этот, теплынцы, он не писал!..

Все так и ахнули. Подались бородами к князюшке, выкатили зенки.

– Кто написал, спрашиваете? Отвечу… – Голос Столпосвята сошел на рокочущие низы и смолк. Двор – как вымер. Одни лошадки переминались да фыркали. Князь же, словно забыв о застывших в ожидании подданных, вновь погрузился в думу. Потом очнулся и выговорил брезгливо: – Брат мой Всеволок с боярами со своими – вот кто!

Будь вокруг больше народу, взревели бы, конечно, погромче, пояростней. И все равно лошадки шарахнулись.

– Это как же?..

– Помимо царя?..

– Да отродясь такого не бывало!..

Князь поднял руку, ожег гневным взором. Вновь замерло все во дворе.

– Так ведь царь-то… – молвил он со слезой. – Слепенький батюшка-то наш! Старенький… А Всеволок возьми да и подсунь ему грамоту на подпись!..

– Так ты бы объяснил ему, милостивец!.. – жалостно вскричал кто-то из храбров.

– Объяснял, теплынцы, объяснял… Да только царь теперь – что дите малое. Ножками топочет, чуть не плачет… Сами, говорит, разбирайтесь со своим Всеволоком, коли братья… – Князь приостановился, потом возвысил голос: – Вооружаться пора, теплынцы! Ведомо стало, что брат мой сволочан своих собирает, хочет по льду речку Сволочь перейти… А? Что, теплынцы? Постоим за Вытеклу, за Теплынь-озеро, за князя со княгинею?..