Борис Соколов - В плену

• Название: В плену
• Автор: Борис Соколов
• Издательство: Галея-принт
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2000

Аннотация издательства: Для Бориса Николаевича Соколова Великая Отечественная война — это три с половиной года скитаний по лагерям для военнопленных. Был он и батраком в Прибалтике, и «доходил» в немецкой шахте. Об этом его правдивые и подчас жесткие воспоминания.

От автора: Эту повесть я писал о себе и для себя, но так как в те трудные годы я жил вместе с народом, вместе с ним ел, пил, спал, делил невзгоды и радости, то привык жить его интересами и смотреть его глазами. Поэтому повесть эта отчасти и о русском народе. Одновременно я касаюсь и некоторых происходивших тогда крупнейших мировых событий, стремясь разглядеть их истинные цели и причины. И хотя многие из них были скрыты туманом секретности и лжи, но, видно, таков уж закон жизни - тайное всегда становится явным.

В этой повести для себя я старался держаться истины. Поэтому как о народе, так и о себе я говорю не только хорошее. Это не так просто. Насколько мне известно, так обычно не пишут. В оценке исторических событий я из-за недостаточности информации, может быть, кое-где ошибался.

---

Голод разные люди переносят по-разному. Тяжелее переносят голод люди с невысоким интеллектом. Я не говорю с образованием - интеллект и образование не всегда совпадают. А некоторые люди, голодая, впадают в исступление: едят землю, обгрызают деревья, променивают весь паек на табак, опускаются и т.д. Это - прямая дорога к смерти.

В зиму 1941-1942 года в лагере свирепствовал тиф, унесший много жизней. Лишь позже была построена баня, плохая, но хоть какая-то баня, введено прожаривание одежды, окунание обуви в дезинфицирующие растворы, а впоследствии и различные прививки. От ранений в лагере много не умирали, так как тяжелых было мало; большинство составляли выздоравливающие. Кстати, могу утверждать, что в таких трудных условиях организм человека справляется с различными ранениями гораздо успешнее, чем в благоустроенных лазаретах. В лагере так и говорили: "Здесь все заживает, как на собаке". В этом я неоднократно убеждался не только на других, но и на себе.

Умирали, как мне кажется, отчасти, по образному народному выражению, "от тоски". То есть многие, оказавшись в труднейших, непривычных, отличных от всей прежней жизни условиях, в душевном одиночестве, и это при множестве-то людей, как-то внутренне опускались и делались ко всему безразличными. Тогда наступал конец. Конечно, примешивался и голод, и, может быть, какие-нибудь болезни, но сколько я видел здоровых молодых людей, даже не сильно истощенных, а умиравших просто так. Больше всего смерть косила молодых. Люди на четвертом десятке лет, мне кажется, более живучи. О еще более старших не могу сказать ничего, такие мне не встречались.

Вероятно, перед моими глазами на практике действует закон естественного отбора. Не отвлеченный, как в книжке, который я недостаточно полно понимал, относя его действие лишь к каким-нибудь амебам и птеродактилям. Однако закон этот касается всего живого. Так, многие люди, имеющие слабые жизненные устои и недостаточно сильную волю к жизни, в мирное время живут как оранжерейные растения. О них заботятся другие люди, заботится медицина, у них достаточно пищи, удобная одежда, хорошее жилище, в общем, все, что поддерживает даже очень слабую жизнь и не дает ей угаснуть. Но в какой-то момент наступает кризис, и все это исчезло оранжерея сломана. Тогда оранжерейные люди умирают, а выживают в суровом ветре жизни только внутренне стойкие. В этом смысл кризисов и их необходимость для постоянного оздоровления и тем самым сохранения человечества.

Однако время идет, проходит и зима. Ольга больше не служит и возвращается в свой домик, а Бланкенбург покупает хозяйство поближе к станции. Теперь у него с полгектара пашни и огорода, да с гектар покоса и сада. Дом, правда, небольшой, но зато есть скотный двор, сараи, погреб и даже крошечная баня, в которой меня и поселяют. Получаю, так сказать, отдельную квартиру. Раньше я спал в крохотной кухне на самодельной раскладушке, упираясь головой в стену, а ногами в подоконник. Хозяева заводят корову, поросенка, кур и тех же кроликов. Скотом занимается сама хозяйка, мое дело - строительство, копка огорода и всякие черные работы.

Хозяйка терпеть не может всяких моих вопросов. Однажды мне было велено внутри строящегося дома выкопать всю черную землю до песка, а взамен привезти и засыпать песок. Копаю и бросаю землю в проемы окон. Песка все нет. Вот кончился фундамент, а земля все черная. Иду к хозяйке и спрашиваю, как быть? Но, должно быть, попал под горячую руку. Кричит: "Копайте, Вам говорят". Копаю дальше, ниже фундамента. Думаю, не начал бы валиться дом? Виноват ведь буду я. Что делать? Иду искать Краузе. Как назло, его нет дома. Кое-как объясняю дело его жене, которая по-русски не понимает. Через полчаса прибегает сам Краузе и кричит, конечно, на меня, что я саботажник и большевик. В устах Краузе такие обвинения несколько двусмысленны, но сейчас он разъярен и этого не замечает. Выкопанную землю велит бросать обратно и утаптывать у фундамента.

Ольга берет в лагере пленного. Так у меня появляется сосед Василий Крылов - белобрысый парень двадцати семи лет, с претензией на артистизм и стрижкой ежиком. По его словам, он окончил военное училище и в армии был лейтенантом. Ольга считает, что оказывает ему благодеяние, но Василий держится противоположного мнения. Делать ему нечего, так как работы в доме нет. Сначала находятся кое-какие мелочи, вроде починки забора, но потом и они иссякают. Придумать что-нибудь путное Ольга не в состоянии и по-женски все время дергает мелочами: "Подай то", "Принеси это" и т.п. Когда уже и это все переделано, Василий ложится с книгой на диван. Тогда Ольга начинает ходить около и зудить. Например, схватит ведро и делает вид, что отправляется за водой, приговаривая: "Боже, что подумают люди. Бедная хозяйка обслуживает пленного". Все это быстро приводит Ваську в ярость. Он вскакивает, бежит на постройку и начинает изливать мне свои горести. Однако вслед летит Ольга и тоже жалуется на Ваську. И так изо дня в день.

Ольги частенько нет дома. Тогда Василий приходит на постройку и начинает петь. Слушатель у него один - это я. С голосом и слухом, по-видимому, плоховато. Репертуар тоже небогат: какая-то ария из "Баядеры":

Там, где Ганг стремится в океан, Там, где чуден синий небосклон, Там крадется тигр среди лиан И пасется в джунглях дикий слон...

Другого, кажется, я от него не слыхал ничего. К осени они с Ольгой расплевываются, и Василий, проклиная жизнь у Ольги, уходит в лагерь. Однако судьба сталкивала меня с Василием и в дальнейшем, и при весьма невеселых обстоятельствах. Как трудно людям ужиться друг с другом. Ведь Ольга руководствовалась, беря Василия, самыми добрыми намерениями. И дело бы в доме в конце концов нашлось, прояви Василий хозяйственную домовитость и заботу об одинокой женщине. Нет, не ужились. Характер, конечно, у обоих трудный. Характер Ольги сложился под влиянием одиночества, и она стала ворчливой, подозрительной, неискренней. Василий был какой-то неровный и дерганый. Но ведь обстоятельства-то какие? Я ему говорил: "Подержись, Василий, пока, хоть немного". Куда там. Ни в какую. Словно кто за руку вел навстречу его судьбе.

Дел у меня теперь невпроворот. Кроме постройки, нужно косить луг, полоть и копать огород, окучивать картофель, всего и не упомнишь. Раз в десять дней нужно пасти сборное стадо. С пастьбой у меня неприятность. Наша корова на редкость непослушна и своенравна. Потому-то Бланкенбург и купил ее дешево. Чуть зазевался, она бежит или в посевы, или домой. Если удается догнать и завернуть обратно на выгон, то она делает вид, что оставила мысль о побеге. Но это только видимость. Корова, как черт, все время следит за мной: когда же я зазеваюсь? И вот однажды за час до конца пастьбы она меня поймала. Зазевался ли я или заговорился с кем-то, не помню. Но когда оглянулся, стада на выгоне не было; только хвост последней коровы мелькнул в проходе к поселку. Я кратчайшим путем побежал к выходу из этого прохода между садами-огородами. Догнал. Вижу, стадо в проходе, а моя непослушная впереди. Мне бы поспокойнее, а я заорал, замахал палкой, дескать, сейчас заверну их обратно. А проход-то узкий, с обеих сторон огорожен колючей проволокой, а сзади стадо напирает.

Вот моя чернобурая повернулась ко мне боком, да в одно мгновение и прыгнула через ограду высотой чуть не в рост человека. Передние ноги она перенесла, а задними - повисла на проволоке. Я схватил топор и давай проволоку рубить. Перерубил. Корова опустилась на землю. Стоит. Вымя разорвано, кровь хлещет ручьем. Пригнал домой, Ну, думаю, сейчас прямой дорогой меня в лагерь. Хозяйка, как увидала, руками всплеснула. Как раз вернулся со службы хозяин и бегом побежал за ветеринаром. Тот пришел, привязал корову, зашил вымя, сам выдоил, и показал хозяйке, как теперь доить. Корова скоро поправилась. Мне - ни слова. Такой выдержке можно позавидовать.

У хозяина все всегда продумано и предусмотрено. Однако бывает, что и он попадает впросак. Однажды он решил прочитать сыну приказ рейхскомиссара Прибалтики Лозе. В приказе говорилось о том, что дети подбирают брошенное русскими вооружение и играют с ним, вследствие чего происходят несчастные случаи. Например, двое детей, один семи, другой девяти лет, подобрали взрыватель от русской гранаты. Хозяин подзывает меня и спрашивает, как выглядит этот взрыватель. Я объясняю. Затем дети положили взрыватель на большой камень у дороги и стали его разбивать булыжником. В результате один ребенок погиб, а другой остался калекой.

На другой день взрыв. Хозяйка, почуяв неладное, выбегает из дома, хватает меня за руку и бежит на дорогу. На шоссе с опаленным лицом сидит Гунар. Рядом валяется другой мальчишка. Сбегаются соседи. Хозяйка, закрыв лицо руками, в ужасе кричит. Я хватаю Гунара, хозяйка с криком вырывает его у меня. Теперь уже я кричу на нее:

- Перестаньте орать! Он невредим, просто испугался.

Это успокаивает, она хватает сына и бежит с ним домой. С другим мальчишкой тоже ничего не случилось, но кое-где поцарапало, рожу опалило, синяки огромные. Испугались оба здорово.