Эмили Листфилд - Деяния любви

• Название: Деяния любви
• Автор: Эмили Листфилд
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-85585-221-0

Один лишь случайный выстрел героя нового романа американской писательницы Эмили Листфилд разрушил жизни четырех человек. Убита бывшая жена Теда Уоринга, его самого обвиняют в предумышленном убийстве. На такой версии настаивает прежде всего старшая дочь Уорингов Джулия, бывшая свидетельницей происшедшего.

Жизнь этой средней американской семьи, супружеские отношения героев, любовь, измена, ссоры и непонимание детей тонко и захватывающе описаны в романе.

---

– Что тут такого?

– Ничего. Просто не могу припомнить, чтобы раньше ты сама себе покупала розы, вот и все.

– Ты все время твердишь, что каждый может измениться. Разве это не относится ко мне?

Тед пожал плечами, его губы искривились язвительной ухмылкой, вызывая в ней раздражение.

– Если уж тебе необходимо знать, – колко добавила она, – мне подарил их мужчина.

– Кто?

– Нил Фредриксон.

– Кто этот чертов Нил Фредриксон?

– Заведующий нейрохирургией.

– Браво. Долго ли это продолжается?

– Я совсем не уверена, что это твое дело. – Она проверяла его, проверяла себя, только начиная проявлять неповиновение, еще не зная, на что способна и к чему это приведет, и поэтому с непривычки зашла дальше, чем собиралась.

Эйли стояла возле тахты, еще не сняв куртки, смотрела на них, слушала. Они больше не замечали, что она здесь, больше не замечали никого, кроме самих себя, даже не обратили внимания, когда она прошла прямо мимо них, под самым носом у них, прочь от них, испугавшись их, устав от них, удалилась от них на кухню, открыла холодильник и застыла в холодном белом свете совершенно неподвижно.

Джулия отметила для себя, как Эйли вышла, но осталась на месте, хотя она тоже понимала, что больше не существует в этом их мире. Руки Энн все так же напряженно скрещены на груди, а Теда заносило все больше, он размахивал руками, стиснув в правой девятифунтовый винчестер, словно былинку.

– Черт возми! – орал Тед. – Вот именно, это мое дело.

– Я теперь свободна, помнишь? – каждое слово слетало быстрее, быстрее, легче, чем предыдущее, кольцо из слов, все новые, резкие, опьяняющие. – Разве ты не этого добивался?

– Ты прекрасно знаешь, чего я добивался, вовсе не этого.

– Я могу делать все, что захочу, – напомнила Энн.

– Вот как? Прежде всего, я не думаю, что твои похождения пойдут на пользу нашим дочерям.

– Похождения? Я ужинаю с приятным человеком впервые с тех пор, как ты ушел, и это называется похождениями?

Тед кивнул.

– Ты поступаешь так, просто чтобы заставить меня ревновать. Ладно. Это я могу принять.

– О Боже, да почему все непременно должно иметь отношение к тебе? Неужели ничего из того, что я делаю, не может быть только моим?

– Кто у тебя еще есть? – потребовал он.

– Не валяй дурака. Никого. Никого нет. – Она запнулась, понизила голос. – Может, перестанем? В чем дело? Мы же собирались больше этим не заниматься, помнишь? Ты только послушай нас. – Она тряхнула головой.

– Я задал тебе вопрос, – настаивал он, уже не слыша ее. Она видела его таким прежде бессчетное количество раз, когда что бы она ни говорила, ничто не могло подействовать. – Кто у тебя еще есть?

– Тед, пожалуйста. Прекрати. Перестань.

Но он не мог остановиться.

– Вот, значит, как? Значит, все сводится к этому? К твоей свободе. Так, да? Так, Энн?

– Что ты хочешь услышать от меня?

– Какая разница, чего я хочу? Тебе же явно наплевать, чего я хочу.

– Тед, перестань. Ты ничего не понимаешь.

– Я только начинаю понимать. Да, наконец-то я начинаю кое-что понимать. Я хочу, чтобы ты мне сказала. Скажи мне, Энн. В этом дело?

– Да. Получил? – теперь и она кричала. – Да. Ты это хотел услышать? Да. Я жду не дождусь, когда придут эти документы. Я не могу дождаться, чтобы подписать их. Боже мой, я просто не могу дождаться.

Он неистово взмахнул руками, продираясь сквозь ее слова, на мгновение сталь ружья блеснула на свету.

– Господи, какой же я идиот. Проклятый идиот. Хочешь знать, что я за дурак? А, Энн? Я тебя спрашиваю. Хочешь знать, какой я неслыханный дурак? Я тебе скажу. Я вообразил, что у нас есть шанс. Я все выходные только о нас и думал. Что за чертов идиот. Я-то и правда думал, что та ночь кое-что значит для тебя.

– Тед.

Его сверкающий взгляд был жестким.

– Идиот. Я тебе верил, Энн. Я верил тебе, когда ты сказала, что тоже подумаешь о нас. А сама шлялась с каким-то чертовым врачом.

– Когда ты так заводишься, то никогда не слышишь меня. Пожалуйста, можешь успокоиться и выслушать?

– Что тут выслушивать? Ты уже сказала мне все, что нужно. Ты меня обманула, Энн.

Она вспыхнула.

– Я тебя обманула? Ты что думал, я собиралась сидеть здесь, как какая-нибудь девятнадцатилетняя дурочка, ожидая, когда тебе заблагорассудится вернуться? На это ушло какое-то время, но даже мне, в конце концов, пришлось повзрослеть.

Эйли достала бутылку апельсинового сока из-за пакета с молоком и аккуратно налила себе стакан. Она держала его обеими руками, пила, широко раскрыв глаза, медленными глотками, голоса родителей наполняли кухню, скапливались в воздухе, проникая в нее, пока она пила сок, слушая их, теперь только эти голоса, уже не ее родители, лишь голоса…

– С сегодняшнего дня я буду встречаться с кем хочу, когда хочу. И ты прекрасно можешь пригласить меня на свидание, когда захочешь поговорить. А еще лучше, пригласи моего адвоката. Как ты смеешь так являться сюда? Кстати, я собираюсь первым делом завтра утром связаться со своим адвокатом и заставить его пересмотреть твое право посещения.

– Ты думаешь, я собираюсь стоять в сторонке и позволять тебе таскаться с половиной города?

На стенки стакана налипла мякоть. Эйли собрала ее указательным пальцем, отправила в рот и слизнула, ни на что не глядя.

– У тебя нет выбора.

– Это мой дом.

– Был твой, Тед, был. Как только я переговорю с адвокатом, вызову слесаря, чтобы сменил замок.

– И всякий раз на улице я буду натыкаться на очередного типа, которого ты подцепишь? Если ты воображаешь, что я позволю такое, то тебе придется об этом пожалеть. Никогда. Слышишь? Никогда.

Джулия пронзительно вскрикнула:

– Перестань! Нет!

По дому прокатился звук выстрела.

Эйли кинулась на порог гостиной и увидела Джулию и Теда, застывших, тесно сплетенных в объятиях, руки, ноги, ружье, затерянное где-то внутри. Медленно, медленно начали они разъединяться, освобождая руки, шеи. Они одновременно обернулись к подножию лестницы, где лежала Энн, головой на нижней ступеньке, над левым глазом – глубокое багровое отверстие.

Тед высвободился и бросился к ней.

– О Боже мой! О Боже! Боже! – Его рука стала мокрой от крови, когда он прижал ладонь к ране, пытаясь остановить ее. – Энн? – загнать кровь обратно, а она просачивалась сквозь его пальцы на ковер. – Вызови «скорую», – рявкнул он Джулии, все еще застывшей, неподвижной. – Скорее. Господи. Вызови «скорую»! – заорал он. Ему удалось уложить ее голову к себе на колени, убирая волосы от багрового пятна. – Энн? Энн? – Джулия и Эйли смотрели, оцепенев, пока Тед не крикнул в последний раз: – Да вызовите же эту проклятую «скорую»!

Они накрыли ее лицо белой простыней, прежде чем привязать. Полиция приехала как раз в тот момент, когда санитары выносили из дома носилки.

– Так, что здесь произошло? – спросил первый офицер, вынимая из кармана блокнот, сосредоточенно листая его, щелкая ручкой – профессиональные обязанности, защищавшие его от кошмара, который он увидел, приподняв простыню.

– Моя жена. – Тед умоляюще смотрел в глаза офицера, ожидая понимания, помощи, слов, которые никогда не прозвучат: С НЕЙ БУДЕТ ВСЕ В ПОРЯДКЕ.

– Это он сделал, – Джулия шагнула вперед, дрожа, с остекленевшими глазами. – Он застрелил ее.

Ошеломленный Тед повернулся к ней лицом.

– Джулия?! Скажи им, что случилось. – Каждое слово медленное, отчетливое. – Это был несчастный случай. Скажи им. Ведь ты набросилась на меня?! Если бы ты так не вцепилась в меня, ружье ни за что бы не выстрелило. Это был несчастный случай.

Джулия оглянулась на офицера, его ручка застыла наготове над блокнотом.

– Он застрелил ее! – выкрикнула она высоким пронзительным голосом, быстро поднявшимся до рыдания. – Он застрелил мою маму.

Ручка нажала на бумагу, оставив черный росчерк, а офицер внимательно смотрел на Джулию. Наконец он повернулся к отцу.

– Вам придется пойти со мной.

– Это безумие, – голос Теда срывался от отчаяния, офицер приобнял его и решительно повел к выходу, пока его напарник, стоявший в дверях, поднимал ружье, обернув его двумя носовыми платками. – Не знаю, почему она так говорит. Скажи им, Джулия, просто скажи им правду. Скажи, что произошло на самом деле. Это был несчастный случай.

Но Джулия продолжала молчать долго после того, как услышала, что полицейская машина с завывающей сиреной отъехала и скрылась, молчала, когда Эйли начала непрерывно всхлипывать и подвывать, молчала, когда приехала Сэнди, мертвенно-бледная, потрясенная, и наткнулась на оставшегося полицейского, все еще стоявшего посреди комнаты.

2

Девочки обычно старались угадать настроение матери по изменениям цвета ее волос, угадать, будет ли она слоняться по дому, мурлыча отрывки из песенок своей молодости: Синатры, Бейзи, особенно Ната Кинга Коула, улыбаясь самой себе, хватая того, кто оказывался поблизости, чтобы станцевать ту-степ, что обычно заканчивалось градом поцелуев влажным открытым ртом, или на целые дни затворится в спальне, слабым печальным голосом призывая к себе Энн, а иногда Сэнди, чтобы они выслушали какую-нибудь историю, мудрый совет или пересказ сна, который потом унесут в свою комнату, чтобы разобраться. Эстелла (она настаивала, чтобы они звали ее по имени, словно любой вариант слова «мама» был слишком обременителен, чреват ожиданиями и упреками), Эстелла, лежа в постели, словно окутывала дом пеленой, комнаты темнели, звуки приглушались; унылые, действующие на нервы дни, мрачные и несчастливые. Все это они пытались предугадать по цвету ее волос, иногда оранжевому, словно самый яркий закат, а иногда блестящему, багряно-лиловому, как перезрелый баклажан. Обычно же он останавливался на чем-то среднем: цвете пожарной машины, проезжающей в сумерках.