Пер Валё - Современный шведский детектив

• Название: Современный шведский детектив
• Автор: Пер Валё
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Детектив
• Год: 1982

В сегодняшней Швеции особенно широкое распространение получил жанр остроразоблачительного социального детектива, родоначальниками которого являются известные писатели П. Вале и М. Шеваль. В этот сборник включено одно из их лучших произведений — «Запертая комната». К. Арне Блом продолжает ту же традицию, ставя в романе «Кто-то дает сдачи» вопрос о безработице среди молодежи с высшим образованием. М. Ланг, «шведская Агата Кристи», представлена романом «Наследники Альберты», разоблачающим буржуазную алчность.

---

Монита вытащила портфель и поставила на пол. Тяжелый…

Любопытство взяло верх, и она принялась осторожно развязывать узлы, стараясь запомнить их последовательность. Потом размотала бечевку и открыла портфель.

Камни, плоские плитки черного шифера; гдето она совсем недавно видела такие же.

Монита озадаченно нахмурилась, выпрямилась и бросила окурок в раковину, не отрывая глаз от портфеля.

Зачем понадобилось Мауритсону набивать камнями старый портфель, обвязывать его бечевкой и ставить под раковину?

Настоящая кожа — наверно, была когдато роскошная вещь… И достаточно дорогая. Она поглядела на клапан с внутренней стороны — имени владельца нет. Постой, а это что: все четыре угла внизу обрезаны, то ли острым ножом, то ли лезвием. Причем сделано это недавно, срез совсем свежий.

Вдруг ее осенило. Ну конечно, он задумал утопить портфель в море! Ну не в море, так в заливе. Но зачем?

Монита нагнулась и принялась вынимать из портфеля шифер. Складывая плитки горкой на полу, она вспомнила, где их видела. В подъезде внизу, около двери, выходящей во двор. Очевидно, двор собираются заново мостить; там он их и взял.

Когда же они кончатся?.. Внезапно ее пальцы коснулись какогото другого предмета. Он был гладкий, холодный и твердый. Монита вынула его из портфеля. И замерла, а в душе ее постепенно обретала четкие формы мысль, которая давно уже шевелилась в подсознании.

А что, может быть, это и есть решение. Может быть, этот блестящий металлический предмет — залог свободы, о которой она столько мечтала.

Длиной около двадцати сантиметров, широкое дуло, тяжелая рукоятка. На блестящей сизой плоскости над скобой выгравировано название: «лама».

Она взвесила его на ладони. Тяжелый.

Монита вышла в прихожую и сунула пистолет в свою сумку. Потом вернулась на кухню, положила камни обратно в портфель, обмотала его бечевкой, постаралась точно воспроизвести все узлы и поставила портфель туда, где нашла его.

Взяла веник, подмела в гостиной, вынесла осколки в прихожую и высыпала в мусоропровод. Потом выключила проигрыватель, убрала на место пластинку, вышла на кухню, достала окурок из раковины, бросила его в унитаз и спустила воду. Надела пальто, застегнула сумку, повесила ее на плечо и напоследок еще раз прошла по всем комнатам, проверяя, все ли так, как было. Пощупала в кармане, на месте ли ключ, захлопнула дверь и побежала вниз по лестнице.

Придет домой — все как следует продумает.

XXV

В пятницу седьмого июля Гюнвальд Ларссон поднялся очень рано. Правда, не вместе с солнцем, это было бы чересчур — согласно календарю, в этот день солнце взошло в Стокгольме без одиннадцати минут три.

К половине седьмого он принял душ, управился с завтраком и оделся, а еще через полчаса уже стоял на крыльце того самого типового домика на Сонгарвеген в Соллентуне, в который четырьмя днями раньше наведывался Эйнар Рённ.

Пятница эта обещала быть напряженной, предстояло новое свидание Мауритсона с Бульдозером Ульссоном — надо полагать, не столь теплое, как предыдущее. И возможно, удастся наконец изловить Мальмстрёма и Мурена и сорвать их грандиозную операцию.

Но прежде чем спецгруппа засучит рукава и примется за работу, Гюнвальду Ларссону хотелось решить один маленький ребус, который всю неделю не давал ему покоя. Вообщето пустяк, соринка в глазу, но лучше от нее избавиться, а заодно доказать самому себе, что он верно рассуждал и сделал правильный вывод.

Стен Шёгрен явно не поднимался вместе с солнцем. Не одна минута прошла, прежде чем он отворил, позевывая и путаясь в завязках махрового халата.

Гюнвальд Ларссон сразу взял быка за рога.

— Вы солгали полиции, — мягко произнес он.

— Я солгал?

— На прошлой неделе вы дважды описали приметы налетчика, будто бы похожего на женщину. Кроме того, вы подробно описали машину марки «реношестнадцать», которой налетчик якобы воспользовался для бегства, и двоих мужчин, которые были в той же машине.

— Верно.

— В понедельник вы слово в слово повторили свою версию следователю, который приезжал сюда, чтобы побеседовать с вами.

— Тоже верно.

— Верно и то, что почти все рассказанное вами — чистейшая ложь.

— Я точно описал налетчика, что видел, то и сказал.

— Конечно, потому что другие тоже его видели. И к тому же вы сообразили, что в нашем распоряжении, вероятно, будет пленка из кинокамеры в банке.

— Но я попрежнему уверен, что это была женщина.

— Почему?

— Не знаю. Помоему, девчонку можно чутьем угадать.

— На этот раз чутье вас обмануло. Но меня привела сюда другая причина. Мне нужно получить от вас подтверждение, что история про машину и двоих мужчин — ваша выдумка.

— А зачем это вам?

— Мои мотивы вас не касаются. Тем более, что они чисто личные.

Сонное выражение покинуло лицо Шёгрена. Он испытующе поглядел на Гюнвальда Ларссона и медленно произнес:

— Насколько мне известно, неполные или неверные показания не считаются преступлением, если они не даны под присягой.

— Совершенно верно.

— В таком случае я не вижу смысла в нашем разговоре.

— Зато я вижу. Мне важно разобраться в этом деле. Предположим, я пришел к какомуто выводу и хочу его проверить.

— И что же это за вывод?

— Что вы морочили голову полиции не из корыстных побуждений.

— В нашем обществе хватает таких, у которых только своя корысть на уме.

— Но ты не такой?

— Стараюсь… Правда, не все меня понимают. Например, жена не могла понять. Оттого у меня теперь нет жены.

— Потвоему, грабить банки — хорошо и полиция — прирожденный враг народа?

— Чтото в этом роде. Только не так упрощенно.

— Ограбить банк и убить преподавателя гимнастики — отнюдь не политическая акция.

— В данном случае — нет. Но вообще надо учитывать идейные мотивы. А также историческую перспективу. Иногда ограбление банков вызвано чисто политическими причинами. Взять, например, революцию в Ирландии. Кроме того, бывает еще и неосознанный протест.

— Ты предлагаешь рассматривать уголовных преступников как своего рода бунтарей?

— Что ж, это идея, — сказал Шёгрен. — Да только видные сторонники социализма отвергают ее. Ты читаешь Артура Лундквиста?[13]

— Нет.

Гюнвальд Ларссон предпочитал довоенные приключенческие романы Жюля Региса и подобных авторов. Сейчас настала очередь С.А. Дюсе. Но это к делу не относилось. Его выбор определялся потребностью в развлечении, а не в самообразовании.

— Лундквист получил международную Ленинскую премию, — сообщил Стен Шёгрен. — В сборнике, который называется «Человек социализма», он говорит примерно следующее, цитирую по памяти: «Порой доходит до того, что явных преступников изображают как носителей сознательного протеста против язв общества, чуть ли не как революционеров… в социалистической стране такое невозможно».

— Продолжай, — сказал Гюнвальд Ларссон.

— Конец цитаты, — ответил Шёгрен. — Я считаю, что Лундквист рассуждает примитивно. Вопервых, необязательно быть идейным, чтобы восставать против общественных пороков, если тебя доведут. А что до социалистических стран, то они тут вообще ни при чем — с какой стати людям грабить самих себя?

После долгого молчания Гюнвальд Ларссон спросил:

— Значит, никакого бежевого «рено» не было?

— Не было.

— И никакого бледного шофера в белой футболке, никакого парня в черном, похожего на Харпо Маркса?

— Нет.

Гюнвальд Ларссон кивнул, думая о своем. Потом продолжал:

— Дело в том, что грабитель, похоже, попался. И никакой он не стихийный революционер, а паршивая крыса, которая паразитировала на капитализме, кормилась перепродажей наркотиков и порнографии и ни о чем, кроме барыша, не думала. Одна корысть на уме. И он сразу начал закладывать своих приятелей, торопился спасти собственную шкуру.

Шёгрен пожал плечами.

— Таких тоже немало… Но все равно — человек, который ограбил этот банк, он, как бы тебе объяснить, горемыка. Ты меня понимаешь?

— Понимаю, понимаю.

— Слушай, а откуда у тебя вообще такие мысли?

— Угадай, — ответил Гюнвальд Ларссон. — Попробуй поставить себя на мое место.

— Тогда кой черт тебя понес в полицию?

— Случайность. Вообщето я моряк. К тому же это было давно, когда мне многое представлялось не так. Но это к делу не относится. Я выяснил то, что хотел.

— Значит, все?

— Вот именно. Привет.

— Привет, — отозвался Шёгрен. — Всего доброго.

Лицо его выражало полное недоумение. Но Гюнвальд Ларссон этого не видел, потому что уже ушел. Не слышал он и последних слов Шёгрена:

— Все равно я уверен, что это была дева.

В этот же ранний утренний час, в городе Йёнчёпинге, в одном из домов на Пильгатан, фру Свеа Мауритсон хлопотала у себя на кухне — пекла к завтраку булочки с корицей, чтобы порадовать возвратившегося домой блудного сына. Она пребывала в счастливом неведении о том, как в эти минуты отзываются о ее сыне в типовом домике в трехстах километрах от Йёнчёпинга. Но если бы она услышала, что ее ненаглядное дитятко называют крысой, святотатцу досталось бы скалкой по голове.