Морье Дю - Полет сокола

• Название: Полет сокола
• Автор: Морье Дю
• Жанр: Детектив

---

И вновь меня охватило странное чувство, будто я -- призрак, возвратившийся в родные места. Нет, даже не призрак, а бесплотный дух далекого прошлого, и там, в погруженном во тьму доме, спят Альдо и я сам. У нас с Альдо была общая комната, пока ему не отвели собственную. Ни полоски света не пробивалось из-за плотно закрытых ставней. Интересно, подумал я, кто здесь теперь живет, если дом вообще обитаем. Как бы то ни было, но дом и стена сада, такая высокая в моих детских воспоминаниях, показались мне заброшенными и обветшалыми.

Осторожно, словно вороватый кот, я отошел от дома, миновал церковь Сан Мартино и, чтобы немного сократить путь, спустился по лестнице и оказался на пьяцца делла Вита. Насколько помню, мне не встретилось ни души.

Я вошел в отель, поднялся в свою комнату, разделся и лег в постель. Сотни образов мелькали у меня в голове; они скрещивались, переплетались, как дороги, вливающиеся в автостраду. Иные я помнил, иные проносились смутным видением. Прошлое смешивалось с настоящим, лицо отца сливалось с лицом Альдо, даже разные военные мундиры смешались в один. Форма с крылышками военного летчика, которая так красила Альдо в его девятнадцать лет, превратилась в форму любовников моей матери -- немецкого коменданта и американского бригадного генерала, с которым мы прожили два года во Франкфурте. Даже такой случайный знакомец, как лакей из , которого я мельком видел раз десять и о котором никогда не думал, принял облик управляющего одного из туринских банков, за которого моя мать, в конце концов, вышла замуж -- моего отчима Энрико Фаббио, давшего мне имя и образование. Слишком много лиц, слишком много случайных встреч, слишком много номеров отелей, меблированных комнат; и ничего, что я мог бы назвать домом, где обрел бы покой и уют. Жизнь -- непрерывное путешествие без начала и конца, полет без цели...

Разбудил меня резкий звонок в коридоре. Я включил свет и увидел, что уже десять часов утра. Я распахнул окно. Снегопад прекратился, и сияло солнце. Внизу на пьяцца делла Вита люди торопились по делам. Магазины открылись, и служители разметали снег перед входом. Давно мною забытая, привычная утренняя жизнь Руффано вступила в свои права. До меня донесся острый, чистый запах площади, запах, который я хорошо помнил. Какая-то женщина вытряхивала из окна коврик. Подо мной о чем- то спорили несколько мужчин. Собака, задрав хвост, погналась за кошкой и едва не угодила под машину. Транспорта стало больше, чем в прежние времена, или просто во время войны разъезжали только военные машины? Я не помнил, чтобы во времена моего детства где-то поблизости стоял уличный регулировщик, теперь же один из них протянутой рукой указывал машинам путь через площадь к виа Россини и герцогскому дворцу. Повсюду было много молодежи, юноши и девушки пешком и на велосипедах двигались в южную сторону и дальше вверх по холму. И меня вдруг осенило: ведь небольшой в дни моего детства университет, наверное, значительно разросся, и герцогский дворец, былая гордость Руффано, уже не царит над городом.

Я отошел от окна, оделся и, не желая беспокоить застенчивую горничную, спустился выпить кофе в столовую. Синьор Лонги сам принес мне поднос и дрожащими руками поставил кофе на столик.

-- Прошу прощения, синьор, -- сказал старик. -- У нас не хватает прислуги, да и на кухне идет ремонт перед новым сезоном.

Проснувшись, я уже обратил внимание на шум, стук молотков, крики рабочих, на запах краски и извести.

-- Вы давно держите этот отель? -- спросил я его.

-- О, да, -- ответил он со своей всегдашней готовностью поговорить, которую я так хорошо помнил с детства. -- Больше тридцати лет с перерывом на время оккупации. Тогда военные устроили здесь свой штаб. Мы с женой уехали в Анкону. В останавливались многие известные люди, писатели, политики. Могу вам показать...

Прихрамывая, он направился к книжному шкафу в дальнем углу, открыл его, вынул книгу посетителей и, неся ее осторожно, словно новорожденного младенца, вернулся к моему столику. Книга сама собой открылась на нужной странице.

-- Английский министр Стенли Болдуин как-то почтил нас своим присутствием, -- сказал синьор Лонги, указывая на подпись. -- Он остановился всего на одну ночь и очень жалел, что не может задержаться подольше. Американская кинозвезда Гарри Купер, вот там, на следующей странице. Он собирался снимать здесь фильм, но почему-то ничего не вышло.

Он с гордостью переворачивал страницы книги, чтобы я мог как следует их рассмотреть: 1936, 1937, 1939, 1940 -- годы моего детства. Меня так и подмывало спросить: .

Но я сдержался и продолжал пить кофе. Синьор Лонги терпеливо переворачивал страницы книги с именами своих постояльцев, причем я заметил, что он пропустил годы позора: так он дошел до пятидесятых, шестидесятых годов, но министров и кинозвезд уже сменили туристы: англичане, американцы, немцы, шведы, обычные посетители, которые приезжали и уезжали, как те, кого брала под свое крыло .

Резкий, скрипучий голос позвал синьора Лонги из-за ширмы, и он послушно захромал на зов своей супруги. Украдкой поглядывая на ширму, я нашел в книге 1944 год, и вот она -- размашистая, с витиеватым росчерком, подпись коменданта в месяцы, когда он превратил отель в свою штаб-квартиру. Следующая страница была пуста. Супруги Лонги отправились в Анкону... Я поспешно закрыл книгу и отнес ее в книжный шкаф. Самое подходящее место для сувениров. Комендант с его высокомерной повадкой и раскатистым голосом, слишком быстро переходившим в хрип... пусть он лучше остается в запертом шкафу. Если бы не он, не его символическое присутствие -- побежденный победитель, предмет гордости моей матери, -- мы с ней (ведь отец умер в концентрационном лагере, Альдо сгорел в подбитом самолете) уехали бы в Анкону вместе с Лонги. Ходили и такие разговоры. А потом? Да что там размышлять. На побережье она подцепила бы другого любовника и укатила бы с ним, таща за собой своего .

-- Вы готовы?

Я обернулся. В дверях стояли герр Туртман и его жена во всеоружии теплых пальто, обуви и целого арсенала киноаппаратуры.

-- Я к вашим услугам, герр Туртман.

Они намеревались осмотреть герцогский дворец и затем продолжить путь на север. Я помог им погрузить багаж, после чего герр Туртман дал мне деньги на оплату счета.

Синьора Лонги пересчитала их, протянула мне сдачу и зевнула. Если бы моя мать не умерла в 1956 году от рака матки, она бы выглядела сейчас, как Роза Лонги. В конце жизни она тоже располнела. Тоже красила волосы. И, то ли из разочарования, то ли из-за болезни, постоянно отчитывала моего отчима Энрико Фаббио таким же скрипучим голосом, каким Роза Лонги отчитывала своего мужа.

-- У вас большая конкуренция в Руффано? -- спросил я, складывая счет герра Туртмана.

-- Отель , -- пожимая плечами, ответила синьора Лонги. -- Три года, как построен. Все самое современное. На другом холме, рядом с пьяцца дель Дука Карло. Где уж нам поддерживать эту развалину? Муж стар. Я устала. Нам не справиться.

Произнеся эту эпитафию, она тяжело опустилась на стул за прилавком. Я вышел и присоединился к Туртманам, которые уже сидели в машине. Еще один кусочек детства списан со счетов. Мы пересекли пьяцца делла Вита и поехали по узкой виа Россини, чтобы поставить машину за герцогским дворцом. Утро развеяло призрачный мир минувшей ночи и вернуло меня к реальности. Между пунктом нашего назначения и собором стояло несколько машин; по улице шли пешеходы, мимо нас в сторону университета проносились мотороллеры.

Из конторки при входе высунулся служитель в форме.

-- Желаете гида? -- спросил он.

Я покачал головой:

-- Я здесь, как дома.

Наши шаги гулко застучали по каменному полу. Я вел моих подопечных по четырехугольному двору -- вновь призрак, вновь странник во времени. Здесь я когда-то громко кричал, и раскаты моего голоса неслись под сводами колоннады:

-- Альдо! Альдо, подожди меня!

И в ответ мне неслось:

-- Иди за мной...

Теперь же я шел вверх по каменной лестнице к верхней галерее, и в каждой нише, под каждым сводом раскинул крылья сокол Мальбранче с буквами -- инициалами двух герцогов, Клаудио и Карло. Чета Туртманов, тяжело дыша, следовала за мной. В галерее мы ненадолго задержались, чтобы отдышаться. Там по-прежнему стояла скамья, та самая скамья, на которой с вязанием в руках сидела Марта, пока я носился взад-вперед по галерее, или, если Альдо особенно настойчиво меня подначивал, набравшись храбрости, совершал полный круг, изредка останавливаясь, чтобы через высокие окна посмотреть на раскинувшийся внизу двор.

-- Ну? -- спросил герр Туртман, пристально глядя на меня.

Я отвел взгляд от галереи, от пустой скамьи и повернул налево в тронный зал. О Господи... этот затхлый, тяжелый запах, вобравший в себя воспоминания о минувших веках, старинных распрях, о давно умерших герцогах и герцогинях, придворных, пажах... Запах сводчатых потолков, желто-коричневых стен, пыльных гобеленов.