Борис Виан - Пена дней

• Название: Пена дней
• Автор: Борис Виан
• Жанр: Современная проза
• Год: 2001
• ISBN: 5-17-006982-0, 966-03-1202-4

«На свете есть только две вещи, ради которых стоит жить: любовь к красивым девушкам, какова бы она ни была, да новоорлеанский джаз... все остальное — одно уродство».

А — что же тогда не есть уродство? Истеричные, надерганные богемные кабаки Парижа? Твердые ругательства затянутых в черное «джазовых девушек» и гениальный бред полупьяных великих музыкантов? «Пена дней» выступает на поверхности Латинского квартала. И снимают эту пену — немногие посвященные...

---

— Ну и что? — спросил Колен.

— А то, что вибрировать при этом начинают не только голова и ноги, но и чресла партнеров, поскольку неподвижные точки перемещаются из зоны пупка к коленям и грудинным костям.

Колен залился краской.

— Все понятно, — сказал он.

— Если же танцевать в ритме «буги-вуги», то получается тем неприличнее, чем прилипчивей мотив.

Колен впал в задумчивость.

— Кто вас научил танцевать скосиглаз? — спросил он Николя.

— Моя племянница… А теоретические основы этого танца я почерпнул из разговоров с зятем. Он ведь действительный член Академии Наук, как месье уже знает. Поэтому ему не стоило большого труда осмыслить этот стиль. Он говорил мне, что сам разрабатывал его практически девятнадцать лет назад.

— Вашей племяннице восемнадцать? — спросил Колен.

— И три месяца, — уточнил Николя. — Если я месье больше не нужен, то разрешите мне вернуться на кухню, чтобы наблюдать за аппаратурой.

— Идите, Николя, и спасибо, — сказал Колен и снял пластинку, которая уже остановилась.

IX

«Я надену бежевый костюм и голубую рубашку, и красный галстук с бежевым узором, и простроченные замшевые полуботинки, и красные носки в бежевую клетку».

«А до этого я тщательно умоюсь и побреюсь и внимательно огляжу себя в зеркале».

«Сейчас пойду на кухню и попрошу Николя…»

— Николя, может быть, мы сейчас немного потанцуем?

— Бог ты мой, если месье настаивает, то я, конечно, готов, но если нет, то я бы предпочел, честно говоря, заняться совершенно неотложными делами.

— Не будет ли нескромно с моей стороны полюбопытствовать, какими именно?

— Я возглавляю философский кружок домашней прислуги нашего квартала, где проводятся чтения на тему: «Сервилизм — это гуманизм», и поэтому мне не пристало пропускать наши занятия.

— Могу ли я поинтересоваться, Николя, чему именно будет посвящено сегодняшнее занятие?

— Сегодня речь пойдет о завербованности. Будут установлены соответствия между понятием завербованности у Жан-Соля Партра, вербовкой наемников в колониальные войска и наймом прислуги в частные дома.

— О, это очень заинтересовало бы Шика! — воскликнул Колен.

— К великому сожалению, занятия нашего кружка закрытые. Их посещает только прислуга. Следовательно, месье Шик не может на них присутствовать, поскольку он ею не является.

— А почему, Николя, вы все время употребляете «прислуга» в единственном числе?

— Месье и сам понимает, что употреблять прислуг во множественном числе было бы распущенностью.

— Вы правы, Николя. Как вы думаете, я встречу сегодня родственную душу?.. Мне хотелось бы встретить родственную душу вроде вашей племянницы.

— Месье не следует думать о моей племяннице, ибо, как явствует из последних событий, месье Шик первым застолбил ее.

— Но, Николя, — сказал Колен, — мне так хочется влюбиться… Из носика чайника вырвалось облачко легкого пара, и Николя пошел открывать входную дверь. Консьерж принес два письма.

— Почта? — спросил Колен.

— Извините, мсье, но это мне, — сказал Николя. — Месье ожидает известий?

— Я хотел бы, чтобы мне написала какая-нибудь девушка. Я бы ее очень любил.

— Однако уже полдень, — заметил Николя. — Не пожелает ли месье позавтракать? Могу предложить рубленые бычьи хвосты, чашку пунша с ароматическими травами и гренки с анчоусным маслом.

— Как вы думаете, Николя, почему Шик отказывается прийти ко мне ужинать с вашей племянницей, если я не приглашу другой девушки?

— Пусть месье меня извинит, но я поступил бы точно так же. Месье ведь вполне хорош собой.

— Николя, — сказал Колен, — если я сегодня же вечером не влюблюсь, и притом по— настоящему, я… я начну коллекционировать сочинения герцогини де Будуар, чтобы подшутить над моим другом Шиком.

X

— Я хотел бы влюбиться, — сказал Колен, — ты хотел бы влюбиться. Он хотел бы idem (влюбиться). Мы, вы, хотим, хотели бы. Они также хотели бы влюбиться…

Он завязывал галстук перед зеркалом в ванной комнате.

— Осталось только надеть пиджак, и пальто, и кашне и натянуть перчатку сперва на правую руку, потом на левую. Шляпы я не надену, чтобы не испортить прическу. Ты что тут делаешь?

Это он обратился к серой мышке с черными усами, которая забралась явно не туда, куда надо, в стакан для зубной щетки, и с самым независимым видом оперлась лапками о его край.

— Предположим, — сказал он мышке, присев на край ванны (четырехугольника из желтого фаянса), чтобы быть к ней поближе, — что я повстречаю у Трюизмов моего старого друга Шоз… Мышка кивнула.

— Предположим, — а почему бы и нет? — что он придет туда с кузиной. На ней будет белый свитер, желтая юбка и звать ее будут Ал… нет, Онезимой…

Мышка скрестила лапки, явно выразив удивление.

— Да, — согласился Колен, — это некрасивое имя. Но вот ты — мышь, и у тебя усы. Что ж тут поделаешь?

Он встал.

— Уже три часа. Я из-за тебя опаздываю. А вот Шик и… Шик придет туда наверняка очень рано.

Он облизал палец и поднял его над головой, но тут же опустил: палец обдало жаром, как в духовке.

— В воздухе носится любовь, — произнес Колен. — Ух, какой накал!.. Я встал, ты встаешь, он встает, мы, вы, они встаем, встаете, встают… Тебе не надоело сидеть в стакане? Помочь?

Но мышка доказала, что не нуждается в помощи. Она самостоятельно выбралась на волю и отгрызла кусочек мыла, похожий на леденец.

— Какая же ты лакомка! — сказал Колен. — Только смотри не испачкай все мылом.

Он прошел к себе в комнату и надел пиджак. «Николя, видимо, ушел… Вот кто, наверное знаком с удивительными девушками. Говорят, отейльские девочки а они, как известно, мастерицы на все руки, охотно поступают в прислуги к философам».

Он притворил за собой дверь. «В левом рукаве подпоролась подкладка… И как назло, у меня больше нет изоляционной ленты… Что ж, приколочу гвоздиком…»

Входная дверь захлопнулась за ним со звуком, напоминающим шлепок по голой заднице… Он вздрогнул.

«Надо думать о другом… Хотя бы о том, что я могу сломать себе шею, сбегая с лестницы…»

Ворс светло-лиловой ковровой дорожки был вытерт только на каждой третьей ступеньке — Колен в самом деле всегда перепрыгивал через две ступени. Вдруг он зацепил ногой медный прут, прижимавший дорожку, и, чтобы удержать равновесие, схватился за перила.

«И поделом мне, нечего думать о всяких глупостях. Я глуп, ты глуп, он глуп!..» У него заболела спина. Только внизу он понял, в чем дело, и вытащил из-за ворота злополучный медный прут.

Дверь подъезда захлопнулась за ним, издав звук поцелуя в голое плечо.

«Интересно, что я увижу на этой улице?» Прежде всего он увидел двух землекопов, которые играли в «классики». Брюхо того, что был потолще, сотрясалось не в такт его прыжкам. Биткой им служило распятье, но без креста, одна лишь фигурка, выкрашенная в красный цвет.

Колен прошел мимо. Слева и справа возвышались красивые здания из саманного кирпича. В одном из окон появилась женская головка, над ней, словно нож гильотины, нависла открытая фрамуга. Колен послал красотке воздушный поцелуй, а она вытряхнула ему на голову серебристо-черный шерстяной коврик, которого терпеть не мог ее муж.

Магазины оживляли до жути унылые фасады больших домов. Вниманье Колена привлекла витрина: «Все для факиров». Он отметил, что за эту неделю резко подскочили цены на спальные гвозди и стеклянный салат.

Потом ему повстречалась собака и еще два человека. Холод приковывал людей к домам. А те, кому удавалось вырваться из его оков, оставляли на стенах примерзшие клочья одежды и умирали от ангины.

На перекрестке полицейский сунул голову под пелерину и стал похож на большой черный зонтик. А официанты из ближайшего кафе водили вокруг него хоровод, чтобы согреться.

Влюбленные целовались в подворотне.

— Я не хочу их видеть… Я не… Видеть их не хочу… Они меня мучают…

Колен пересек улицу. Влюбленные целовались в подворотне.

Он закрыл глаза и побежал…

Но он их тут же вновь открыл, потому что под веками у него роились прелестницы, и он неизбежно сбился бы с пути. И сразу увидел перед собой одну из них. Она шла в ту же сторону, что и он. Колен глядел на ее белые ноги (она была в мягких сапожках из белой овчины), на ее поношенную шубку из дубленой бандитской кожи и на шапочку, из-под которой выбивались рыжие пряди. В шубе она была широкоплечей, а полы разлетались в стороны, они так и плясали вокруг нее.

«Сейчас я ее обгоню. Я хочу увидеть ее лицо».

Он ее обогнал и заплакал. Ей было не меньше пятидесяти девяти лет. Он присел на край тротуара и разрыдался пуще прежнего. Ему стало легче, а слезы замерзали, с чуть слышным потрескиванием падали и разбивались о гладкий гранит тротуара.

Минут через пять он обнаружил, что находится как раз перед домом Исиды Трюизм. Две девушки, обогнав его, вошли в парадное.