Барбара Картленд - Огни Парижа

• Название: Огни Парижа
• Автор: Барбара Картленд
• Издательство: Эксмо-Пресс
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1999
• ISBN: 5-04-004355-4

Юная Линетта, очутившись в Париже, попала в развращенный мир богемы. Ее родственница, оказавшая девушке покровительство, по достоинству оценила свежую красоту Линетты и решила извлечь из нее максимальную выгоду. Ужас охватил девушку, когда, очутившись наедине с богатым развратником в отдельном кабинете ресторана, она поняла, какая уготована ей участь…

---

Слуга провел девушку в небольшую гостиную, отделанную в восточном стиле. На низеньких столиках, инкрустированных серебром и перламутром, Линетта заметила золотые сигаретницы и разнообразные мундштуки.

О мундштуках она знала из книг, но никогда раньше их не видела.

В гостиной стоял сильный табачный запах, и Линетта поняла, что здесь обычно курят.

– Если вы будете любезны подождать, – обратился к ней лакей, – я узнаю у горничной, когда мадемуазель может проснуться. Надеюсь только, что я не получу выговор за то, что пустил вас.

– Я тоже надеюсь, – пролепетала Линетта.

Было что-то невероятное в том, что с ней обходились как с гостьей хозяйки дома, а не с приятельницей одной из служанок.

У девушки мелькнула мысль, что за годы, проработанные в этом доме, Мари-Эрнестина могла занять в нем привилегированное положение, но она тут же напомнила себе, что Мари-Эрнестина не так давно проживает по этому адресу.

Пока слуга отсутствовал, Линетта решила осмотреться. Комната, в которой она находилась, была не похожа ни на одну из тех, что она когда-либо видела в жизни.

Над камином висела большая картина с изображением какой-то, как показалось Линетте, богини. Женщина рубенсовского сложения была обнажена до пояса, а нижнюю часть ее тела прикрывала голубая ткань.

Женщина была очаровательна: с нежно-розовой кожей, трогательным взглядом огромных глаз и полураскрытыми алыми губами.

Приглядевшись, Линетта заметила на раме пластинку с надписью: «Поль Бодри. Кающаяся Магдалина».

Линетта видела множество репродукций знаменитых произведений живописи, дважды была с мадемуазель Антиньи в Национальной галерее в Лондоне, и она сразу поняла, что картину писал мастер. «Кто же он такой, этот Поль Бодри?» – думала она. Ей не приходилось слышать о нем раньше. Вероятно, он не принадлежит к числу великих живописцев, решила девушка, но, вне всяких сомнений, он превосходно владеет кистью, а его натурщица просто прелестна.

Дверь за спиной Линетты раскрылась.

– Мадам просит вас наверх, – объявил слуга. – Она примет вас.

У Линетты дрогнуло сердце.

Что ж, по крайней мере, ее не прогнали прямо с порога. Значит, Мари-Эрнестина все-таки здесь. Но кто такая мадам? Ее хозяйка?

– Благодарю вас, – ответила она, стараясь не волноваться, и последовала за слугой вверх по лестнице, заметив по дороге, что теперь он был уже в ливрее.

Поднявшись на второй этаж, мужчина открыл дверь.

– К вам молодая особа, мадам, – церемонно доложил он.

Линетта вошла. Спальня походила на изящную бонбоньерку, обтянутую бирюзовым атласом, а кровать под огромным балдахином из голубого шелка напоминала трон среди облаков.

Роскошный ковер из шкуры белого медведя, вазы с цветами, экзотический запах пачулей и амбры – все это так ошеломило Линетту, что на какое-то мгновение она потеряла дар речи.

На кровати под покрывалом из венецианских кружев лежала женщина с золотистыми волосами, белоснежной кожей и прелестных очертаний алым ртом.

Женщина показалась Линетте знакомой, и внезапно ее осенило: перед ней была ожившая «Кающаяся Магдалина» с картины из гостиной внизу.

Глава вторая

Прелестное создание село в постели, утопая в волнах шелка и кружев.

– Кто вы? – раздался мелодичный голос. Линетта подошла ближе.

– Я Линетта Фалейз. У меня письмо от мадемуазель Антиньи к ее племяннице, Мари-Эрнестине.

– От тети Терезы? – радостно воскликнула женщина. – Как поживает моя тетушка?

Линетта в изумлении широко раскрыла глаза. Неужели эта богиня с мелодичным голосом и восхитительной молочно-белой кожей и есть Мари-Эрнестина?

Она достала письмо из сумочки и, приблизившись к роскошному в кружевах ложу, подала его женщине.

– Мне очень жаль, – начала она неуверенно, – но ваша тетушка… она… умерла.

– Умерла? – воскликнула Мари-Эрнестина и, перекрестившись, прошептала: – Упокой, Господи, ее душу. Да покоится она в мире.

Этот жест почему-то сразу успокоил Линетту.

Все ее опасения исчезли. Она впервые обратила внимание на цепочку с золотым крестиком, висевшую на шее у Мари-Эрнестины. Спускаясь на ее прекрасную грудь, он являл собой причудливый контраст с экзотической роскошью спальни.

Мари-Эрнестина вскрыла конверт и достала письмо.

– Мне пришлось написать его за вашу тетушку, – объяснила Линетта, – но она подписала его.

– Не могу поверить, что ее больше нет! – горестно воскликнула Мари-Эрнестина. – Вся моя родня давно умерла, она одна еще оставалась в живых. Последние годы она единственная звала меня моим настоящим именем.

Женщина замолчала и взглянула на Линетту.

– В Париже я известна как Бланш. Так меня прозвали девочки в монастыре за мою белую кожу, и никто уже больше не называет меня Мари-Эрнестина. – Она вздохнула и стала читать письмо.

Линетта, смиренно ожидая своей участи, присела на стул. На столике возле кровати она заметила статуэтку Христа из слоновой кости, и эта статуэтка, как и нательный крестик Бланш, произвела на Линетту какое-то успокаивающее, ободряющее воздействие, хотя девушка по-прежнему никак не могла признать в этой прекрасной женщине с головой вакханки племянницу mademoiselle.

Бланш продолжала читать. Какой у нее изумительный цвет лица, подумала Линетта, понятно, почему Мари-Эрнестину прозвали Бланш. А какие у нее яркие пухлые губы!.. (Год спустя Шарль Дине напишет о Бланш: «Ее потрясающий рот был создан, чтобы петь или пить шампанское – вино любви!»)

Линетта почувствовала, что, несмотря на окружающую обстановку, Бланш стала теперь ей более доступной, чем несколько минут назад, когда она только вошла к ней в спальню.

Дочитав письмо, Бланш подняла голову, и Линетта увидела в ее прекрасных голубых глазах слезы.

– Она любила меня, – всхлипнув, сказала она Линетте. – Тетя Тереза всегда любила меня. Как жаль, что меня не было с ней, когда она умирала!

– Все произошло очень быстро, – попыталась утешить ее Линетта. – Она почти не страдала. Мне тоже нелегко сознавать, что ее больше нет!

– Она писала мне, как она счастлива, что живет с вами и вашей матерью и учит вас. Но я всегда думала, что у вас есть средства, что вы богаты! Неужели правда, что у вас совсем нет денег?

– Совсем! – подтвердила Линетта. – После того как умерла мама, я два года жила на сбережения вашей тети, но я об этом ничего не знала.

– Вряд ли тетя много скопила, – сказала Бланш. – Но кое-что у нее все-таки было.

– Мне так стыдно, что я даже не подозревала о ее щедрости и доброте, – вздохнула Линетта. – Я бы могла найти какую-нибудь работу; хотя не знаю, что бы я могла делать, во всяком случае в нашей деревне!

Бланш взглянула на нее и улыбнулась. Эта непосредственная теплая улыбка, как искра, пробежала между двумя женщинами и сразу связала их узами дружбы.

– Мы нам что-нибудь подыщем, – сказала Бланш уверенно и позвонила в колокольчик. Тут же появилась горничная в изящном передничке с кружевами и внесла на подносе две чашки кофе и тарелку с круассанами.

Когда горничная вышла, Линетта робко спросила:

– Это ваш дом?

– Mais oui, – ответила Бланш, – но я здесь живу совсем недавно. Я почти пять лет прожила в России.

– В России? – изумленно переспросила Линетта.

Если бы Бланш сказала, что она жила на луне, то это не удивило бы девушку больше.

– Я забыла. Разумеется, тетя Тереза и не догадывалась об этом. Я посылала все свои письма во Францию с дипломатической почтой. В России почта безнадежна!

– Л что вы делали в России? – спросила Линетта.

– Гостила у… друзей, – ответила Бланш.

Ее последним словам предшествовала чуть заметная пауза, словно она хотела сказать еще что-то, но в последний момент передумала.

– Там было чудесно и так увлекательно! – продолжила она живо. – У меня был огромный дом на Большой Морской и бездна прислуги – там их называют «мужики», – а еще у меня был самый элегантный, остроумный и, уж конечно, самый веселый салон во всем Петербурге! Бланш слегка вздохнула.

– Helas! Какая роскошь, какие приемы и вечера, а какие мужчины!.. Просто описать невозможно!

Помолчав, она добавила, словно про себя:

– По вечерам весь великосветский Петербург собирался у моего самовара. Мы болтали, пили вино, любили! – Бланш улыбнулась, что-то вспомнив. – А рано утром прислуга собирала храпевших по углам гостей и развозила по домам! И, конечно, я имела бешеный успех во Французском театре!

– Так вы актриса? – спросила Линетта. Она вспомнила, что мысль о театре мелькнула у нее, едва она переступила порог этого дома.

– Tiens! Неужели я забыла сообщить тете Терезе, что поступила на сцену?

– Я, во всяком случае, от нее этого не слышала, – ответила девушка.

– Mon Dieu! Я сама настолько привыкла, что, вероятно, просто забыла об этом упомянуть. Это было, кажется, в 1858 году, когда я дебютировала в роли ожившей статуи Елены Прекрасной в «Фаусте» д'Эннери. – Она засмеялась. – У меня не было слов, но моя «пластическая красота», как ее называли, имела колоссальный успех!