Мартин Кейдин - В плену у орбиты

• Название: В плену у орбиты
• Автор: Мартин Кейдин
• Издательство: Мир
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1967

Самый заголовок книги — «В плену орбиты» — невольно привлекает внимание читателя. Перед нами трагедия вымышленного американского космонавта Ричарда Пруэтта, который чуть было не стал пленником космоса.

---

Испытания самолетов требуют также бесконечного терпения, необычайной точности горизонтального полета, фиксации данных о температуре и давлении с соблюдением строжайших условий. Редко встречаются задачи сложнее, чем прямолинейный горизонтальный полет на большую дистанцию, когда на пути летчика стоят незримые скалы и рифы турбулентности.

Дегрофф немилосердно выжимал из Пруэтта все, на что тот был способен. Современный реактивный истребитель — это железный зверь с гидравлической мускулатурой. На сверхзвуковых скоростях человеку не под силу вручную сдвинуть элероны и рулевые плоскости — слишком велико сопротивление встречного потока воздуха и скачков уплотнения, свойственных такому полету. Поэтому в системе управления используются сложные усилители. Стоит летчику тронуть ручку управления — и электронная система улавливает это движение как заявку на дополнительную энергию. В работу немедленно включаются гидравлические мускулы. В результате силы пилота как бы удесятеряются, и он без труда может изменять положение элеронов и рулей.

Вместе с тем эта система создает и дополнительные трудности, особенно для летчика, потратившего годы на то, чтобы научиться инстинктивно чувствовать и понимать свою машину. Такой летчик постигает язык внешних сил, возникающих под ударами воздушных волн о самолет. Он понимает, что означает легкое дрожание самолета, понимает, о чем ведет с ним «разговор» машина. Когда летчик пересаживается на машину с бустерным[2] управлением, он перестает чувствовать самолет всем своим существом. На смену ощущениям приходят механика и гидравлика.

Летчику приходится приспосабливаться к новой системе, и он может сделать это, только совершенствуя свои инстинкты. Такая перестройка неизбежна и легко достижима, хотя многим летчикам она не по душе.

Только не в том случае, когда инструктором является такой человек, как Дегрофф, а учеником — подающий большие надежды Пруэтт. Однажды Дегрофф приказал механикам выкатить из ангара F-100F с особо усовершенствованной системой управления. Вместо обычной бустерной самолет был оснащен системой, чувствительность которой можно сравнить со смертоносной чувствительностью бутыли нитроглицерина, подпрыгивающей в кузове грузовика, который мчится по разбитой дороге. Это была дьявольская машина. Управление ее было настолько чутким, что легчайший нажим пальца вызывал мгновенную и подчас совершенно неожиданную реакцию самолета.

Дегрофф выполнял на модифицированном F-100F самые разнообразные фигуры высшего пилотажа, едва касаясь двумя пальцами ручки управления. Пруэтт же не мог удержать самолет даже в прямолинейном горизонтальном полете. Истребитель бросало в сторону, едва летчик касался ручки управления. Сначала это только удивляло Пруэтта. Но когда он попытался выдерживать горизонтальный полет, а самолет продолжал переваливаться с крыла на крыло вопреки его стараниям, чувство удивления уступило место недоумению и злости. Он летел точно по курсу, но не мог удержать плоскости в горизонтальном положении. Самолет в его руках напоминал лодку, медленно переваливающуюся с борта на борт.

Он все больше злился, скорее на себя, чем на норовистую машину, и эта злость грозила свести на нет все его старания подчинить самолет своей воле. И вдруг в памяти вспыхнуло едкое прозвище «Кипяток». Пруэтт усмехнулся и разжал пальцы, вцепившиеся в ручку. Он подтянул правое колено вплотную к ручке и осторожно поставил на него локоть правой руки. Затем вытянул большой и указательный пальцы и не тронул, а только погладил строптивую ручку. Качка сразу же уменьшилась, а через несколько минут и вовсе прекратилась.

Дегрофф наблюдал за этими манипуляциями через два зеркала, установленных у переднего кресла. Он ожидал, что растерянность ученика будет все возрастать, и обрадовался, увидев, как быстро пилоту удалось подавить естественную реакцию. Однако своего одобрения он ничем не выдал.

— Капитан Пруэтт!

— Сэр?

— Капитан, вы изобрели чертовски остроумный способ управлять самолетом. Будьте любезны объяснить мне, что означают эти ваши судороги. Может быть, вы хотите осчастливить летчиков-испытателей новой блестящей идеей? Или вы намереваетесь заменить наши кустарные устаревшие приемы своими революционными методами?

— Нет, сэр.

— Что «нет»?

— Майор, если я не буду держать колено вот так, а пальцы вот так, я не смогу справиться с этой жестянкой, которая качается, как пьяный матрос.

— Не сможете?

— Нет, сэр.

— Что ж, капитан, по крайней мере вы в этом честно признались. А, собственно, что разладилось в этой таратайке?

— Пустяки, просто элероны и рули начинают вертеться еще до того, как я решу, что я хочу делать.

— Попробуйте-ка сделать быструю бочку влево, Пруэтт.

Истребитель стремительно опрокинулся влево, мелькнули неясные очертания крыльев. Пруэтт энергично двинул ручкой и педалями, чтобы остановить вращение машины точно в горизонтальном положении, но сверхчувствительный самолет не послушался его. Вместо этого он сильно качнулся и несколько раз перевалился с крыла на крыло, прежде чем Пруэтту удалось его утихомирить.

— Очень хорошо, Пруэтт, очень хорошо для новичка.

— Какого черта, сэр… что тут хорошего?

Дегрофф рассмеялся:

— Ваш предшественник при первой попытке выполнить быструю бочку сумел выровняться только после четырех переворотов. Беру управление на себя.

Пруэтт потер занемевшую руку; оказалось, что держать ручку управления, едва прикасаясь к ней, гораздо труднее, чем выполнять самые трудные фигуры высшего пилотажа. Сам того не подозревая, он произвел глубокое впечатление на Дегроффа. Инструктор не ожидал, что Пруэтт так быстро приспособится к сверхчувствительной системе управления.

Так началось претворение в жизнь интенсивной программы превращения Пруэтта в первоклассного летчика-испытателя, программы, открывавшей перед ним перспективы полетов на скоростях и высотах, недосягаемых даже для наиболее совершенных машин испытательного центра. Почти каждое утро на рассвете его самолет устремлялся в холодное небо пустыни. Дегрофф понукал его, гонял, не давал спуска, а втайне радовался успехам своего ученика. Пруэтт с научной точностью отработал элементы пикирования, набора высоты и горок; он научился выполнять фигуры и элементы маневрирования строго по заданной программе. При этом все движения самолета должны были рассчитываться во времени с точностью до долей секунды, чтобы приборы, установленные на самолете, безошибочно измерили и записали нагрузки, действующие на машину. Он научился управлять триммерами так же искусно, как птица действует в полете своими перьями. Он часами анализировал свои полеты. Вместе с Дегроффом они просматривали на большом экране ленты замедленной киносъемки показаний пилотажных приборов во время полетов. Кадр за кадром кинокамера раскрывала мельчайшие ошибки в его работе, которая в любом другом месте была бы образцом величайшего летного мастерства. Но здесь, в летно — испытательном центре, эти ничтожные ошибки служили лишь стимулом к тому, чтобы летать, летать и летать — до тех пор, пока от них не останется и следа.

Пруэтт летал на истребителях и бомбардировщиках, тренировочных и транспортных самолетах, на связных «тихоходах» и на последних экспериментальных моделях. Он выжимал из них все, вплоть до максимальных режимов и таких критических отклонений от норм, которые еще несколько месяцев назад показались бы ему самому совершенно немыслимыми.

Пот лил с него градом, когда он шел к самолету в шлеме и в тяжелом герметизированном скафандре, под которым был пузырчатый противоперегрузочный костюм. Когда он закладывал крутой вираж или выполнял другой стремительный маневр, а вес тела, в обычных условиях не превышавший восьмидесяти килограммов, возрастал почти в десять раз, этот костюм раздувался и сдавливал ноги и живот.

Он научился летать по параболе невесомости на самолете F-100F, освоил плавный переход в пике точно под заданным углом на заданной скорости и выход из пикирования с набором высоты в заданной точке, с поддержанием необходимой величины центробежной силы; научился набирать высоту под нужным углом, а затем подавать ручку от себя и задерживать ее так… а-ах… чтобы замирало сердце от зависания.

Когда он проделывал «американскую горку», как летчики прозвали параболу невесомости, его самолет, описав огромную кривую в небе, зависал почти на шестьдесят секунд в полной невесомости. В течение целой минуты тяготение и центробежная сила, действующие на истребитель, полностью уравновешивали друг друга, и наступало загадочное царство невесомости — с пола кабины и из-под сиденья поднимались пылинки и сор, а система герметизации бешено изрыгала хлопья снега под закругленный плексигласовый колпак.