Александр Зиновьев - Зияющие высоты

• Название: Зияющие высоты
• Автор: Александр Зиновьев
• Жанр: Русская классическая проза

Александр Зиновьев - ученый, мыслитель, художник, поэт, автор пророческих "Зияющих высот", впервые опубликованных в Швейцарии в 1976 году. Этот "социологический", по словам писателя, роман, хлестко и беспощадно обличающий пороки советского общества, принес ему ошеломляющую, сенсационную известность. Яркая, искренняя, совершенно "особенная" книга, соединившая в себе и научный трактат, и незаурядное литературное произведение, почти сразу была переведена более чем на двадцать иностранных языков.

---

ЧЕЛОВЕК И НАУЧНО ТЕХНИЧЕСКИЙ ПРОГРЕСС

В конце концов все решит прогресс науки и техники, говорит Ученый. Жилье, предметы бытовой культуры, транспорт, одежда и даже питание, - разве это не продукт современной науки и техники? А возможности их в принципе не ограничены. Так-то оно так, говорит Неврастеник. А научно-техническое мясо что-то на прилавках не появляется. Поразительные мы все-таки люди, говорит Болтун. Видим одну проблему. Формулируем ее так, что перескакиваем на другую. А обсуждаем затем третью, не имеющую к ним никакого отношения. Мы начали с вопроса: влияет или нет развитие науки и техники на социальную структуру общества. Сформулировали ее так, что получился другой вопрос: сказывается или нет развитие науки и техники на субъективном состоянии людей. А говорим на тему, как это развитие сказывается на условиях жизни человека. И в чем тут, собственно говоря, проблема? Факт остается фактом: в Париж за два часа летают одни, а в часы пик в автобусы и вагоны метро врываются другие. Значит есть что-то в социальной структуре общества, что не зависит от научно-технического прогресса. В чем состоит это "что-то"? В формуле человеческого счастья фигурируют не абсолютные величины благополучия и неблагополучия, а их отношения. Человек, например, не станет счастливее от того, что ему положение улучшат на десять процентов, а другим - на пятьдесят. Уровень счастливости как субъективного состояния прямо пропорционален величине социальной ценности человека и обратно пропорционален величине своего собственного представления о своей субъективной ценности. Первая имеет тенденцию к снижению, вторая - к увеличению независимо от научно-технического прогресса. А что такое человек? Какие качества вы имеете в виду? Кровяное давление? Мебельный гарнитур? Человек - это, между прочим, честь, совесть, стремление к свободе воли и выбора, к свободе перемещений, к свободе творчества и т.п. Человек есть еще и гражданин. Как тут участвует развитие науки и техники? Они тут совсем не причем. Из человека-скота надо еще лепить человека-гражданина. Лепить совсем из других источников. По особым правилам. Особыми средствами. И каждый раз заново. И воевать за это надо. Тут есть своя автономная история. Человека гражданином делает не наука и техника, а искусство, нравственность, религия, идеология, постоянный опыт сопротивления. Не любое искусство, не любая мораль, не любая идеология. И не всякая борьба за свое "я". Суть дела тут в том, какие именно искусство, мораль, идеология и т.д. способны делать из человека-скота человека-гражданина. Кто именно этим занимается профессионально и будет заниматься. Литератор или Правдец? Мазила или Художник? Клеветник или Троглодит? Убери эту персональную конкретность, получишь официальную пустую схему: человека надо воспитывать. Мазила по скульптуре знает, какими неуловимыми бывают иногда переходы от подлинности к подделке. Я уж не говорю о том, что опыт сопротивления может дать антигражданина.

ПРАВИЛЬНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ В ЖИЗНИ

Хочешь счастливо прожить,
Научися блох ловить.

(Из "Баллады")

Самая страшная вещь в жизни, говорит Жлоб - это блохи. Когда их много. Одна блоха - всего лишь блоха. Десяток блок - терпимо. Но сотни блох, кидающихся на тебя сразу со всех сторон - это кошмар. Их не видно. Непонятно, где они кусают, как, за что. Никакого спасения. Лучше со стадом львов сражаться. Или даже с волками. На худой конец - с шакалами. Но с полчищами блох сражаться бессмысленно. Блохи - не самое страшное, говорит Мерин. Я в кавалерии служил. У нас блохи дохли от изнеможения сами. Кавалерия ж это вам не школа жизни. Это академия жизни. Главное условие счастливой жизни, это я понял только благодаря кавалерии, научиться нормально жить задом наперед и вверх ногами. Едва успели мы обучится залезать без посторонней помощи на наших боевых подруг с дореволюционным стажем, как нас стали учить... Чему бы вы подумали? Джигитовке! Заезжаем в манеж. Посредине старшина с хлыстиком. Вольт налево дела-а-ай! К пешему бою с посадкой слеза-а-а-а-ай! Ножницы дела-а-а-а-ай! Перевернешься с грехом пополам задом наперед, тут-то и наступает главное событие сезона. Армейские лошади усваивают не только команды, но и солдатские шутки. Как только твоя склонная к юмору Осока, Акула или Лорелея заметила левым глазом, что ты отважился задрать кверху ноги, она прямым ходом из манежа мчит тебя к полковому штабу. Весь штаб вылезает наружу и надрывается от хохота во главе с командиром. Потом она прет тебя к штабу соседнего полка. И там повторяется та же картина. Потом к санчасти. Потом к ветлазарету. Потом к клубу. Потом к дому начсостава. Ты мертвой хваткой вцепился в хвост и в гриву. Перед самым носом у тебя мелькают мощные подковы. Одним щелчком такая может пробить череп мамонта. А твою пустую хрупкую черепушку разнесет вдребезги. Всем смешно. А каково тебе? Объехав так все дивизионные службы, ты мчишься за десять верст к штабу дивизии. Тут твоя Пенелопа начинает вытворять такое! Только что на хвосте не стоит! Ни в одном цирке не увидишь! После того, как командир дивизии уписается от хохота, ты мчишься в манеж родного эскадрона и как ни в чем не бывало включаешься в общий строй. Вольт налево дела-а-а-ай! К пешему бою с посадкой слеза-а-а-ай! Если выйду из этой передряги живым и разведу детей, первым делом научу их жить задом наперед и вверх ногами. Пусть хоть дети будут счастливы.

ПОТОК

ЭН - художник не отдельного состояния и даже не серии состояний, а потока. Это очевидно в отношении его графики и не столь очевидно в отношении скульптуры. В скульптуре он более известен как монументалист в обычном смысле слова (хотя и оригинальный) и официально много работает в этом качестве. Но я хорошо знаком с тем, что остается в его мастерской и в неизмеримо большей степени находится в состоянии замыслов. За многие годы нашего знакомства я научился зрительно представлять себе эти замыслы реализованными. И здесь преобладает то же стремление к форме потока, которую он нашел в графике и в которой достиг виртуозного совершенства. Если эти замыслы удастся реализовать в предполагаемых гигантских масштабах, то человечество станет обладать одним из самых изумительных шедевров за всю историю мирового искусства. Я нисколько не преувеличиваю, ибо даже в малых камерных масштабах и в отдельных фрагментах скульптурный поток, уже созданный ЭН, есть явление в изобразительном искусстве уникальное. ЭН не сразу пришел к форме потока. Вот грубая схема его творческой эволюции. ЭН работает как скульптор. Намечается тенденция к проблемам трансформации. Делает рисунки. Но лишь - для скульптуры. Я тогда назвал их скульптурной графикой. Рисунки, сами по себе, прекрасные. Они приобрели самостоятельную ценность в глазах почитателей. Это оказало какое-то давление на ЭН. Плюс к тому - невозможность реализовать какие-то замыслы в скульптуре и легкость реализации в графике. В результате начинается ЭН-график. В графический период, который еще не завершился, ЭН постоянно работает как скульптор. Но его дальнейшее качественное развитие как художника проходило главным образом в графике. Две линии здесь непосредственно вели к форме потока: композиционно сложные виртуозные гравюры и серии из большого числа гравюр, связанных единым переживанием. Иллюстрации к Данте и Достоевскому переломный пункт. Это еще не поток. Но они уже содержат нечто такое, из-за чего их уже нельзя свести просто к сериям. В это время ЭН создает сотни гравюр различного содержания, а вернее - без определенного, в обычном смысле слова, содержания. Или с абстрактным содержанием: возникновение, превращение в противоположность, разрушение, созревание и т.п. В этот графический период был накоплен колоссальный опыт разработки абстрактных тем, в созданном материале как-то сами собой обозначились циклы, связи, переходы и т.д. Наметился какой-то детерминированный порядок для отдельных наборов гравюр. Я не раз обращал внимание ЭН на возможность объединять многие его гравюры в упорядоченные и внутренне связанные циклы. Думаю, что это замечали и другие. Думаю, что и сам ЭН заметил это. Важно то, что явление, о котором я пишу, было сначала создано в некотором пока еще аморфном виде. Затем оно было понято как факт и оценено с точки зрения дальнейших перспектив. Наконец, оно получило осязаемое воплощение в заранее задуманных циклах рисунков, физически скрепленных в единое целое. Я имею в виду беспрецедентные альбомы ЭН. Так родилась новая форма в графике, которую я условно называю здесь потоком. Далее форма потока, найденная в графике, оказывает обратное влияние на скульптуру. Но что такое поток? Это синтетическая форма. Описание ее требует длительного труда и специальных исторических сопоставлений. Я могу сделать по этому поводу лишь несколько замечаний. Поток противопоставляется отдельному состоянию как упорядоченная совокупность состояний. Состояние и поток состояний надо, как мне кажется, отличать от статики и динамизма. Состояние может быть динамичным, а поток может быть статичным. В поточных формах ЭН есть и статика и динамика. В них часто можно увидеть в высшей степени статичные фигуры. Создается впечатление, будто автор их приложил немало усилий к тому, чтобы остановить в этих местах непрерывное движение. Я думаю, что работы ЭН вообще не казались бы такими динамичными (а динамизм отмечают все его рецензенты, ибо он бросается в глаза как результат), если бы не содержали в себе четко сделанную, но не столь явную статику. Различие потока и состояния я вижу не в различии динамики и статики, а совсем в ином плане. Далее, поток как упорядоченный непрерывный ряд достаточно большого числа рисунков, гравюр и скульптур надо отличать от серии. Отличие состоит в том, что в серии каждый элемент имеет самостоятельный смысл, если, конечно, к ним применимо понятие смысла. В потоке же каждый элемент предполагает и продолжает по смыслу некоторый другой элемент, сохраняя при этом значение самостоятельной смысловой фразы. Независимо от альбомов, где это очевидно и предполагается заранее, в целом ряде случаев рассмотрение отдельных гравюр ЭН побуждает невольно отыскивать другие гравюры в качестве предшествующих или последующих. Причем не любые гравюры отбираются на эту роль. Иногда наборы из нескольких гравюр располагаются в завершенные циклы, имеющие начало и конец, а также внутренний порядок, отвечающий какому-то чувству наблюдателя. Наконец, поскольку основу потока рисунков, гравюр и скульптур образует смысловое единство и смысловая упорядоченность, то поток как произведение искусства воспринимается и переживается аналогично тому, как воспринимается и переживается балет или симфония. Конечно, работы ЭН доставляют эстетическое наслаждение как элементы серий, и как самостоятельные единицы независимо от других. Но это наслаждение оказывается выше и иного качества, если удается научиться воспринимать их именно как потоки в том смысле слова, как я это описал, сознаюсь, весьма приблизительно.