Алексей Витаков - Домой не возвращайся!

• Название: Домой не возвращайся!
• Автор: Алексей Витаков
• Жанр: Боевик

Его преследуют. Кто-то жаждет его смерти. Но кто и почему? Единственный друг, который хочет ему помочь, погибает при загадочных обстоятельствах. Он под колпаком. Кольцо сжимается. И тогда он начинает собственное расследование. Сможет ли он один противостоять преступному синдикату, унесшему сотню жизней? Выстоит ли он в борьбе, когда на карту поставлена жизнь близких людей? Надежды почти нет. Но тьма сгущается перед рассветом…

---

Утро ярким солнечным светом заливало пространство неуютной, зарешеченной, серой комнаты, не оставляя без внимания ни единого места, где могла бы укрыться ночная мгла.

– Ловок, ай ловок, собачий сын, плевок гиены, шакалий выкормыш! – ругался капитан Садыков, нервно шагая по комнате перед сидящим на табурете Бальзамовым. Левая рука, заведенная за спину, то и дело сжималась в кулак, пальцы правой раздраженно перебирали четки. – Думаешь, обвел вокруг пальца Садыкова, хрен ты угадал. Будешь в пресс-хате козленочком блеять, петушком кричать. А заодно и скажешь, кто тебя надоумил.

Телефонный звонок прервал кипящего злобой оратора.

– Да, – рявкнул капитан. – Какие еще журналисты? Толпа! Какая еще толпа? С транспарантами, говоришь, и с пятиметровыми плакатами. Что? Перекрыли движение? Чего хотят? Свободу поэту Бальзамову! Все понял. Конец связи. – Капитан со всего маху запустил телефонной трубкой в стену.

– Бальзамов, ты кто? – спросил он, наклонившись и приблизив свое тонкогубое и смуглое лицо почти вплотную к лицу арестованного.

– Обычный провинциальный парень, уроженец Архангельской области, тысяча девятьсот шестьдесят шестого года рождения. Связей и денег, порочащих его, не имеет. И еще…

Но Садыков уже не слушал. В его дрожащих пальцах тонко попискивали клавиши мобильного телефона.

– Алло. Саид Шухратович. Садыков у аппарата. У нас ЧП, более чем тюремного масштаба. Уже знаете. Лоханулся, как последний фрайер. Да у него бритва оказалась. В том-то и дело, что обыскивали. Как привезли, так сразу и обшмонали. Кто-то подбросил. Не думаю, что дежурный – мозги не те, да и выслуживаться любит, одним словом, карьерист. В машине – некому, лично сопровождал. Заходил ли кто в мое отсутствие? Дежурный никогда не сознается – я же говорю, карьерист. Что будем делать, Саид Шухратович? Что?! Отпускать?! Так точно. Все понял. – Капитан нажал клавишу «отбой» и аккуратно положил телефон на угол стола.

– Бальзамов, распишитесь вот здесь. Надеюсь, претензий к следствию у вас нет.

– А если есть?

– В письменном виде с прилагаемыми доказательствами в прокуратуру, пожалуйста. Изложите подробно о том, как вас били, применяли изощренные пытки, оскорбляли и т. д. и т. п.

– Ладно, давай свою бумагу.

– Ладно – буду говорить я. Так вот. Сейчас я тебя отпущу под подписку, разумеется, о невыезде. Но обещаю, что ты не раз еще проклянешь день и час своего рождения и возненавидишь женщину, родившую тебя на свет. – И повышая голос, крикнул: – Проводите арестованного.

Как только Бальзамов вышел за ворота тюрьмы, в глаза ему ударили десятки фотовспышек, загорелись глазки видеокамер, защелкали кнопки диктофонов.

– Вячеслав, что вы можете сказать об условиях содержания под стражей в современной тюрьме?

– Бальзамов, вас пытали?

– Какую сумму оборотни в погонах хотели с вас получить?

– Не рассматриваете ли вы свое задержание, как акт покушения на демократию?

Вопросы сыпались бесконечным и бестолковым градом. Тут же какие-то женщины просили автограф, дети путались под ногами, политически активные граждане в рупор призывали покончить с разгулом произвола. Все гудело, галдело, мельтешило. Хорошо еще, что Эдик, подскочивший первым, теперь деловито и по-хозяйски отодвигал локтем одной руки особо настойчивых, а другой держал под руку Бальзамова, помогая тому пробиться к машине.

– Уважаемые коллеги, все вопросы потом, – тараторил Телятьев. – Вячеслав пережил очень серьезный стресс. Граждане, посторонитесь, пожалуйста. Не видите – человек плохо стоит на ногах. Дети, дети, кыш. Бабушка, родная, не плачьте, все уже позади. Мы в очередной раз доказали всему миру, а в первую очередь себе, что можем дать серьезный отпор беззаконию и несправедливости. Наши завоевания в области прав человека – священны.

– Куда едем? – спросил таксист, когда бывший арестант и словоохотливый журналист расположились на заднем сиденье.

– В кабак, – ответил Эдик, – нет, пожалуй, в кафе «Дупло кукушки». Вяч, ты мне обещал, что сводишь меня туда на концерт.

– Хорошо, но сначала в общагу, в душ, к любимой собаке. Кстати, как там она?

– Понятия не имею. Зато знаю, кто помог тебе выбраться на свободу. Ну, разумеется, кроме меня, конечно.

– Кто же?

– Некий орден боевого братства «Честь имею». Не буду забегать вперед, скажу лишь, что тебя ждет удивительный сюрприз.

Седьмой этаж салютовал своему герою шампанским. Бальзамов с триумфом, достойным римского императора, шел по долгожданному коридору. Рядом с ним шла Альбинка Ростовская, бережно неся на руках лохматое чудо по кличке Дея.

– Я присмотрела за ней. В общем, собака в твое отсутствие была на положении «дочери полка», – сказала Альбинка, уже у дверей передавая собаку. – Но смотри, Вяч, это не щенок: у нее сегодня началась течка.

– Какая теперь разница, – отреагировал Вячеслав, – важно, что мы вместе.

Вечером арт-кафе «Дупло кукушки» было заполнено до отказа. Концерт набирал силу. Барды старались вовсю, сменяя один другого: пели классику, собственные песни, заигрывали с публикой, исполняли на заказ. В перерыве к столику Бальзамова и Телятьева подошел арт-директор «Дупла» Игнат Глухаренко.

– Вячеслав, споешь сегодня? – спросил он.

– Без проблем.

– А как же рука? – заволновался Эдик.

– Чепуха. Лазаревич сказал, что бревна ворочать можно, а кедгут, вообще, через несколько дней рассосется без следа.

– Ребята, а давайте к нам, в випзал, – радушно пригласил Игнат.

В випзале изрядно подвыпивший, начинающий лысеть бард ораторствовал перед своими коллегами по цеху:

– Я не хочу умереть, как этот винегрет! – кричал он, запуская руку в тарелку. – Вы слышите меня! Вы все меня слышите! Мы все – ви-не-грет. И нас хавают вон те, в зале. Ножом и вилкой, заплатив свои поганые деньги. А вы становитесь в очередь, чтобы стать ви-не-гре-том. Грызете друг друга, травите желчью. Неудачники. Третий эшелон. Как же вам хочется побыстрей мертвым нарезанным овощем угодить в тарелку какого-нибудь богатенького дяди. Для того, чтобы он вас жрал, а вы бы в это время заискивающе пищали от восторга на его зубах. Я не такой! Я не хочу быть с вами! Потому что я художник и хочу творить, а не думать о том, как понравиться устроителям концертов. Не хочу приторно улыбаться и расшаркиваться при каждом слове. Лучше я буду вдыхать яд подворотен с недостойными вашего внимания рокерами.

Рука, сжатая в кулак, взметнулась вверх, и – С-чах – горсть злополучного винегрета врезалась в стену.

Бальзамов в тот вечер пел особенно вдохновенно. К нему подходили восторженные поклонницы и просили автограф. С легким огорчением он замечал, что повышенный интерес зрителей порождал нехороший стеклянный блеск в глазах коллег по цеху. Ему было искренне жаль и самих коллег и лысоватого барда, так истово обличавшего данное собрание. Уже на улице поклонница в белой норковой шубке спросила:

– Вячеслав, а когда следующий концерт?

– Это не от меня зависит! А впрочем, хотите сейчас?

– Ой, да. А где?

– Как вас зовут?

– Маша.

– Маша, а вы хотите большой, светлой и чистой любви?

– Конечно, этого все хотят.

– Тогда поехали со мной, в общежитие. – Бальзамов взял девушку за руку.

– Но у меня машина, подруги, муж.

– Бросайте все: ключи от машины, мобильник, подруг и мужа. Бежим в метро. Вас ждет высокая и чистая любовь.

И они побежали, сквозь сырой и липкий, падающий с неба ноябрьский снег, по пути задевая прохожих, и скользя по осенней каше. Хохоча, как дети, во все горло. Следом, часто перебирая ногами, то и дело спотыкаясь и падая, торопился Эдик. Он заботливо подбирал и прятал в карман машины вещи: связку ключей, телефон, записную книжку. Бальзамов задыхался от какого-то дикого, неописуемого восторга.

Фигура высокого мужчины в длинном черном кожаном пальто выросла, словно из-под земли.

– Машка, хорош забавляться. Что это за чмо? – сказал мужчина и схватил спутницу Вячеслава за воротник.

– Сам ты чмо!

– Я ее муж, чудило. – И обращаясь к жене: – Белый мерс хочу – на, золото – на, Кипр – на. Чего тебе еще не хва…

Договорить он не успел, потому что голова Эдика ударила с разбегу в крепкий кожаный живот.

– Получи, фашист, гранату.

Мужчина качнулся, но устоял. В следующую секунду Телятьев с рассеченной бровью сползал спиной по красной кирпичной стене театра им. В. Маяковского. Бальзамов сделал шаг в сторону и, схватив ревнивца одной рукой за локоть, а второй за отворот пальто, хлесткой подсечкой отправил того отдохнуть в ноябрьскую жижу.

– Если ты обожрался груш у тещи на поминках, то в этом никто не виноват.

– Я тебя запомню.

– Давай. Адресок сказать?

– Приходи к нам в общагу, мы таких любим, – подал голос Эдик и, подскочив, пнул лежащего в зад.

Друзья вернулись в общежитие далеко за полночь. Обоих штормило от количества выпитого. Но Бальзамов твердо решил обязательно выгулять собаку и отправился претворять свое решение в жизнь.