Анна Андрианова - Декаданс

• Название: Декаданс
• Автор: Анна Андрианова
• Издательство: Литагент «ОЛМА»f74bd35c-4e12-102b-94c2-fc330996d25d
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-373-01488-5

«Декаданс» – это откровенный роман об экстремальном пути к себе, роман-исследование секса как способа самопознания. Чтобы открыть в себе неизведанные глубины духа, подчас надо отдаться самым низменным инстинктам...

Существующий институт брака и принятые обществом отношения между мужчиной и женщиной завели нас в тупик. Но декаданс может подтолкнуть к принятию новой философии отношений и жизни. Многие мечтают о сексуальной свободе, но только героиня нового романа Анны Андриановой не побоялась обнажить душу и тело, чтобы испытать новую философию на собственном опыте. Только пребывающий в экстазе творит совершенную вселенную...

---

Может, я поправилась? Или грудь некрасиво выглядит, когда соски не возбуждены? Он не хочет меня. Он не двигается с места. Черт! Что мне делать? Когда Серж видел меня голой, он набрасывался на меня как тузик на тряпку. А этот сидит с каменным лицом статуи. Хочется прикрыться, а еще лучше одеться и убежать отсюда навсегда. И забыть обо всем.

Но я же решила идти до конца. Стою, сжимая бедра. Мы оба молчим, на мои глаза наворачиваются слезы. Слезы от обиды.

– Чего вы сейчас хотите?

– Вас! – вдруг вырвалось с моих губ, и я сама испугалась своих слов.

– Я вам говорил сегодня, что удовольствие, наслаждение и любовь находятся в вас самой, а не в ком-то другом? Обожание – в обожателе, а не в объекте обожания?

– Да! – смиренно отвечаю я.

Я приняла правила игры.

– Так вот, доставьте себе удовольствие, насладите себя собой! Человек познает высшее духовное наслаждение после того, как проходит низшие степени реализации – еда, секс, самоутверждение. Физический экстаз отличается от духовного, но через него тоже следует пройти.

– Да! Но я не умею доставлять себе удовольствие.

– Так учитесь!

Сажусь обратно на деревянный диван, начинаю сжимать грудь одной рукой, он смотрит все так же пристально и бесстрастно. Трогаю свой сосок, как это делала Лолита, но не чувствую ничего, мне страшно обидно и неудобно. Я пытаюсь мастурбировать перед человеком, которого совсем не знаю. Когда об этом же меня просил Серж, я с гордым видом ему отказывала.

Ресницы намокли. Я еле сдерживаюсь, чтобы не разрыдаться. Засовываю палец в промежность, но она совсем сухая и закрытая.

Греческая статуя сжалилась надо мной.

– Если вы не можете доставить себе удовольствие и полюбить себя, то сделайте так, чтобы мне захотелось это сделать. Отдайтесь мне. Покажите мужчине, что вы готовы отдаться ему целиком, быть в его власти, разрешить делать с собой все что угодно. Вы же знаете, что мужчина не уверен в себе на сто процентов, для того чтобы быть для вас хорошим любовником, ему нужна ваша невинность, и ваша покорность, и ваше желание отдать себя ему.

Темные глаза с огромными зрачками нежно, по-отцовски смотрят на меня. Сейчас в них нет ни божественности, не учительства. В них лишь любовь и сострадание. Но я не испытываю этих чувств.

Чтобы продемонстрировать свою покорность и готовность ко всему, я решаюсь. Подхожу к нему, сажусь перед ним на колени и пытаюсь подлезть под складки плотной ткани, рукой нащупываю немаленького размера агрегат и сдавливаю его, как учила маленькая массажистка в «Тантра-клубе»...

– Вы бы видели сейчас свое лицо, – просто говорит он. – Вы потрясающая женщина, таких единицы, вы добьетесь высочайших высот в искусстве жить и искусстве любить. Но вам предстоит многому научиться.

Я поднимаю глаза и машинально отдергиваю руку.

– Спокойной ночи. Точнее, спокойного утра. Вам предстоит сложный день. Постарайтесь отдохнуть.

Пристыженная, оскорбленная отказом, нежеланная, я натянула свои шмотки как можно быстрее и выскочила за дверь. Плакать начала еще в коридоре. Докатилась! Даже голая, со своей идеальной по современным канонам фигурой, не возбудила мужчину. Еще Зигмунд Граф говорил: «Зеркало, которому женщины верят больше всего, – это глаза мужчины»

А может, он монах? Или импотент, и как же жаль его невостребованное орудие любви, если оно даже не в возбужденном состоянии выглядит внушительно. Может, он специально контролировал себя, чтобы не поддаться дурману плоти?

Наглухо задернув шторы в своей коморке, я ерзаю под одеялом. Хочется свернуться в комочек и спрятаться ото всех. Я пытаюсь вспомнить, когда мне было бы так же стыдно и неловко. Только однажды – когда я съела торт, купленный мамой к новогоднему столу. А я его съела, и мама очень ругалась, называла меня бессовестной бесстыдницей.

Точно, я вовсе не девственница, я бессовестная бесстыдница. Но маме нужно отдать должное, она научила меня хорошему, тому, что всегда, с самого детства, помогало мне в жизни. В нашей семье были четко разделены обязанности, и моей была глажка. Боже, как я ненавидела это! Со слезами на глазах я гладила на всю семью и представляла себя золушкой, за которой однажды придет принц, и будет она жить во дворце, купаясь в шоколаде. Но принц все не приходил и не приходил (наверное, потому, что мне было двенадцать лет, а принцы не педофилы). И однажды я расплакалась прямо над этой чертовой доской. Мама подошла ко мне и сказала: представь, что ты корабль в океане, а складки на одежде – это волны, которые ты разглаживаешь. И с этого момента у меня появилась миссия: я стала кораблем, у которого есть сверхзадача и от которого зависит, будет на море шторм или нет. Так я научилась превращать некоторые моменты жизни в игру. Жаль, что не все.

Сейчас я пытаюсь представить себя Клеопатрой. Мужчины страстно жаждут ее, но знают: ночь с ней будет последней в их жизни. А этот греческий бог еще многое должен сделать, многих просветить, он не может себе позволить отдаться искушению. А кстати, как его зовут?

* * *

Доброе утро, если можно его так назвать, началось у меня через четыре часа. Завтрак состоял из воды, спаржи, артишоков и грибов. В нашей общежитской столовке-ресторане обстановка весьма странная: все мило улыбаются, но молчат, как мумии. Выражение лиц у народа – пофигистическое. Возраст – где-то от двадцати пяти до сорока пяти. С отвращением ковыряя кушанье, разговариваю с Катькой.

– Как хорошо я выспалась! – довольно улыбается Катька.

– Ненавижу утро! – хмуро бурчу я и ищу глазами место, где можно отравиться никотинчиком, чтобы хоть как-то взбодриться.

Курить здесь можно только в определенном месте, на улице или в номере. Я оглядываю окружающее пространство. Мальчиков и девочек за столами примерно одинаковое количество. Все дружественно улыбаются и молчат. Одеты большей частью в спортивные шмотки, как принято в домах отдыха, но дорогие украшения присутствуют. Часики и колечки у народа некислые.

Рассказать Катьке о вчерашнем случае? Нет, не буду рассказывать, стыдно.

Звучит удар в гонг, как в монастыре. К нам подходит сиплая и отводит в левое крыло здания.

– Первоначальные практики будут проходить отдельно от мужчин, – предупреждает она, чтобы мы с Катькой не раскатывали губы на курортный роман. Мальчикам вход воспрещен, все понятно.

Мы снова идем вдоль бесчисленных коридоров. Проходим в большой зал, оборудованный под класс, что вызывает четкие и негативные ассоциации со школой. К партам подтягивается народ, еще примерно двадцать девочек, точнее, дубин стаеросовых типа нас с Катькой, которые на старости лет решили поучиться.

Я пытаюсь распластаться на парте, чтобы доспать свои законные четыре часа. Состояние жуткое. Хочется две вещи: курить и спать. А еще больше хочется, чтобы оставили в покое. Но нет, я не такая, я сейчас всем и себе в том числе буду доказывать, что я приличная и прилежная и что мне о-о-чень интересно, чему меня здесь будут учить. Только лучше было бы, если бы без вступлений лирических мне сказали, что со мной не так и как изменить это.

В центр класса выходит полная пышногрудая брюнетка с косой до талии. Вся такая воздушная и зефирная. Ее полнота почему-то кажется невесомой, прелестью, изюминкой. Она забавна, как Карлсон. Толстенький ангелочек, но с пропеллером вместо крылышек.

Карлсон сгибается в поклоне, как сиплая блондинка вчера склонялась перед божеством. На ней одет такой же сарафан, только оранжевого цвета.

– Добро пожаловать к нам! – она расплывается в блаженной улыбке, приветствуя нас. – Меня зовут Пэма, – она снова кланяется. – Чтобы не тратить ваше драгоценное время, перейду сразу к тому, для чего вы пришли сюда. Вы пришли сюда для того, чтобы решить проблемы, связанные с сексом, – она оглядывает нашу толпу, судя по всеобщему молчанию и опусканию глаз, она права. – Так вот, что же такое секс? Секс – одна из форм общения или даже основная из них. Только вместо лживых слов – прикосновения, вместо показных жестов – поцелуи, вместо проявляемых эмоций – внутренние ощущения. Секс, как лакмусовая бумажка, отражает все негативно или позитивно окрашенные чувства «собеседника». В искренности, открытости, доверии и любви секс-коммуникация приводит к высшей степени оргазма. Замкнутость, ложь и эгоизм приводят к комплексам.

Ну это-то понятно, а что дальше?

– Поэтому решение проблем в этой коммуникации следует искать, как и все, в себе...

Начинается долгая вступительная лекция на тему духовного роста, самопознания и самооткрытия. Пэма говорит полушепотом, с придыханием, так, что приходится прислушиваться. Я чувствую, что начинаю засыпать, как лошадь с открытыми глазами. Сколько сейчас времени? И сколько еще здесь сидеть, когда закончится это чудесное просветительское мероприятие?

Из всего, что было сказано Пэмой, сквозь сон я поняла, что по даосской традиции есть три энергии ци – жизненная, цзин – сексуальная и шэнь – духовная. Задача заключается в том, чтобы преобразовать сексуальную энергию в жизненную, а затем в духовную. Эта трансформация дает возможность быть здоровой, сексуальной и красивой, а также узнать свои внутренние ресурсы и реализовать свой могучий потенциал. Высвободить всемогущего дракона, как сказала она.