Ева Модиньяни - Единственная наследница

• Название: Единственная наследница
• Автор: Ева Модиньяни
• Издательство: Эксмо-Пресс
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2000
• ISBN: 5-04-005742-3

В холодное январское утро, когда в церкви Сан-Бабила в Милане отпевали могущественного Чезаре Больдрани, все взгляды были устремлены на Анну, единственную его дочь и наследницу. С этого момента у руля огромной промышленно-финансовой империи встанет она, женщина, вынужденная противостоять своему прошлому, но главное, прошлому отца…

---

– Нет. Но мой долг – не лгать тебе. Хотя это и не означает, что я говорю тебе всю правду. – Он прикрыл глаза и благоговейно выпил содержимое бокала.

– Вкусно? – спросила Анна с невольной гримасой.

– Амброзия, – с мистической улыбкой кивнул Пациенца. – Гипоталамус, который здесь в мозгу, – пояснил он, дотронувшись до головы, – регистрирует ощущения радости или неблагополучия и передает их гипофизу, который заведует гормонами. Если нам хорошо, то радость передается клеткам, если плохо – они угнетены. Когда мы несчастны, то каждую секунду вызываем распад у себя в организме.

– Но разве ты угнетен? – сказала Анна, удивленная рассуждениями Пациенцы.

– Я частенько бывал в жизни несчастен, – со вздохом проговорил он. – Хоть и занимался делом, которое мне, в общем-то, нравится. Каждый человек должен любить то, что он делает. Именно это я и хотел сказать тебе. Можно быть счастливым, будучи садовником или мошенником, но, если делаешь что-то против своей воли, жизнь становится тяжелым бременем. И тогда ей сопутствуют страх, болезни и смерть.

Анна взглянула на него с любовью и признательностью.

– Ты мудрец, – сказала она. – Что бы я делала без тебя?

За окнами бледное зимнее солнце пробивалось сквозь пелену тумана.

– Да ну, – отшутился он. – Согласно индийской философии, мы черпаем энергию главным образом из состояния довольства собой. Я просто стараюсь помочь природе. А вот ты по-прежнему озабочена.

– Да, – не стала отрицать она. – У меня нет уверенности, что министр укрощен.

– Пустяки. Пусть болтает что хочет. – Пациенца, казалось, не придавал значения этому делу.

– Но все это затрагивает мое имя и честь отца. Ты думаешь, он не пойдет до конца?

– Он блефует. – Жестом руки Пациенца словно бы отбросил эту тему.

– А если я тебе скажу, что он прав? – задала вопрос она.

– Ты дочь Чезаре, – пристукнул он ладонью по столу, на миг утратив присущее ему спокойствие. – Ты единственная дочь Чезаре Больдрани, и никто не может доказать обратное.

И тут Анна решилась открыться старому другу.

– Он не лжет, Пациенца, – заявила она. – Мама мне призналась в этом перед смертью. Мой отец – Немезио.

– Ах, эта Мария, – сказал он, мягко улыбаясь. – Если она что-то забивала себе в голову… Были две цели, которые она поставила перед собой: возвести тебя на вершину империи Больдрани и заставить склониться перед собой создателя этой империи. Мария, если ты хочешь знать это, единственный в мире человек, который заставил старика плакать.

– Нет, моя мать не лгала, – настаивала Анна. – У нее была ясная память. Уже десять лет, как я ношу в себе эту тайну. И если сказать откровенно, она никогда меня особенно не тяготила. Я убеждена, что отцовство – не биологический факт. Мой отец – Чезаре Больдрани, и я любила его как отца. Он меня вырастил, и я знала, что буду носить его имя, еще прежде, чем познакомилась с ним. Мама меня вырастила с этим культом Больдрани. Я испытывала к нему любовь и преданность дочери, он всегда был рядом со мной. А Немезио оставался для меня просто симпатичным человеком, который был какое-то время мужем моей матери. И отцом Джулио. Когда мама открыла мне свою великую тайну, я не была потрясена. Моя кровь осталась ко всему этому глуха. Но теперь, когда эта история может сделаться достоянием общественности, я не могу оставаться спокойной.

Пациенца нахмурился, и его смуглое арабское лицо сделалось суровым.

– Я не знаю, что тебе сказала Мария, – решительно возразил он, – но я уверен, что ты дочь Чезаре Больдрани. Немезио Милькович здесь ни при чем. Что же касается министра, то он, самое большое, владеет двумя-тремя письмами, которым больше сорока лет и которые ни черта не доказывают.

– Какие письма? – Оказывается, было что-то, чего она не знала, были какие-то документы. Значит, министр и в самом деле слишком хитер, чтобы бросаться в эту авантюру без подстраховки.

– Письма Немезио к твоей матери. Появились из архивов тайной фашистской полиции. Восходят они еще к тем временам, когда Немезио был политэмигрантом.

– В таком случае ты должен дать мне объяснения! – раздраженно воскликнула Анна.

– Может, мне и в самом деле следовало сказать тебе об этом раньше, – сокрушенно развел он руками, – но мне казалось, ни к чему будить спящую собаку.

– Я тебя вовсе не укоряю, – сказала Анна. – Я просто хочу знать.

– Тогда устроимся поудобнее и пристегнем ремни, – пошутил он. – Разговор будет долгий. Увы, но похоже, что сегодня мне придется отказаться от медитации и массажа, – добавил он с сожалением.

– Мне очень жаль, – пробормотала Анна, хотя на самом деле в этот момент ей было не до здоровья Пациенцы.

– Мне придется рассказать и о себе, – начал он, смирившись. – Причем раньше, чем о министре и о твоем отце.

– А при чем здесь ты? – прервала она его удивленно. – Какое отношение имеешь ты к моему появлению на свет?

– Никакого. Но лучше начать с самого начала. Ты хочешь знать, на самом ли деле у министра козырной туз в руке, и я попытаюсь объяснить тебе, как обстоят дела. Естественно, я не знаю всего, – признался он, откинувшись на спинку кресла. – В некоторые свои тайны твой отец не поверял никого. Но и мне, хоть я и всегда был для него открытой книгой, удалось утаить от него несколько страниц. Были вещи и в его жизни, и в моей, о которых мы никогда не заводили разговора.

Тебе может показаться странным, – продолжал Пациенца, – но шантаж министра имеет давние корни. Прошлое, Анна, это усмиренный зверь, который просыпается в каждом новом поколении. Лучшее прощение, говаривал твой отец, – это возмездие. Но месть не заслуженная оборачивается злом или шантажом.

Мне сейчас семьдесят лет, а было всего восемь, когда убили моего отца. Этот старик, – сказал он, имея в виду самого себя, – который трепещет перед мыслью о смерти, верит в бога, в святых и во все мировые религии, вот уже шестьдесят два года ждет, чтобы отомстить его убийцам. Месть, как утверждали древние, – это удовольствие богов.

Анна тоже почувствовала ее вкус, когда отец отправил в изгнание Сильвию де Каролис, но чем больше она жила на свете, тем больше убеждалась, что это архаическая форма справедливости, к которой прибегают за неимением лучшего. Несколькими днями раньше она простила Сильвию в церкви Сан-Бабила и не испытывала никакой вражды к ней. Но там все же речь шла не об убийстве.

– Человека, который направил руку убийцы моего отца, – снова начал Пациенца, – звали Никола Пеннизи. Мне никогда не забыть, Анна, обезображенное выстрелами в упор лицо отца. Он был добрый человек, который никогда не требовал больше, чем куска хлеба для своих детей. Ради этого он тяжко трудился. Но они убили его, и я никогда не прощу им этого. Я видел, как моя мать выплакала все свои слезы, как она всю жизнь провела в молчаливом отчаянии. Я не знал еще, каким образом, но твердо решил, что когда-нибудь отомщу. И когда в Милане я познакомился с Чезаре Больдрани, у меня появилась в этом уверенность.

– Я знаю, что отец был твоим покровителем, – вмешалась Анна. – Это ведь он тебя открыл.

В усталых глазах Пациенцы мелькнул хитрый огонек.

– Я всегда позволял ему в это верить, – сказал он с легкой улыбкой. – Но в действительности я сам выбрал его. Я работал в зеленной лавке с матерью. Я развозил покупки, но при этом присматривался к людям, изучал их. Твоя тетка Джузеппина, сестра Чезаре, которую ты никогда не знала, всегда оказывала предпочтение людям обездоленным, но честным и чистым душой. И я, который был и обездоленным, и честным, но не таким наивным, как она думала, сделал все, чтобы познакомиться с ней. У меня в голове был четкий план: я хотел через нее сблизиться с ее братом, привлечь внимание этого незаурядного человека, которому в то время было лишь немногим больше двадцати лет. Я вступил в сражение, я объявил тайную войну убийцам моего отца и искал союзников, с помощью которых мог бы впоследствии добраться до них.

В школе мои способности заметили, и учитель донимал мою мать, настаивая, чтобы я продолжил учение. Сегодня торговцы фруктами имеют неплохие доходы, а в те времена они едва сводили концы с концами. Поэтому у меня было лишь две возможности выбиться в люди: просить помощи у Никола Пеннизи, который отправил нас в Милан и который помог бы сыну своей жертвы, лишь бы мать сидела тихо, или же обратиться к Чезаре Больдрани, который уже тогда выказывал мне свое расположение. Я отмел обе эти возможности. Я не хотел, чтобы помощь Пеннизи каким-то образом смягчила его вину, лишив меня варварского удовольствия отомстить, и ничего не хотел просить у Больдрани. Я принял решение, обескуражившее всех: семинария. Церковь и сегодня помогает способным людям раскрыть свои дарования.

– Но не бескорыстно, – вставила Анна.

– Не думай, что другие институты страдают бескорыстием, – напомнил ей старый адвокат.