Майкл Фрейн - Оловянные солдатики (роман)

• Название: Оловянные солдатики (роман)
• Автор: Майкл Фрейн
• Издательство: Мир
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1969

В литературу Майкл Фрейн, английский писатель, драматург и переводчик, вошел поначалу как романист. В его первом романе «Оловянные солдатики» объектом сатирического запала стали компьютеры, создающие литературные произведения.

В 1966 году за «Оловянные солдатики» Фрейну была присуждена премия Сомерсета Моэма.

---

— С большим удовольствием.

— Доброй ночи.

— Доброй ночи.

Человек приподнял шляпу и юркнул в стенной гардероб, а дверцу за собой прикрыл тщательно, но с таким расчетом, чтобы осталась небольшая щелка, через которую можно было бы по-прежнему следить за Голдвассером.

«Усиленная служба безопасности в связи с королевским визитом», — подумал Голдвассер. Он чувствовал, что защита у него на диво.

29

Как и следовало ожидать, на генеральной репетиции все пошло вкривь и вкось.

Впервые во плоти и крови явились все гости, которых пригласили пожимать королевскую руку. Была, естественно, большая группа из Объединенной телестудии во главе с Ротемиром Пошлаком и сэром Прествиком Ныттингом. Были директора строительных фирм. Были промышленники — изготовители вычислительных машин, члены правительства и муниципалитета. Были представители фирм, поставлявших институту кровельные материалы, паркет, батареи центрального отопления, водопроводные трубы, электропроводку, оконные стекла, малярные краски, обои, аппараты электросварки, бетономешалки и строительные леса; представители подрядчиков от ассенизаторов и сантехников; представители поставщиков бумажной ленты и самописцев, фанеры и просмоленной бечевки; представители фирмы проката, предоставившей красный ковер, и представители компании «Имперские товары для церемоний». Все явились с женами.

Никто не знал, куда податься. Выжидательно слоняясь, они забрели в коридор, но миссис Плашков не могла перекрыть своим голосом общий шум, и они снова поразбрелись: жены — на поиски места, где можно присесть, мужья — на поиски уборных, к тому времени благополучно забитых досками и закрашенных под цвет стен. Все вполголоса осведомлялись друг у друга: «Послушайте, какого черта, неужто здесь все терпят до вечера?» Это вводное замечание дало толчок великому множеству бесед, кое-кому удалось убедить кое-кого приобрести вычислительные машины или подписать контракты на застекление окон и вывозку нечистот. Один доверительно брал другого за локоть, и собеседники плутали среди неразберихи лестниц и чехлов, там, где рабочие заканчивали последнюю отделку всевозможных церемониальных сооружений, а жены плелись следом, толкуя о недостатках иностранной прислуги и о сравнительных преимуществах нефти перед углем для центрального отопления. Сэр Прествик Ныттинг вместе с постоянным вице-секретарем из министерства уселись на свежевыкрашенную скамью, и у обоих сзади на брюках появилось по зеленому пятну. Жена заведующего отделом сбыта бумажной ленты лишилась туфли, застрявшей в бетонной кашице. Малолетнюю дочку Чиддингфолда начало тошнить, и она, не выпуская букета из рук, заперлась в дамском туалете.

К тому времени как сотрудники института загнали для рукопожатий всех до единого в коридор, было уже поздно и в воздухе реяло заразительное чувство паники. Пробило три часа, а люди все еще толпились в беспорядке. Но вот на подъездную дорожку свернул автомобиль Ноббса, и ансамбль институтских магнитофонов грянул государственный гимн. Джелликоу выступил вперед, отдал честь и ухватился за ручку двери. Дверца не поддавалась.

— Не открывается, ваше величество! — взвыл Джелликоу.

— Что? — переспросил Ноббс, прижав лицо к боковому стеклу наподобие зверя в клетке.

— Дверца, по-моему, заперта, мистер Ноббс!

— Заперта?

— Нажмите кнопку, мистер Ноббс, ваше величество!

— Какую кнопку? Не вижу! Где она?

— Ради всего святого! — заорал Нунн. — Мы уже запаздываем на пятнадцать секунд! Открывайте другую!

— Она тоже заперта! — взвизгнул Ноббс, окончательно пав духом.

— Бога ради, водитель, — воскликнул Нунн, — отоприте ему дверцу!

— Не могу, сэр, — сказал водитель. — Мне нипочем не просунуть руку через стеклянную перегородку.

— Лезьте через борт, машина-то без верха! — скомандовал Нунн.

Ноббс повиновался, весь дрожа, мокрый от пота.

— Добрый день, ваше величество, — сказал Чиддингфолд, пожимая ему руку.

— А теперь бегом, Ноббс! — заорал Нунн. — Мы на полторы минуты отстали от графика.

Ноббс пустился бегом. Сначала вдоль почетного караула, потом наперерез за причитающимся ему букетом.

— Где букет? — воскликнул он, в отчаянии озираясь по сторонам.

— Неважно, — сказал Нунн. — Пошевеливайтесь! Не забывайте, у нас всего лишь генеральная репетиция.

В сопровождении Чиддингфолда и Нунна Ноббс взбежал вверх по лестнице, врезался в суматошную толпу и начал пожимать руки, применяя метод случайного отбора.

— Да шевелитесь же, Ноббс! — подстегивал его Нунн, пока они продирались через толпу. — Мы задержались уже на две с половиной минуты.

Наконец, отстав от графика на шесть минут, группа высоких гостей приступила к обходу учреждения.

— Возьмите ноги в руки, — заорал Нунн. — Попробуйте наверстать время в коридорах.

Добежав до отдела спорта, Ноббс до того запыхался, что не мог произнести заготовленные вопросы. А сэр Прествик Ныттинг, одним махом преодолев два лестничных марша, ведущих к отделам моды и прессы, свалился с легким сердечным приступом.

— Так держать! — вскричал Нунн. — Вечером все образуется.

Когда они примчались к буфету, выстроенному специально для торжественного случая, у Ноббса кололо в боку и болел живот, а отставание от графика возросло до девяти минут.

— Ешьте же, Ноббс, — задыхаясь вымолвил Нунн, когда Чиддингфолд подскочил с «максимально вероятной закусочной нагрузкой» — тремя бокалами шампанского, четырьмя чашками чая, пятью сандвичами, двумя эклерами и наполеоном. — Посмотрим… Посмотрим, можно ли это проглотить… За пять с половиной минут.

Шумная была трапеза. Каждый прилагал все усилия, чтобы не задыхаться и не пыхтеть, но воздух так и гудел от грома топочущих ног в дальних коридорах, пока остальные участники забега преодолевали дистанцию и один за другим вваливались в комнату. Мужчины напряженно и нетерпеливо спрашивали друг друга: «Куда же, к дьяволу, запропастился у них туалет?» Из угла, где комнатные растения образовали густую зеленую стенку, явственно доносились забористые словечки, смех и звон бьющегося стекла. Это веселились шестеро лаборантов, которых посадили в загончик для прессы, поручив испытать прочность загородки на швыряние бутылками и сандвичами.

В конце концов держащегося за живот Ноббса спешно выпроводили из института и запихнули в автомобиль, а упавшего сэра Прествика нашли и отправили в больницу.

— Сами виноваты, Прествик, — мягко упрекнул его Пошлак, провожая носилки до дверей. — Вечно вы стараетесь, взваливаете на себя непосильное бремя, правда ведь? Гости попарно разошлись, а сотрудники института повалились на стулья, отыскивая их методом случайного отбора. Над разбитым стеклом, над объедками сандвичей, над явными отпечатками двух телес, над модельной туфлей, застрявшей в бетоне, и несколькими десятками протрезвевших кибернетиков нависла гробовая тишина.

— Очень здорово! — сказал наконец Нунн.

Никто ничего не ответил.

— Чем хуже генеральная репетиция, — хлопнув себя по колену, продолжал Нунн, — тем лучше премьера. Так говорили в драматическом кружке нашего гарнизона.

Чиддингфолд встал и чуть приметно повертел головой, чтобы охватить взором все общество.

— Благодарю вас, — сказал он.

Уголки его губ благородно изогнулись в вымученной улыбке, подобно двум раненым героям войны, вставшим при звуке государственного гимна.

30

К третьей главе Роу изменил название романа на «Слушайте все, острить буду», а рассказ повел от первого лица, Рика Роо. Было в фамилии «Роо» нечто такое, что вызывало в душе Роу отклик, своеобразное эхо солидарности, что ли — он никак не мог точно определить свое ощущение. Во всяком случае, вовсе не было неожиданностью, что Роо все излагал подчеркнуто разговорным языком, каким хотел бы писать сам Роу.

«Фу-ты ну-ты, и наползли же они на меня, — отпечатал Роу, — этот жалкий слизняк Фиддингчайлд и Нунопулос — ходячий покойник — и давай жрать и ржать, пить и бить, кутить и шутить, и так всю дорогу, пока мы обедали. Я уж не говорю об Анне-стерве, великой княгине Анна-Феме, царице всех подонков. Уверяю тебя, парень: для меня единственным утешением за тем сволочным столом была Нина, скромница, умница Нина, она смотрела на меня во все глаза, и это ужасно щекотало мое самолюбие. Стоило ей взять меня взглядом на крючок, как сразу захотелось, чтобы голос у меня взыграл на манер окарина[12] в медленном блюзе и взвился, точно дым сигарет на хорошей вечеринке к исходу ночи, — а если я говорю «исход ночи», парень, значит, я имею в виду разгар веселья.

Я еще не описал Нину, что о ней напишешь, если она чудо всех стран света, Макро-Нина! Пагода Запада, Восторг Востока, Вьюга с Юга, а темперамент более чем северный. И уж кто-кто, а она умеет показать товар лицом.