Петр Верещагин - Право битвы

• Название: Право битвы
• Автор: Петр Верещагин
• Жанр: Фэнтези

Время действия – начало 9-го века от Р.Х., место действия – Империя Магнуса, иными прозываемого Карлом Великим. Нечто вроде рыцарского романа во всех смыслх этого словосочетания. Фэнтези-элементы сведены к необходимому минимуму.

---

Ульрих, как обычно, находился среди прочих не очень богатых рыцарей и дворян, когда над турнирным полем прозвучал рог – не металлический и звонкий, какие предпочитали носить воины Альмейна, Швица и Италии, но гулкий, низкий, очень хорошо знакомый ветеранам неудачных сражений Магнуса с вольными кланами Арденн и Галлии. Вышколенный гнедой жеребец грудью раздвинул толпу; трубивший в рог всадник в кожаной маске-личине с прорезями для глаз, обведенными темной зеленью, громко вопросил:

– Есть ли здесь тот, кого называют носящим Знак Копья, Ульрихом из замка Дюренбрехт? – на языке Альмейна он говорил с сильным западно-гэльским акцентом; даже имя рыцаря нещадно переврал, произнеся что-то вроде «Эльрик».

Отодвинув тех, кто загораживал ему путь в первые ряды, Ульрих откликнулся:

– Какого демона тебе от меня надо и кто ты вообще такой?

– Можешь звать меня Безликим, Рыцарь Копья, – гэл в маске покинул седло и встал прямо против Ульриха. – Во имя Соединяющей человеческие сердца, – ты сейчас или сразишься со мной, или дозволишь своей дочери быть с тем, кто по душе ей, а не тебе!

Рыцарь окинул взглядом Безликого, ничем не похожего сейчас на того юнца – если, конечно, это именно он, хотя кому бы еще такое понадобилось? – попутно замещая ругательства и оскорбления, недостойные истинного рыцаря (таковым Ульрих себя не считал, но стремился хотя бы выглядеть им), на заслуживающие произнесения слова. Особым красноречием, однако, рыцарь не обладал, и подобных слов быстро отыскать не смог. Дабы не быть заподозренным в трусости, Ульрих преувеличенно громко хмыкнул, нырнул под ограждающие ристалище жерди, и выразительно, с хрустом, размял кисти рук, будто готовясь к кулачному бою.

– Меч? Копье? – Гэл правильно понял ответ, и теперь лишь уточнял подробности.

– Пеший бой, топор и щит, – заявил рыцарь, – если желаешь, можно в полной броне. – Лат он с собой не взял, но наверняка найдется у кого одолжить. Безликий не выглядел слабаком, отнюдь; однако серьезного опыта битв в доспехах у него быть просто не могло, недостаточно мощно сложен. Ни один из латников-ветеранов не уступал в ширине корпуса молодому медведю; Ульрих, опытный боец, не упускал очевидных преимуществ своего положения.

От тяжелой брони гэл благоразумно предпочел отказаться. Отцепив от седла квадратный щит с длинным шипом в центре, он попросил у одного из воинов секиру, взмахнул ей пару раз, приноровляясь к оружию, и приглашающе кивнул рыцарю. Ульрих послал одного из оруженосцев Вальтера за своим щитом, вытащил из-за ремня топор, ощутил в ладони приятную тяжесть верного боевого соратника, и доверительным шепотом сообщил Безликому:

– Знаешь, он зовется Weltschmerzer, «несущий мировую скорбь». Редко когда его удар дает промах… в этом в свое время убедились италийцы в битве при Ларше.

– Верю, – сказал гэл. – Только на Суде Стали не это важно…

Фон Дюренбрехт пожал плечами.

– Ты веришь, что здесь побеждает не тот, кто сильнее, а тот, кто прав?

– А ты – нет?

– Верю, отчего же, – большим пальцем левой руки рыцарь разгладил седые усы, – ведь на Суде Стали, оно как в жизни – кто сильнее, тот и прав.

Возразить Безликий не успел – запыхавшийся мальчишка-оруженосец галопом вырвался на турнирное поле, сжимая в руках обитый бронзой круг; на железной бляхе умбона было выгравировано перевитое плющом Священное Копье. Герб Ульриху также пожаловал император Магнус, вместе с замком.

Сноровисто закрепив ременные лямки щита на правом предплечье, фон Дюренбрехт перебросил Weltschmerzer в левую руку и отдал противнику салют. Гэл ответил взмахом своего оружия.

Труба главного маршала звонко возвестила начало боя.

Топоры с лязгом грянули о подставленные щиты.

* * *

Славой для сильных служат те, кто пред ними пал,
Те, кто пред их оружьем в пыль на колени встал.
Те, кто пред их оружьем в страхе не отступал —
Славой для сильных служат, твердые, словно сталь.

Силой для славных будет красноречивый клинок,
Что совершает чудо там, где смолкает Бог.
Что совершает чудо здесь, подле наших ног —
Силой для славных будет быстрый его урок.

Правила – для поэтов, правила – для детей.
В битве – не жди совета мудрых учителей.
В битве не жди совета, лишь наступай и бей.
Правила – для поэтов, отпрысков мира фей…

Шрамы из крови и пыли всякий имеет боец,
Память о том, что забыли многие, вырвав венец,
Память о том, что забыли взявшие трон и дворец…
Шрамы из крови и пыли – всем им пророчат конец.

* * *

Отряд двигался медленно, явно стараясь не растревожить лежавшего на носилках. Одно мгновение Эрика была ни жива ни мертва, потом узнала отца во всаднике, что ехал справа от носилок, и перевела дух; Ульрих держался на лошади довольно твердо, несмотря на перебинтованную голову, и помирать явно не собирался.

Вступив в пределы своего замка, рыцарь неуклюже покинул седло и обнял подбежавшую дочь.

– Опять дрался? – укоризненно сказала она.

Ульрих не очень удачно скорчил виноватую физиономию, и здоровой левой рукой (правая висела на перевязи) взъерошил светлые волосы девушки.

– Прикажи, пусть позаботятся о пареньке. Ему куда больше досталось.

Раненого Кеннета ап Киана сразу перенесли в южную башню, в комнату для почетных гостей. Вообще-то таковая там первоначально не предусматривалась, ведь Дюренбрехт был прежде всего крепостью, и лишь потом – местом, где можно жить постоянно; однако высоко ценившая уют Аннабель, жена Ульриха и мать Эрики, чрезвычайно быстро сделала нависающую над Медным ущельем сизую каменную громаду – прежде всего домом, и лишь потом – строением военного характера. Более восьми лет назад Аннабель умерла от лихорадки, но все переделки сохранились и поддерживались в порядке. Конечно, стань Дюренбрехт сердцем битвы… однако пока, в мирное время, от них была только польза – а ни альмы, ни франки, ни швицы не имели обычая без нужды переводить на дрова скамью, на которой сидят.

Рыцарь заявил, что его царапины не опасны и прекрасно затянутся сами собой. Демонстративно проигнорировав эти слова, Эрика целеустремленно размотала повязки, обработала рану на виске (скользнув по черепу, лезвие стесало кусок скальпа примерно с пол-ладони), осторожно проверила, правильно ли соединены концы сломанной плечевой кости, уложила руку в лубки и вновь плотно забинтовала. Затем обругала отца за пренебрежительное отношение к двум десяткам других ссадин, намазала его смесью из трех целебных мазей и заставила выпить полдюжины исключительно мерзких отваров (честно говоря, Ульрих предпочел бы еще раз оказаться в битве при Ларше, однако его мнения тут не спрашивали). После этой экзекуции рыцарю было строго-настрого приказано не поднимать ничего тяжелее кружки без личного дозволения главного врачевателя, каковая должность покуда принадлежит здесь ей, Эрике фон Дюренбрехт. Принеся в этом клятвенное заверение именем святой Моники, покровительницы страждущих, Ульрих был освобожден, и направился в свои покои.

Сама же девушка пошла заняться вторым раненым. Конечно, там уже должен был возиться старый Ник, бывший армейский лекарь (в замке он находился скорее на правах старинного боевого товарища, нежели слуги) – но Эрика не доверяла ему, справедливо полагая Ника слишком большим любителем горячительных напитков, чтобы разрешать ему применять свое целительное искусство на чем-либо серьезнее синяка под глазом…

Ульрих фон Дюренбрехт не обладал талантом прорицателя или ясновидца.

Тем не менее, он без труда мог предсказать: месяц-два спустя – смотря как скоро Кеннет самостоятельно сумеет встать на ноги, – снова начнется ТОТ разговор. И на этот раз он, Ульрих, выслушает собеседника.

Потому что на Суде Стали, как и в жизни, прав тот, кто сильнее.

Просто на нем, как и в жизни, сильнейший не всегда побеждает…

Кеннет – заслужил, заработал право быть выслушанным. Заработал, как и приличествует воину, оружием. Заработал, решившись поставить на кон свое право битвы. А что проиграл – невелика беда, немного опыта поднаберется да силенок подкопит – и Ульриху придется очень попотеть, чтобы совладать с молодым гэлом.

Да это и не нужно. Так, разве что удовольствия ради, кости поразмять…

Рыцарь прошелся по залу, остановился у висевшей на стене небольшой коллекции орудий, предназначенных для принудительного сокращения срока человеческой жизни. Погладил яблоневую рукоять топора, отполированную его ладонями.

– Что, Weltschmerzer, согласен? Хороший парень?

Топор красноречиво промолчал. Он редко высказывал мнения о тех, по чьим костям прошелся. О других, впрочем, тоже.

– Если Эрике он действительно по сердцу придется – почему нет, а? В конце-то концов, могу я единственной дочери подарок сделать?

Топор вновь промолчал. Встревать в семейные отношения он не любил. Вот в чей-нибудь череп – тут пожалуйста, тут все открыто и понятно.