Владимир Мединский - О русском воровстве, особом пути и долготерпении

• Название: О русском воровстве, особом пути и долготерпении
• Автор: Владимир Мединский
• Жанр: Публицистика

Национальная русская черта с давних пор - даже не со времен Карамзина с его «Воруют-с», а еще раньше, с эпохи кормлений - это всеобщее воровство, коррупция и взяточничество. И то, что всю Россию до сих пор не разворовали «под ноль», говорит только об одном: слишком богатая страна. Любой всплеск коррупции - не что-то уникальное, а лишь продолжение нашей старинной национальной традиции.

Почему власть это терпит? Потому что сама в этом активно участвует. А главное, потому что терпит это народ. Русский народ долготерпелив и «вынесет» все. Мы знаем: в Париже повысится на пять евроцентов проезд на автобусе - сразу забастовка. В Англии захотят закрыть пару убыточных шахт - всеобщая стачка шахтеров. А у нас для того чтобы шахтеры зароптали, надо года три минимум просто не платить им зарплату. В общем, долготерпение и надежда на власть - исконно русская черта. «Вот приедет барин - барин нас рассудит».

Все это вместе взятое отличает нас и от Запада, и от Востока. Запад есть Запад, Восток есть Восток, говаривал Киплинг, а мы добавим: Россия есть Россия. Между ними мы и находимся. Умом нас, естественно, не понять… Измерять - тоже дело бесперспективное. Таковы особенности нашей национальной охоты, рыбалки и пр. - в общем, национального характера. Такая уж у нас загадочная русская душа.

И последнее. С такой нашей созерцательной православной духовностью, наложенной на русскую лень и разгильдяйство, конечно за всю свою историю ничего нормального в технократическом плане создать мы якобы не могли. Воровали, это было (это как раз по-нашему). Там стащим у американцев чертежи атомной бомбы, там - самолет братьев Райт перерисуем.

Блоху подковать еще можем. Но к эффективному труду не годимся в принципе. И все попытки власти развивать нанотехнологии, компьютеры, станкостроение - это все бред сумасшедшего. Или пиар. Единственное, к чему мы приспособлены, так это возить пеньку, лес, нефть да газ в оплату за «все, чем для прихоти обильной торгует Лондон щепетильный». И дергаться по этому поводу не надо. Таково наше историческое место во всемирном разделении труда.

Так было всегда и именно поэтому так будет всегда…

Вот четыре тезиса, с которыми в этой книге мы будем спорить.

Автор будет доказывать, что если так отчасти и есть сейчас, это совсем не значит, что так было всегда. И что по-другому - быть не может.

Читайте, думайте, спорьте.

---

Так вот: не хочу я разрушать позитивные мифы, пусть они будут. И чем больше у нас будет своих 300 спартанцев, Муциев Сцевол и прочих героев, тем лучше. А хотите, чтобы их судьбы превратились в телепроекты, - пишите письма Добродееву, Эрнсту и Кулистикову. А лучше Президенту. Или Путину.

Часть IX. «Воруют-с…» Или он украл, или у него украли… Глава 1. Кто, у кого и что украл?

Князь Горчаков: И что же происходит в России?

Карамзин: Как обычно… Воруют-с…

Исторический анекдот

Диагноз

Скажу сразу: нет никакой уверенности, что диалог состоялся именно между Горчаковым и Карамзиным. Передают его именно так, со старинным простонародным «с» на конце.[4]

Но собеседников называют очень разных. То диалог происходит в Париже, и действительно давно живущий в этом городе Горчаков спрашивает у только что приехавшего Карамзина, что происходит на родине. То такой же вопрос задает князь Барятинский князю Гагарину, тоже в Париже. В другой версии этого исторического анекдота разговор происходит в Петербурге, а беседуют то ли граф Орлов с князем Куракиным, то ли князь Гагарин с графом Бобринским.[5]

Неизменно одно - многозначительное «воруют-с». Указание на то, что ничего иного в России происходить и не может. Что у нас самое главное в русской жизни? Что «воруют-с». Все воруют-с. Везде воруют-с. Всё воруют-с. Нормальнейшее повседневное явление.

Рассказами о стяжательстве, воровстве, хищениях из казны полным-полна русская классика. Возьмем романы Льва Толстого, написанные никак не о воровстве, герои его вообще довольно далеки от любых материальных дел. И если в «Войне и мире» рассказы о воровстве интендантов - будничные пассажи, то в «Севастопольских рассказах» многие места просто страшно читать. Получается, пока одни россияне героически защищают Севастополь, проливают кровь на бастионах, другие преспокойно крадут то, что казна отпустила для обмундирования, вооружения и пропитания армии. Воруют невероятно, неправдоподобно, феерически.

И Стиву Облонского, «героя» «Анны Карениной» устраивают на хлебное местечко, лишь бы он не очень воровал. Такого человека и ищут - пусть ни черта не понимает в работе железных дорог, но чтобы без воровских наклонностей.

В «Доходном месте» А. Н. Островского вся интрига заворачивается вокруг того, что главный герой не хочет брать взяток, а окружение считает его дураком. Давят на беднягу, и когда любимая жена грозит уходом, он сдается, идет к тестю просить найти ему «хлебное местечко».[6]

У Чехова есть забавный рассказ, в котором чиновник перепутал, где произносит речь: на похоронах или на чествовании юбиляра. Говорит, что мол, покойный взяток не брал. А юбиляр обижается: как это так, взяток не брал?! Их только дураки не берут. Выходит - публично дураком обозвали…

«Ревизор» Гоголя вызывал самую живую реакцию публики. Известно, что император Николай I на премьер-ном представлении буквально захлебывался от смеха, выбегал из зала, хлопал себя по коленям… Царь веселился вместе со всеми. Но ведь и правда… верно говорит в конце Городничий, поворачиваясь к залу:

- Чему смеетесь? - Над собой смеетесь!…

Сцена из спектакля «Ревизор» Н. В. Гоголя. Малый театр. 1883 г. «Всем досталось. А более всего мне», - с досадой пробормотал Николай I после премьеры «Ревизора». Однако пьеса запрещена не была и с триумфом шла на сцене многих театров Российской империи. Увы, актуальность тема комедии не утратила и сегодня. С маленьким НО: никто теперь Ревизоров так не боится

Действительно: смеемся над собой. Вроде бы, симпатичная черта - умение иронизировать над собой. А с другой стороны, мы признаем априори как аксиому: любой чиновник в России - всегда взяточник по определению. Воруют-с.

О том же свидетельствуют и нравы чиновников в «Мертвых душах». Воровство как повседневный образ жизни.

У Островского вообще все состояния купцов или получены воровством на подрядах, или другим нечестным способом. Его герои фиктивно разоряются, женятся на богатых невестах, присваивают деньги сирот, требуют от приказчиков обманывать в лавках. В общем, нет у нашего великого драматурга практически ни одного приличного предпринимателя, который зарабатывал бы деньги хотя бы сравнительно честно. Купец Островского - считай, синоним слова «жулик».

Не буду доказывать очевидного, что в основе всякого созданного с нуля состояния, большого и маленького, лежит в первую очередь труд. Если бы состояния Рябушин-ского, Морозова, Мамонтова и Третьяковых создавались исключительно путем отвратительных махинаций, не было бы громадного развития всей русской экономики во второй половине XIX века. Да и вели бы себя эти люди совершенно иначе.

Д. А. Шмаринов «Двор». Иллюстрация к роману Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание». 1935-1936 гг. ТАКИЕ дворы сейчас в центре Питера все же редкость. Стало ли меньше преступлений?

Но русская классика как сговорилась: если царедворец - то казнокрад. Если чиновник - то взяточник. Если купец - то жулик и махинатор.

Если принимать эту позицию русской литературы всерьез, то получается: «воруют-с» - и вправду есть честное, фотографически точное определение главного устройства русской жизни.

Литература отразила некое народное убеждение в том, что Россия - очень вороватая страна. Насколько это убеждение свойственно народным массам - отдельный разговор, но образованный слой Российской империи явно такое мнение разделял. «Воруют-с» - мнение не только и не столько о каком-то отдельном слое народа или какой-то группе людей, это выраженное в одном кратком афоризме представление об особой вороватости народа в целом, о характере русского предпринимательства, воровстве, как неотъемлемой части русской государственной жизни и общественных отношений.

Корни мифа

Воровство в старину означало всякое преступное действие: поджог, притоносодержательство, подлог, преступления государственные и проч.

Энциклопедия Брокгауза и Ефрона, 1892 г.

Возможность украсть создает вора.

Френсис Бэкон, английский мыслитель

Ни один народ никогда, ни при каких социально-экономических формациях не мог бы относиться к самому себе, как к вороватому и нечестному. Иначе он просто не мог бы совершить решительно ничего не то что великого, а даже самых обычных, повседневно-бытовых вещей.

Как практически во всех случаях генезис настоящего мифа восходит к описаниям иностранцев: уже знакомых нам путешественников XVI-XVII веков.

«…Они очень наклонны ко злу, легко лгут и воруют», - сообщал Барберини.

«Они отличаются лживым характером… Москвичи считаются хитрее и лживее всех остальных русских…», - уверенно пишет Герберштейн.[7] Естественно, нет смысла спрашивать, где именно и у кого «считается», что именно москвичи хитрее и лживее остальных русских. Так же бессмысленно уточнять, хитрее ли русские, чем немцы или, скажем, датчане.

Определенность в вопрос вносят Штаден, немец, ставший опричником, и Ульфельд, посланник Датского королевства в Московии (XVI в.).

Штаден полагает, что купцы и все деловые люди Московии «все время лгут, и очень легко обманывают», что им нельзя доверять никаких денег - их могут присвоить, верить в долг русским невозможно и что всякие оставшиеся без присмотра товары непременно будут разворованы.

После этого наш «честный, глубоко порядочный» Штаден описывает, как он присваивает общее достояние нескольких партнеров по торговле, ворует чужие товары и незаконно скрывается из Московии.[8]

Да и появляется Штаден в Московии, наплетя с три короба московитским чиновникам о своих великих ратных делах и о своей «значимости» как политического советника при «лучших европейских дворах». Московиты верили во все сказанное, вызывая у Штадена отвратительную усмешечку люмпена, который потешается над доверчивостью «лохов».

Ульфельд рассказывает, как его обокрали в Риге - тогда городе сугубо немецком. Воришку, «срезавшего» кошелек, поймали мгновенно, украденное вернули. (Так что и в Риге особого ущерба посланнику не нанесли; но в России вообще и кошелька не срезали.) Но хотя обворовали в Германии, а не в России, именно русские у Ульфельда оказываются «хитры, лукавы, упрямы, невоздержанны, сопротивляющиеся и гнусны, развращенные, не говоря бесстыдные, ко всякому злу склонные, употребляющие вместо рассуждения насилие…» И невероятные воры, конечно же.[9]

Такие далеко идущие выводы сделаны о стране и о народе, которые как будто ничем посланника не обидели. А вот по поводу немцев и народов Прибалтики такие же выводы не делаются (хотя оснований гораздо больше). Логика железная! Обворовали - но все равно честные. Не воровали - но я же знаю, что ворюги.