Ян Валетов - Школа негодяев

• Название: Школа негодяев
• Автор: Ян Валетов
• Жанр: Боевая фантастика

«Школа негодяев» – это четвертая и заключительная книга тетралогии «Ничья земля»: «Ничья земля», «Дети Капища», «Дураки и герои», «Школа негодяев».

Продолжается одна, главная, линия – борьба за выживание на «ничьей земле» Михаила Сергеева, бывшего оперативника ГРУ, пенсионера после развала страны. Он вынужден рассчитывать только на себя и своих близких друзей. За что он теперь воюет? За какую страну? За какую справедливость? Вот он принимает решение отдать заведомым террористам возможный компонент оружия массового поражения. Обдумав, понимая, что это означает сотни тысяч погибших – и отдает. Потому что эти страны, где будет применяться такое оружие, теперь его не интересуют. Его интересует только его окружение, его друзья, жители ничьей земли, вынужденные выживать тут, за колючей проволокой.

Это книга о дружбе, об одиночестве, о любви, о предательстве, о политике тайной и явной, о грязи, с ней связанной, и грязи настоящей, о Конторе, о людях. Она не всегда фантастична, что немного страшно.

---

– Приеду, – согласился Сергеев через силу.

Блинов был хитер и хорошо знал старого друга.

– Ты далеко?

– Недалеко. Если повезет, минут через пятнадцать спущусь на Набережную. В пробке пока кукую…

– Как спустишься, разворачивайся ко мне, на Кончу[24]… Я в загородном доме. Ты на своей «Тойоте»?

– Да.

– Охрана пропустит. Я, кстати, Васильевича себе забрал… Он тебя и встретит.

Ты его себе забрал, подумал Сергеев. Ага. Два раза. Это его поставили за тобой присматривать! Ну, Бузькин! Ну, Штирлиц! Интересно, он сам себе такие приоритеты определил или московское начальство подсуетилось?

Набережное шоссе в сторону пригорода оказалось практически свободно. Основной поток начинал двигаться туда ближе к вечеру, когда уставшие от забот о народе депутаты и чиновники, спешили на ночлег в свои многомиллионные дома, спасаясь от густой киевской духоты.

Вилла Блинчика (язык не поворачивался назвать это строение домом!) пряталась в сосновом лесу и стыдливо закрывалась от проезжих мохнатыми хвойными лапами и трехметровым еврозабором. Умка вспомнил свой первый приезд сюда в 1999-том, пьянку с Рахметуллоевым, те сложные «па», которые отплясывали Владимир Анатольевич с Рашидом Мамедовичем, силясь заполучить его на свою сторону… И заполучили, не мытьем, так катаньем! В результате он исполнил практически все, что было нужно. (Сергеев усмехнулся недобро) Правда, в своей интерпретации исполнил. Ну, тут уж не обессудьте, ничего другого никто не обещал!

Ворота разъехались перед ним, как только он попал в поле зрения камер слежения. Автомобиль вкатился на территорию имения, и створки сразу начали смыкаться, а Сергеев изумленно оглядывал людей в форме частных охранных агентств и ОМОНа, которыми была буквально запружена площадка перед домом.

Такое количество охраны Блинов, конечно, мог себе позволить, но даже после покушения на Бориспольской трассе вокруг него не было столько вооруженных людей. И охрана была не просто себе охрана – несмотря на жару, ребята были в «брониках», а некоторые даже в шлемах. И автоматы, отметил Сергеев, у процентов семидесяти – автоматы. Кто-то перепугал Блинова насмерть. Настолько серьезно испугал, что Владимир Анатольевич проникся, а трусом, при всех недостатках, Блинчик не был. Тот раз, когда Сергееву удалось «расколоть» его в ванной после мясорубки в больнице, можно было в расчет не принимать – и на старуху бывает проруха.

Один из бойцов ОМОНа шагнул на подъездную дорожку и знаком приказал Сергееву остановиться. Укороченный АК парень держал грамотно и смотрел внимательно, исподлобья, пока двое его коллег осмотрели салон «тойоты» и даже проверили багажник. Умка не возражал, сидел молча – служба есть служба.

У входа в дом его ждал Васильевич.

Они не виделись достаточно давно, больше полугода, и, возможно Михаилу это показалось, а, возможно, и нет, но Бузькин, всегда выглядевший одинаково бодро, как-то потух, осунулся, и если и походил теперь на Дональда Дака, то на постаревшего и грустного.

– Здоров, Михаил Александрович, – сказал он, протягивая для пожатия широкую, крепкую ладонь. – Рад тебя видеть…

– И я рад, Васильевич, – улыбнулся искренне Сергеев, отвечая на рукопожатие. – Что тут у вас? Война намечается?

– Похоже, – произнес Бузькин, улыбку проигнорировав. – Я уже и не знаю сам, что тут у нас начинается. Плохо все, Миша… У нас тут развод, понимаешь ли…

– Блинов с женой разводится? – удивился Михаил. – Распадается самый крепкий политический брак?

– Если бы… Она, кстати, баба неплохая, и не особо доставучая… И не так уж страшна, как присмотришься, особенно если приодеть. Нет, Михал Александрович, Владимир Анатольевич выходит из Политсовета партии. А, может быть, и из самой партии…

– Круто, – сказал Умка, задумавшись. – Это у нас что получается?

– Пока не знаю, – вздохнул Васильевич и развел руками. – Но то, что ничего хорошего – голову даю на отсечение. Вчера и сегодня прокуратуру ждем.

– С оружием в руках ждем?

– Да, с оружием… Они тоже не с цветами к нам собираются. Шефа, вот, предупредили…

– Кстати, пока не забыл… Ты как у Блинова оказался?

Бузькин скривился.

– Выбрал из нескольких зол…

– Сам выбрал? – паузу между «сам» и «выбрал» Сергеев сделал чуть больше, чем полагалось, надеясь, что Васильевич вопрос поймет правильно.

– Сам конечно, – ответил Бузькин, с деланной рассеянностью оглядывая дворик перед виллой. – Судьба помогла определиться, не без того, но…

Он махнул рукой.

– Тебе, Миша, этого не понять, но… В общем, когда все одинаковы, выбирать все равно приходится. Так получилось.

– Ну, если честно, я рад…

– А я буду рад, когда начну помидоры выращивать, на пенсии, – ухмыльнулся Бузькин, пропуская Сергеева в дом.

– Ты? На пенсии? – спросил Умка и покачал головой. – С трудом верится, Васильевич. Как-то плохо представляю тебя, ухаживающим за помидорами.

– Я и сам себя плохо представляю на огороде, – признался Бузькин.

– Ты, Валерий Васильевич, не спеши. На пенсию всегда успеешь.

Значит, Васильевич выбирал не сам. Сергеев хорошо знал, какая судьба помогла коллеге сделать выбор. Даже догадывался, в каком чине она была.

В доме тоже было полно охраны, причем дежурили парами, только у дверей кабинета Блинова стоял один человек. Увидев Бузькина, телохранитель подобрался и даже зачем-то насупился.

– Потом переговорим, – сказал Васильевич, указывая подбородком на дверь. – Заходи. Ждет. Пьет с ночи, а не пьянеет. Извелся весь.

И добавил, понизив голос:

– Знаешь, он сейчас как капитан на тонущем судне…

Сергеев пожал плечами.

– Что? Не жаль? – спросил Бузькин, печально улыбаясь. – А мне жаль… Он, как оказалось, из всех самый нормальный. Не озверел до конца… Я каждого из этой команды вблизи видел, можешь мне поверить. Еще те упыри!

– Ну, да… – хмыкнул Умка. – Этот, наверное, помельче…

Мелкий упырь сидел в кожаном кресле со стаканом виски в руке и, несмотря на полупустую бутылку, стоявшую перед ним, был до неприличия трезв.

– Приехал! – констатировал он с удовлетворением в голосе. – Слава Богу! Снизошел! Ты сво-о-о-ободен! Словно птица в небесах! Ну, здравствуй, мой принципиальный друг!

– И тебе – здравствуй! – поздоровался Сергеев, направляясь к столу. – Ты, Володенька, не пой лучше. Не надо!

– Что? Впечатляет? Вот, я открыл в себе очередной талант, а ты недоволен! Стакан возьми! – попросил Блинов. – Я больше в одиночку пить не могу. С охраной Васильевич не дает. Прислугу я отослал. А в меня, если с зеркалом чокаться, больше не лезет…

– А много влезло? – спросил Сергеев.

– Много, – признался Владимир Анатольевич. – Но что-то я пью, а сам все трезвее и трезвее… Возьми стакан, Миша, я тебя прошу! Ради нашей старой дружбы – возьми!

Умка плеснул себе в стакан на два пальца и опустился на диван, возле журнального столика.

– Ну? – осведомился он. – За что пьем? Или просто так пьем? Чтобы солнце поскорее село?

– За конец блестящей политической карьеры пьем, Мишенька, – ответил Блинов серьезно. – За конец моей политической карьеры. Потому что, похоже, ей настал окончательный и бесповоротный пиз. ц!

Блинов изрядно отхлебнул из стакана и даже не поморщился.

– Что так мрачно?

– Это еще оптимистично, – возразил Владимир Анатольевич. – Вот если меня закроют, тогда будет настоящий мрак! Вот скажи мне, как человек опытный: я, который столько обо всех знает – долго ли в камере проживу?

Сергеев развел руками.

– От тебя зависит. Если начнешь петь – наверное, недолго. Как я догадываюсь, у тебя влиятельные враги?

Блинов фыркнул, как нюхнувший нашатыря кот.

– Других не держим. Но я им, блядям, в руки не дамся!

– Харакири сделаешь? – спросил Сергеев, не удержавшись. – Володя, да тебя отсюда выцарапают в две минуты, будь реалистом! Ну что, твои центурионы в прокурорских будут стрелять?

– Не поверишь! – огрызнулся зло Блинчик. – Будут. За те бабки, что я им доплачиваю, они во всех будут стрелять! И в Президента, и в премьер-министра и в генерального прокурора. Он меня, сука, арестовать вздумал! Он же наш партиец! Мы же с ним такие дела крутили!

Владимир Анатольевич затрусил головой и впился в край стакана с темпераментом оголодавшего вампира.

– Точно в камере долго не проживешь, – вздохнул Сергеев. – Плохие у тебя в тюрьме перспективы, Володенька. Нельзя о нашем генеральном прокуроре, о светоче законности, такие вещи говорить! Разве мог он снизойти до того, чтобы в барыгой-депутатом дела делать?

– Это кто барыга? – возмутился было Блинов, но тут же скис. – Три уголовных дела, – произнес он с трауром в голосе. – Три уголовных дела за неделю. Веришь, не что-то крупное, так, мелочи, чтобы не дай Бог кого не зацепить как подельника. Но по совокупности могут и десятку впаять… Тут уж как прокурор попросит!