Айзек Азимов - ФАТА-МОРГАНА 5 (Фантастические рассказы и повести)

• Название: ФАТА-МОРГАНА 5 (Фантастические рассказы и повести)
• Автор: Айзек Азимов
• Издательство: Издательство "ФЛОКС"
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1992
• ISBN: 5-7628-0010-5

В сборник вошли произведения популярных зарубежных писателей. Рассказы продолжают тематику предыдущих сборников «Фата-Моргана». Их отличает яркость образов, экзотичность сюжетов, неожиданность развязок. Все произведения печатаются на русском языке впервые.

---

Каждый камень содержал в себе свою временную запись и пространственные координаты. Каждый в отдельности представлял различные силы, изменчивые эпохи, всевозможные температуры, химические компоненты, формирующие факторы и физические параметры, а все вместе образовывали анаграмму Земли, выражающую ее сложность и единство одновременно. Последний камень был ни чем иным, как фокусом динамики всей системы, и когда Аргустал медленно шагал по вибрирующим аллеям, напряжение возросло до предела.

Аргустал уловил это слухом и остановился, после чего сделал несколько шагов в разные стороны и убедился, что существует не один, а миллиарды фокусов, зависящих от положения и направленности ключевого камня.

Очень тихо он прошептал:

— Только бы мои опасения подтвердились… — И тут же вокруг зазвучал тихий голос из камня, сначала заикающийся, но затем все более выразительный, словно давно знал слова, но никогда не имел возможности их произнести.

— Ты… — Тишина, а затем поток слов:

— Ты, о ты, червяк, ты больна, роза. Посреди воя бури ты стоишь, посреди воя бури. Червяк ты и забрался, о роза, ты больна, и он забрался, летает ночью и очаг твоей лучистой жизни источит. О роза, ты больна! Невидимый червяк, который летает ночью среди воя бури, забрался… забрался в очаг твоей лучистой роскоши… и его мрачная-мрачная любовь, его мрачная-мрачная любовь твою жизнь источит.

Аргустал бросился бежать отсюда.

Теперь он не мог найти утешения в объятиях Памитар. Хоть и жался к ней, запертый в клетке из ветвей, его грыз червяк, летающий червяк. Отодвинувшись наконец от нее, Аргустал сказал:

— Слышал ли кто-нибудь когда-либо такой страшный голос? Я не могу разговаривать со Вселенной.

— Ты не знаешь, была ли то Вселенная, — старалась она подзадорить его. — Зачем Вселенной разговаривать с маленьким Тампаром?

— Тот старик сказал, что я говорю в никуда, а это и есть Вселенная — там, где солнце прячется ночью, где скрываются наши воспоминания и испаряются наши мысли. Я не могу разговаривать с ней. Нужно найти этого старика и поговорить с ним.

— Не говори больше и не задавай новых вопросов. Все, что ты узнаешь, принесет тебе несчастье. Слушай, скоро ты перестанешь уважать меня, твою бедную жену; ты не захочешь на меня смотреть.

— Пусть все будущие века я буду смотреть в ничто, все равно нужно узнать, что нас мучает.

В центре Горнила, где жило столько Неклассифицированных, безлистая роща поднималась с земли, как окаменевший мешок, а ее странные сучья образовывали пещеры и укрытия, в которых могли примоститься бездомные и старые паломники. Именно здесь с наступлением ночи и нашел Аргустал нищего.

Старик лежал возле треснувшего горшка, плотно закутавшись в свои одежды. Он завозился в каморке, пытаясь удрать, но Аргустал схватил его за горло и держал крепко.

— Мне нужны твои знания, старик.

— Иди за ними к благочестивым — они знают больше меня.

Это на мгновение остановило Аргустала, но хватку он ослабил лишь ненамного.

— Поскольку я поймал тебя, ты должен сказать мне. Я знаю, что знания мучительны, но и незнание причиняет боль, если мы его осознаем. Скажи мне еще о детях и о том, что они делали.

Дед извивался в руках Аргустала, как в лихорадке, но наконец заговорил:

— Того, что я знаю, мало, так мало, как одна травинка на целом поле, и, как травинка, эти минувшие времена. И все эти времена одни и те же люди жили на Земле. Тогда, как и сейчас, не появлялось ни одного нового существа, но когда-то… еще до этих давно минувших времен… нет, ты не сможешь понять…

— Я хорошо понимаю тебя.

— До этих давно минувших времен были другие, и тогда… тогда были дети и прочие вещи, которых больше нет, много зверей и птиц и меньших существ с хрупкими крылышками, которые не могли долго работать ими…

— И что случилось? Почему все изменилось, старик?

— Люди… ученые… изучили телесные соки и превратили каждого человека, животное и дерево в вечноживущих. С тех пор мы живем долго, так долго, что уже ничего не помним.

— А почему сейчас нет детей? — спросил Аргустал.

— Дети — это просто маленькие взрослые. Мы — взрослые, возникшие из детей. Но в те далекие великолепные времена, до того, как ученые появились на Земле, взрослые делали детей. Животные и деревья — тоже. Но с вечной жизнью это не вяжется, и в детородных частях тела сейчас меньше жизни, чем в камне.

— Ни слова о камнях! Значит, мы живем вечно… И ты, старая деревенщина, помнишь меня ребенком?

Старик впал в какой-то странный транс: он бил кулаками по земле, и слюна текла из его рта.

— Клянусь семью оттенками сирени, я хуже помню себя самого ребенком, носящимся, как стрела, и этот воздух, свежий пахнущий воздух… Я помню и, значит, спятил.

Он принялся кричать и плакать, а отребье, окружавшее их, вторило ему:

— Мы помним, мы помним!

Их вой подействовал на Аргустала, как удар копьем в бок. В его памяти остались лишь фрагменты панического бегства через город, какая-то стена, ствол, ров и дорога, все такое же бесплотное, как эти воспоминания. Упав, наконец, на землю, он не знал, где лежит, и все было для него ничем, пока вой не стих вдалеке.

Только тогда понял он, что лежит посреди своей конструкции, щекой на камне из Ор, там, где его оставил. И когда к нему стало возвращаться сознание, конструкция ответила ему, хоть он и не произнес ни слова.

Он находился в новой фокусной точке, а голос, который звучал, был так же спокоен, как и предыдущий. Он веял над ним, как холодный ветер.

— Нет бессмертных по ту сторону могилы, Аргустал, нет такого имени, которое в конце концов не кончилось бы. Эксперимент X дал вечную жизнь всем существам на Земле, однако даже вечности нужно расслабиться и сделать перерыв. Старая жизнь имела детство и свой конец, новой не хватает этой логики. Ее нашли после многих тысячелетий, ища указания у различных умов. Чем человек был, тем он и будет; чем было дерево, тем оно станет.

Аргустал поднял измученную голову с каменного изголовья, и голос вновь изменился, словно в ответ на его движение:

— Настоящее — это как нота в музыке, которая не может длиться больше. Ты, Аргустал, наткнулся именно на эти, а не другие вопросы, потому что аккорд, спускаясь в нижнюю тональность, пробудил тебя из долгого сна бессмертия. То, что ты встретил, ждет и других, и никто из вас не будет больше неподвластен переменам. Даже бессмертие должно иметь свой конец.

Тут он встал и бросил камень из Ор. Камень полетел, упал, покатился… и прежде чем остановился, проснулся огромный хор голосов Вселенной.

Вся Земля поднялась, и ветер подул с запада. Когда Аргустал вновь обрел способность двигаться, он увидел толпы, идущие из города, и гнездящихся на солнце Сил в их ночном полете, и крутящиеся звезды.

Аргустал побрел обратно к Памитар, медленно переступая своими плоскими обезьяньими ступнями. Никогда больше не про- явить ему нетерпения в ее объятиях, где время всегда будет уходить слишком быстро.

Он знал уже, что это за летающий червяк, гнездящийся в ее и его сердце, в каждом живом существе: в древолюдях из Ор, в могучих безличных Силах, которые ободрали солнце, и даже в святых внутренностях Вселенной, которым он на время дал голос. Он знал уже, что вернулась Ее Высочество, придававшая Жизни смысл. Ее Высочество, уходившая из мира на такой долгий и все же такой краткий отдых. Ее Высочество СМЕРТЬ.

(Перевод И.Невструева)

ЧЕЛОВЕК В СВОЕМ ВРЕМЕНИ

Его отсутствие.

Жанет Вестермарк внимательно наблюдала за тремя находившимися в кабинете мужчинами: директором Института, который должен был вот-вот исчезнуть из ее жизни, психологом, который в нее вступал, и мужем, жизнь которого текла параллельно ее жизни, и все-таки совершенно отдельно.

Не только ее занимало это наблюдение. Психолог, Клемент Стекпул, сгорбившись, сидел в кресле, обхватив сильными некрасивыми ладонями колени и выдвинув вперед обезьянье лицо, чтобы лучше видеть Джека Вестермарка — новый объект своих исследований.

Директор Института Психики говорил громко и оживленно. Весьма характерной чертой разговора было то, что Джек Вестермарк, казалось, находится не здесь, а где-то в другом месте.

Особенный случай, беспокойство. Руки его неподвижно лежали на коленях, но вел он себя беспокойно, хотя явно держал себя в руках. «Как будто находится сейчас где-то в другом месте и среди других людей», — подумала Жанет. Она заметила, что муж взглянул на нее, когда она на него смотрела, но, прежде чем успела ответить, он уже отвел глаза в сторону и снова замкнулся в себе.

— Правда, мистер Стекпул не имел до сих пор дела с таким особенным случаем, как твой, — говорил директор, — но опыт у него огромный. Я знаю…