Ярослав Астахов - Шестоднев

• Название: Шестоднев
• Автор: Ярослав Астахов
• Жанр: Поэзия

Обложкою «Шестоднева» охватываются стихи, которые родились в очень разное время. Его старожилам более тридцати лет. Как здорово отличался тогда мир от нынешнего. Как, впрочем и «я» записывающего. (Уверен, что настоящие стихи мы не «сочиняем» – они приходят. И позволяют себя сфотографировать. Или не позволяют.) А новоселам «Шестоднева» не больше года.

Он выстроен симметрично. Шесть полностью завершенных циклов по девять стихотворений в каждом. Цифры 9 и 6 есть близнецы-перевертыши. Согласно Русской Северной Традиции (смотрите работы Логинова и Виольевой) шесть – это число текста вообще, а девять есть число мудрецов, поэтов и богословов. Я предпочитаю называть это последнее числом бога Бармы – покровителя всех поэтов.

Один из моих читателей сравнил – шутки ради, конечно же – «Шестоднев» с произведением Данте. «Божественная Комедия» великого флорентийца включает, как известно, 3 части по 33 песни в каждой. Об этом Данте специально замечает в последней песне «Чистилища»: «счет положен изначала». Мое произведение несопоставимо не только по грандиозности (это очевидно), но также и потому, что я никакого счета не полагал а просто: шло время, и стихотворения постепенно сами собой выстраивались в устойчивые когорты. Когда шесть раз практически без какого-либо моего вмешательства сложилось по девять, я понял, что это знак и передо мною – книга. (Циклы с другим числом стихотворений в нее не вошли.)

Откуда пришло название? Однажды я раскрыл книгу святителя Василия Великого «Беседы на Шестоднев» и увидел, что она содержит этих бесед ровно девять. И я воспринял это тоже как знак. Я верю в судьбу, и в знаки, и вообще во всяческое такое. Но остается вопрос: не многое ли берет на себя поэт, который называет книгу стихов таким образом, что чувствуется намек на текст, глаголающий о сотворении мира?

Уверен: каждый, у кого живая душа, знает – хотя бы кое-что, приблизительно – о сотворении мира. По крайней мере – мира своего внутреннего. Пишущим же стихи такое должно быть вдвойне понятно. В никео-цареградском символе веры (V в.) Бог именован Поэтом (ποιητ) земли и неба. «Дни» моего Шестоднева представляют собой, таким образом, некоторые этапы, стадии сотворения мира внутреннего. Надеюсь, что сотворение это происходило больше по воле Бога, нежели по личному произволу. По крайней мере, я рад, что существуют стихотворения, представляющие собою хронику этого таинственного процесса.

Бог отдыхал в седьмой день, как это говорит Библия. Предание же повествует о том, что завершением Творения сделается восьмой. И общее число дней тогда станет равным числу креста животворящего православного. Поэтому и книга «Шестоднев» имеет раздел «Начало восьмого дня». Она содержит поэму «Главы из Иоанна», которую одобрил настоятель московского Спасо-Преображенского храма, что в Кадышах. Надеюсь, что и другие стихотворения книги представляют собой скорее разговор души с Богом, нежели ее реакцию на мир сей.

---

Хранитель веков

Поглотит медленная Лета
Звон колокольный, звон оков…
Храни Господь, храни поэта,
Храни хранителя веков!

Не вместны в мертвенную меру
Миры сердец, зарницы крыл —
Перекроит любую веру
Угрюмый Антигавриил,

Посланник ада, чтобы славить
Царей числа, спешащих в мир.
Кромсают рвущиеся править
Сердца, кроя иной кумир…

Лишь ты, поэт, хранишь величье
Сораспинаемых Царю.
Ты плачешь, глядя сквозь обличья.
Ты пьешь
Грядущую Зарю.

9.6.1996

Икона

Рассказ написан
как икона.
В какой души иконостас
– В ее оклад преображенный —
Врастет, средь ликов лик, рассказ?

Укажет путь к каким вселенным?
Искать – какой небесный град?
И лик окажется затменным
Живым огнем
каких лампад?

С годами масло оскудеет
И предпоследний ляжет блик,
И вдруг – в печали – просветлеет
Под взглядом чьим
неясный лик?

…Под взглядом чьим?
Я взгляд узнаю
В моем бесплотном сне немом.
И ныне я
благословляю
Тебя, душа,
моим письмом.

15.5.93.

* * *

Обрываются нити времен,
Но становятся краше преданья.
Недосмотренный праведней сон,
Ибо образы множит гаданье.

Среди тысячи лиц пустоты,
Среди тысячи звуков молчанья —
Полумиг —
чуть очутишься Ты
И растаешь, оставив бренчанье

Неслучайных, но мутных имен…
И в колонны построятся маски.
И состарится холст – заклеймен
Полуправдой несбывшейся краски.

26.6.93.

* * *

Век одиночества высокий
Поет над жалкою землей,
И белый, сумрачный, глубокий
Клонится полдень надо мной.

И в облаках бегущих —
башен
Читаю тонкие черты,
И каждый шепот мой
вчерашен
Безмолвьем этой высоты!

…Обнажена, легка, бездонна,
Бесчеловечна чистота!
В нее роняет мне Мадонна
Как будто крылья —
два листа.

Летят, и чудится, что жребий
И веку пал…
И с высоты:

– Твой век – живым уже – на небе,
Коль одиноки все, как ты.

8.10.87.

Стрелою света

Ты
не отыщешь мэтра,
Единственный на планете.

Ты лучше
учись у ветра —
Он чутче, чем даже дети.

Ты лучше
учись у моря
Свободе его
и ритму.

Бог дышит…
Твори, не споря,
Дыхание, как молитву.

Бог– плачет.
И ты не бойся
Слезинки
в глазах Ответа.

Лети.
Но в душе покойся.
Покойся
стрелою света.

7 мая 1995

Союз о ключах Петра

Вот и я – белоснежное пламя,
Бело-хладное, как века.
Что ты скажешь мне, горный камень,
В чьих изломах
журчит вьюга?

Ты тяжелый, а я беспечный.
Ты надежный, а я – ничей.

Но союз наш священен вечный:
Песня в камне – то звон Ключей!

7.7.94.

Где ты?

Ты бо река Божества, из Отца Сыном происходящий.

Тропарь канона Святому Духу

Сломится усталое весло.
Белый свет источит стремена.
Янтаря нарядно ли тепло?
Серых ветров дивна ли струна?

Бог течет мерцающей рекой.
В-ней-под-ней и Солнце, и Луна.
Темный свет… Играющий покой…
Где ты, сокровенная страна?
31 ноября 1995

Ветер

Весь день истерзанные тени
Не в силах солнце превозмочь.
Но грянет час, и на ступени —
Ступени дня – ложится ночь.

И нет ни пыли, ни проклятий
Ни толп на улицах;
один
Играет ветер восприятий
Средь ограненных, темных льдин

И размывает снами
лица
И контерфорсы суеты.
И замирают в небе птицы.
И распускаются
мечты.

4.5.93.

ДЕНЬ ПЯТЫЙ МЕЧ ЕГО

«Вот он, великий всадник…»

«Огонь ли гонит города ручьи…»

Распад

«Отразились глаза в воде…»

Тысяча лет

Заклятье

Иное бытие

Круг

Ты жива

* * *

Вот он, великий всадник —
Белой дорогой роз.
Вот он, кипящий страдник —
Зной да полет стрекоз…

Белого ль было мало?
Серп ли устанет сечь?
Вечного – не скрывала
Буден густая речь…

Выехав в чисто поле
Ты
снизошел с седла
К людям…

Их нету боле! —
Кровь
Шестерни
И мгла!

31.8.92.

* * *

Огонь ли гонит города ручьи
По напряженным нитям капилляров
Мы выполним желания ничьи
Под мерный гром скрежещущих кошмаров

Мы не поднимем выколотых глаз
Взглянуть в глаза безличья со слезами
Кошмары бьют двенадцатый рассказ
И раны раскрываются глазами

31.3.93.

Распад

Это звон колокольный ли, клекот копыт —
По дороге домой?
Это ветер ли вольной, узорной судьбы
Опалило бедой?

Ни дороги, ни зги, ни строки, ни угла —
В новый каменный век.
И живем позабыв, что сгорели дотла,
И согреет лишь снег.

Наменяли мы стен, наломали мы вех —
Рай распродан и ад.
Лишь по кромке воронки мерцающий смех…

Вот уж это РАСПАД!

25.6.2001

* * *

Отразились глаза в воде:
– Разве это страна твоя?
Как же рано ты поседел
Меж тяжелых царей жнивья!…

Сколько может гореть и ждать
Бесполезный и острый меч?
Если все равно умирать,
Лечь сегодня – что завтра лечь.

…Дунул ветер, и рябь пошла.
И мигнули глаза в воде:
– Нам ли ведать Его дела,
Нам, читающим по звезде?

Нам ли ведать… Но как забыть
Лжесмиренство того раба?
В землю ль белый клинок зарыть,
Если – слышишь? – Его труба

Созывает среди тревог
Молодую, седую рать…
Это просит распятый Бог
Не уйти – до конца стоять.

25/06/96

Тысяча лет

Он скачет отравленным раем
Плакучих и диких ночей,
Но красная радость играет
В беспечных глубинах очей!

Нигде не умея укрыться,
Не веруя правде хлебов,
Гарцует Андреевский рыцарь,
Смешной, как хмельная любовь!

Он предан безумному бегу,
Предавшему тысячу раз,
А смерть запрягает в телегу
Храпящий Двенадцатый Час,

А степи кроваво дыханье
На русском лице храбреца,
Но грозное белое Знанье
Блеснуло во стали венца,

Но стремя над грязью дороги
Играет… И тысяча лет,
Как самые первые боги
Доверчиво смотрят вослед!

12.12.88.

Заклятье