Петр Верещагин - Последний оплот цивилизации

• Название: Последний оплот цивилизации
• Автор: Петр Верещагин
• Жанр: Фэнтези

---

Утес прекращает бушевать и начинает прикидывать, взвешивать варианты, строить планы. Для этого он даже соизволил подойти к макету Города, что установлен прямо в зале. Макет грешит некоторыми неточностями, но для стратегических расчетов князя вполне пригоден – по эту сторону Разлома. Увы, Обитель находилась далеко к югу от него, а ту часть Города даже самые отчаянные из разведчиков не посещали уже лет десять…

– Да знаю я, знаю, здесь много чего не так как надо нарисовано, – отмахивается Утес, почувствовав направление моих мыслей (эх, какой кудесник мог бы из него получиться!). – Нету лучшей карты. Даже для разведчиков нету. Придется действовать наугад, методом проб и ошибок. А одна ошибка уничтожит всю группу.

– Значит, ошибок не должно быть, – делаю вывод я. – Кудеснику я дам все инструкции, а уж со своими воинами сам разбирайся.

– Я-то разберусь. Это не твое дело.

– Кто спорит? Просто хочу быть уверенным в том, что в критический момент Великанша опять не наснет строить теории на тему боевого искусства Измененных.

– А ее и не будет в отряде. – Улыбается князь как угодно, но только не благожелательно. – Пойдет Чертополох. Молодежи там не место, а других бойцов больше нет. Послал бы Скорпиона, но – увы. И зачем только ты его отправлял к Разлому?..

– Как раз за тем, что и добыла группа. За Золотым Кристаллом. И ведь уже ушел, и Стену пересек!.. Не повезло парню, обидно.

– Ни один кристалл не стоит того, чтобы…

– Стоит, Утес, поверь – еще как стоит. Дотащи Скорпион его сюда – один волхв-ученик заменил бы две трети всей нашей обороны. Силу не стоит недооценивать.

– Ворон, Сила – она в человеке, а не в хреновинах из невесть какого прошлого.

– Подписываюсь под такими словами. Сила – в человеке. Кристалл – это простой – ну хорошо, не очень простой, – инструмент, вроде твоей любимой булавы. Ты же не считаешь, что сила бойца – в его оружии?

Утес что-то ворчит себе под нос, но не возражает. Еще бы. Кем-кем, а дураком князь никогда не был.

Под Цитаделью толпились стражи, кого-то с чем-то поздравляли. Белая шевелюра Великанши плыла более чем на полметра поверх прочих голов.

Эх, ребята, знали б вы, как мне вас жаль… князь скоро отправит бойцов на дело, потому что так нужно. Он знает, что нужно, и я знаю. Но в отличие от Утеса, я еще и знаю, что вернуться суждено не всем. Что жертвы – тоже нужны… и нет никакой уверенности, что результат будет стоить этих жертв. Вон как со Скорпионом и его группой вышло. Старались ради других, честно старались, а итог – увы.

Я, Ворон, глава Братства Дуба, личность жестокая и безжалостная, кое-кто даже не причисляет меня к роду человеческому. В общем-то оно так и есть. Ни жалости, ни снисхождения, ни мягкости – не могут нынешние волхвы этого себе позволить, и я меньше всех. Мне потому вас жаль, ребята, что у нас уже давно нет ни лишних людей, ни лишнего времени на их подготовку.

Во время оно «людей» власть имущие числили одним из государственных ресурсов, где-то на равных с провизией, временем, металлом и прочим. Я и теперь считаю так же, люди – это ресурс. Вот только запасы его в Городе очень малы, а потребность все так же велика… и по-хорошему, тратить этот слабовосполнимый ресурс полагалось бы лишь в крайнем случае.

Но по-хорошему не получается. А все потому, что каждый случай ныне крайний…

Обычно тропа вдоль Урочища безопасна, ночью Измененные почти не двигаются с места, а днем здесь им негде укрыться от солнца. Но сегодня день выдался пасмурный. Дозоры, конечно, усилили, но каждый метр перекрыть невозможно. И вот здрасьте-пожалуйста: пара Измененны пробралась. Не думаю, что ждали они именно меня, просто навстречу попался…

Нет уж, спасибо, в крепкие объятия к этим тварям пусть кто другой лезет. Беркут, Великанша, Людоед – эти могут с Измененными бороться и без оружия, а обычного человека твари надвое разорвут. Хоть дважды кудесника. Росту Измененные невеликого, метра полтора с хвостиком – вот только они в ширину почти такие же. По-людски с таким сложением не порасхаживаешь, да они и не стараются: все больше ползком, на четвереньках, или вприпрыжку на манер гигантской неуклюжей лягушки. Волос нет, кожи под слоем грязи почти не видно, шкура толще и прочнее людской кожи, но вполне поддается оружию, главное – ударить и самому под удар не попасть. Хорошие бойцы это умеют, а плохие нынче не выживают.

Вот только не все Измененные столь просты, иногда в них просыпаются странные, воистину дикие таланты… так похожие на искусство Братство, скрытое от простых смертных…

Я отступаю к стене, готовый юркнуть в щель. Хоть бы это были простые твари, «амбалы»: от них там и с моим невеликим умением можно отбиться, дождаться помощи. Не палкой, разумеется, но квадратным Измененным в узком проходе не развернуться, а моему граненому штыку много места не нужно. Если совсем худо обернется, просто дам деру. А вот если это «дикие», дело дрянь…

Надеяться не вредно.

Вредно чересчур сильно верить этой надежде. Хорошо, что оно не в моих правилах.

Полная черных клыков пасть распахивается как чемодан, испуская низкий, пробирающий до костей рев. От звукового удара Измененного кирпич пошел трещинами, а я на ногах устоял только потому, что умею, когда очень надо, отключать слух. Кто умеет слышать неслышимое, обязан уметь и НЕ слышать то, чего услышать не желает. К счастью, успел. К несчастью, второй Измененный это понимает, что-то недовольно рявкает и ползет вперед, выщелкивая из передних лап кривые когти. Штык острее и сантиметров на десять длиннее, однако сия мысль успокаивает очень слабо.

Выхода нет.

Черт.

Рука ныряет в карман. Зерен осталось не так много, новые будут только на следующий год, если вообще будут: Бездна распространяется и оранжерея уже на четверть нависает над обрывом… в любой день может рухнуть, и тогда – совсем все.

Раздавить зерно в пальцах, коснуться клейкой сердцевины кончиком языка, остальное размазать в ладонях.

В крови вспыхивает огонь, кожа на руках наливается яркой краснотой, и такими же, знаю, сейчас становятся глаза. Измененные приостанавливаются – наверняка решили, что лучше бы поискать иную добычу… нетушки, милые мои, это вы теперь – добыча, жаль, не слишком достойная, но я зерен зря не трачу, так что с паршивого Измененного хоть шкуры клок.

Смыкаю ладони перед собой, широко шагаю вперед и невидимым двуручным мечом наношу косой удар снизу вверх, а потом второй – наискось сверху вниз. Рубиновый росчерк разваливает обеих тварей лучше самого острого клинка. До Катастрофы, говорил Книжник, тоже было такое оружие – «лазер», – но воины больше доверяли ружьям, мол, пуля надежнее. Можно поверить. Ружья я видел вживую, в Арсенале еще пяток сохранился, а лазер на рисунках в архиве. Действительно надежнее, но зерна у нас пока есть, а из старого оружия стрелять уже много лет как нечем. И как их делать, эти пули, сам Книжник не мог сказать…

Когда огонь успокаивается и кровь снова становится кровью, я устало опираюсь на палку. Надежная, тяжелая, с удобной резной рукоятью. Многие зовут ее волшебным посохом и боятся почти как меня. Остолопы, да что с них возьмешь… В этой палке волшебства не больше, чем во мне сейчас.

Так, ладно, с трупами возиться – удовольствие то еще. Увижу дозор, скажу; оттащат к себе, там и оприходуют. Шкура, когти, кости – что можно, пойдет в дело, остальное в Бездну. Проверю только, нет ли чего совсем уж необычного…

Ой. ЭТО еще… что? как? почему?..

«Это» свалилось с шеи Измененного, когда голова твари упала в грязь. Простенький кусочек зеленой от старости меди, на ржавой цепочке.

Нательный крестик.

Трещина. Есть только миг между прошлым и будущим

Чудом сохранившаяся лестница. Висящая на одной петле полусгнившая дверь; намертво застрявшая в проеме ржавая железка засова.

Ревущий снаружи ветер постоянно пытается ворваться внутрь, и не может, хотя в окнах давно уже нет не только стекол, но и деревянных рам; кирпичи стен выщерблены так, что дом, кажется, развалится от первого же хорошего пинка.

Эта дверь – единственная, которая осталась сравнительно целой. Странно: многие другие были сделаны из металла – но от них и следа нет. Эта же, хотя и висит на одной петле, еще способна называться дверью, да только некому ее так называть.

Щелчок. Замыкание. Разрыв в потоке времени и Ткани Существования. Какая теперь разница – одним больше, одним меньше…

Под фоновый аккомпанемент статических разрядов звучит печальная музыка, и голос человека, умершего много лет назад, поет:

Призрачно все в этом мире бушующем,
Есть только миг – за него и держись.
Есть только миг между прошлым и будущим —
Именно он называется «жизнь»…

Странные звуки заставляют Измененных, которых в эпоху создания этой песни назвали бы мутантами, заинтересованно собраться рядом с домом. Некоторые пытаются проникнуть внутрь, и отступают. Потому что наталкиваются на на незримую Стену, ту самую, что препятствует свирепому ветру покончить с остатками пребывания Людей.