Альва Бесси - Люди в бою

• Название: Люди в бою
• Автор: Альва Бесси
• Издательство: "Прогресс"
• Жанр: Современная проза
• Год: 1981

Мемуарно-публицистическая книга «Люди в бою» по сей день является одним из лучших произведений о национально-революционной войне в Испании. Боец Интернациональной бригады, писатель запечатлел в ней суровую правду героической антифашистской борьбы, когда рядом с бойцами испанской республиканской армии сражались добровольцы из разных стран.

---

Норт и Луис нас покидают, а самолеты остаются при нас. «Хуже места для отдыха не подобрать», — говорят ребята: они лежат под деревьями, делая вид, будто не замечают гула самолетов, неспешно проплывающих над нами клин за клином. Мы теперь знаем, когда самолеты собираются бросать бомбы: если они хотят попасть в цель, они должны лететь под углом шестьдесят — семьдесят градусов к горизонту. Мы следим за ними и, когда один клин проходит опасную точку, вздыхаем с облегчением и ждем следующего. Они прилетают, весь день они прилетают и улетают, кружатся над нашими головами; из них, клубясь, вылетают клочковатые белые хвосты. «Это сигнал, — говорят ребята, когда видят эти хвосты впервые. — Теперь жди беды». Оказывается, фашисты кидают листовки: когда через несколько минут листовки наконец опускаются на землю, бойцы, поддавшись любопытству, бегут их подбирать:

Переходите к нам «призывает листовка» вместе с офицерами или без них. Если вы сдадитесь в плен, вам ничего не грозит; в противном случае — вы погибнете: все ваши мосты разрушены.

Ребята смеются, говорят:

— Смотри-ка, листовки-то штрейкбрехеры набирали — на них нет печати профсоюза.

Стоит ли умирать, если война все равно проиграна? Выкиньте белый флаг, переходите к нам. Не бойтесь, вам гарантируют полную безопасность. Вас хорошо примут, вы будете жить в мире и достатке, наслаждаться изобилием, покоем, справедливостью и свободой.

— Напечатано из рук вон плохо, — говорит Дик: он знает, что говорит, раньше он был типографским рабочим.

— Пригодится для подтирки, — говорят ребята. — А то мы извели всю «Дейли».

Во франкистской Испании «говорится в листовке» царит справедливость, здесь — изобилие, мир, свобода. Здесь нет голода. Нет гонений. Нет ненависти. Переходите к нам, к своим братьям. Переходите линию фронта.

Текст немыслимо трогателен, крайне наивен и довольно жалок, однако нужного воздействия листовки не оказывают. За всю долгую операцию Эбро к Франко перебежали всего несколько человек.

— Похлопочи за меня перед Франко, Эд, — говорю я. — Пусть возьмет меня к себе на работу: у него из рук вон плохие пропагандисты.

— А Карни чем плох? — говорит Эд. — Он на Франко работает не за страх, а за совесть…

* * *

…Мы донельзя грязны, по нам ползают вши — и нам обещаны баня и чистая одежда. Одежду действительно привозят; с баней хуже: из душевой установки валит черный дым. И вот как-то ночью нас сажают в грузовики, мы катим по шоссе к Эбро и въезжаем в Мору. С апреля Мора сильно изменилась. Несмотря на ежедневные бомбежки, превратившие процветающий промышленный город в руины, в нем осталось немало жителей — эти люди не захотели покинуть свои дома, для них даже смерть предпочтительней переезда. Понять их трудно, но можно. (В основном это старики.) По обеим сторонам улиц зияют провалы, у многих домов взрывами целиком снесены стены, и лунный свет освещает комнаты, где еще стоит на своих местах мебель; мы минуем город с его руинами, едем к реке. В руинах, напоминающих театральные декорации, есть что-то неприличное.

Вода в реке теплая, только течение очень быстрое. Мы постепенно привыкаем к Эбро: мы дважды переправлялись через него, а теперь еще и купаемся в нем. Ребята хохочут, кричат, плещут друг на друга водой, резвятся, как дети, становятся в неглубоких местах на руки. Они ныряют на дно за камешками, плавают под водой, щиплют друг друга за зады, проплывают друг у друга между ног, как дельфины. На дальнем берегу порой мелькнет свет фар — это грузовики везут к реке оружие, боеприпасы: их перевозят только по ночам. Нам не хочется выходить из воды, переодеваться в чистую одежду, которая ждет нас на берегу. Мы отмылись дочиста, но вшам холодная вода нипочем. После купания ты кум королю, чувствуешь себя чистым, обновленным, отдохнувшим, свежим в выстиранной, хотя и потрепанной одежде. Нас отвозят обратно в лагерь; в эту ночь мы спим беспробудным сном.

Однако, если прежде мы боялись, что нашей передышке скоро конец и нас отправят на фронт, теперь нами владеет тревога иного — хотя и не совсем иного — рода. Мы знаем, что каждый прошедший день приближает нас к фронту; каждый прожитый час укорачивает данную нам передышку, ребят это пугает, и, стыдясь своих опасений, они наперебой уверяют, что хотят на фронт. И днем и ночью, ни на минуту не смолкая, грохочет артиллерия. «Что угодно, только не это нудное ожидание», — говорят ребята. Поэтому мы — за исключением нескольких человек — не слишком налегаем на работу, без особого энтузиазма роем круговые окопы около стволов деревьев, чтобы было куда спрятаться на случай бомбежки. Мы беспечно оставляем на виду всякие белые предметы: консервные банки, бутылки, светлые одеяла, рваные газеты, мы ходим по открытой местности, прямо над нашими головами проносятся самолеты, а нам хоть бы хны; обезумевший от ужаса товарищ кричит: ложись, если тебе не дорога твоя жизнь, мне моя дорога — а мы ноль внимания.

К нам снова приезжает Джо Норт, на этот раз он привозит с собой Эрнста Толлера, эмигрировавшего из Германии драматурга, и молодого человека по имени Дэниел Рузвельт; Рузвельт говорит, что он корреспондент газеты «Бруклин дейли игл», где я прежде работал. Вернее сказать, он согласился посылать туда статьи из Испании, которые газета опубликует, если сочтет нужным, но пока он еще ничего для них не написал, к тому же на днях он возвращается в Париж. Невозмутимый, крепко сбитый Толлер расхаживает среди бойцов, разговаривает с ними, расспрашивает, как нас кормят, хватает ли нам курева. Когда появляются фашистские самолеты, все прячутся, один Толлер остается стоять, следит за самолетами в театральный бинокль. «Что это за болван торчит там на самом виду?» — раздается крик, но Толлер продолжает стоять как ни в чем не бывало и, пристраивая бинокль поудобнее, приговаривает: «Да, у нас в первую мировую войну самолетов было меньше».

Все определилось: Джо Норт возвратится на родину, его место корреспондента «Дейли уоркер» займет Эд Рольф, я займу место Эда. Теперь остается только выяснить, когда это произойдет. «Когда я вернусь из Барселоны», — говорит Эд. Я со дня на день жду, что мое назначение официально подтвердится, но мне никто ничего не говорит: все хранится в строжайшей тайне. Я слоняюсь из роты в роту, от нечего делать пытаюсь вылечиться от вконец измучившей меня чесотки (я наверняка подцепил ее от Аарона), являюсь в санчасть к доктору Саймону, который дает мне два растирания: одно из них щиплет кожу, другое воняет — но проку нет ни от одного. «Бесси, — говорит мне наш рассеянный эскулап. — Вылечишь ты чесотку или нет, какая разница? Тебя все равно укокошат, так что зря стараешься — никто на тебя не посмотрит, никто не скажет: «Ай-яй-яй, какой ужас, смотрите, у него чесотка!» Странный он парень, этот медицинский студент, выполняющий у нас обязанности врача; благодаря своей рассеянности и невнимательности он ходит у нас в отчаянных храбрецах. Он прет в самое пекло, спокойно и не спеша работает под сильным огнем. Ребята вечно спорят, чем объясняется его храбрость — силой воли или тем, что он ничего вокруг себя не замечает, что он, мол, из тех, кто мок бы под дождем, а в дом зайти не догадался.

— Опять взялся за старые штучки, как я погляжу, — говорит Аарон, когда я отдаю ему сигарету, которую выцыганил у Норта.

— Что бы ты делал без меня?

— Уж как-нибудь перебился бы, — говорит он. — А что твой дружок Норт тебе сказал?

Я говорю, что наше наступление, по всей видимости, помогло ослабить натиск на Левант, что оно подняло дух наших партизан за линией фронта, что оно деморализовало франкистские тылы, что оно способствовало переменам в международной обстановке: в Англии широкие круги общественности хотят заставить Чемберлена пересмотреть его испанскую политику; говорят, что правительству Даладье надоели постоянные уступки Англии Гитлеру и Муссолини и оно снова неофициально открыло французскую границу. Наше наступление воодушевило широкие круги людей, сочувствующих Испанской республике, во всем мире, и они пытаются повлиять на свои правительства, убедить их прийти на помощь Испании. Порядочных людей нельзя обмануть.

— Так-то оно так, — говорит Аарон. — А ты читал испанские газеты: япошки совершают набеги на советскую территорию; лорд Ренсимен[155] в Праге, а мистер Чемберлен готов продать чехов с потрохами, помяни мое слово. Гитлер призвал в армию чуть не полтора миллиона человек…

Милый папка «начинается письмо»! Дейвид просит обнять тебя крепко-крепко. Вчера мы ходили на пляж в Рийс-парк. Мама купила две пары тапочек — одни мне, другие Дейву.

Когда вернешься домой, ты нам купишь много-много мороженого у Эди, и мы все наедимся до отвала.

Крепко обнимаю тебя. Ты бродяга! Бродяга! Бродяга!

Дэн

— Мой старший сын пишет, что я бродяга.