Роман Афанасьев - Чувства на продажу

• Название: Чувства на продажу
• Автор: Роман Афанасьев
• Жанр: Научная Фантастика

Рассказ о чувствах, которые можно записать на пленку. И продать.

---

Потом, конечно, все понял. И так разочаровался в сенсофильмах, что даже перестал смотреть их. Я отрастил длинные патлы и ходил на вечеринки со старым плоским кино, называя новомодные ощущения "искусственной жизнью".

Но большинству зрителей это нравилось. Правда, со временем восторги насчет очередного "технического чуда" поутихли. Сенсетивы слишком быстро «сгорали» на работе. Их нервная система не выдерживала такой нагрузки. Они сходили с ума, стрелялись, спивались, умирали от передозировки наркотиков в поисках новых ощущений. Лоуренс — в двадцать восемь лет.

Рикардо — в тридцать. Софи-в двадцать пять.

Вивальди — годом старше… Разумеется, многие еще живы. Более того, продолжают работу. Но это те, кто не выкладывался полностью, а сдерживал свои чувства. Таких многие называют «посредственностью», только напрасно. Они — просто осторожные люди. Теперь я знаю это…

Меня самого привел в этот бизнес случай.

Случайная знакомая по имени Роза, случайная встреча с ее отчимом. Он оказался режиссером чувств в одной из микроскопических фирм звукозаписи, что пишут эпизоды для второстепенных персонажей фильмов-ужастиков. Это дешево. Три человека — вот и вся фирма.

Любопытства ради я записал у них трехминутное воспоминание. О том, как в первый раз попробовал коньяк. Отчиму Розы это понравилось. Я записал у него пару сцен, он познакомил меня с неким «агентом». Потом я записывался еще — для рекламы какой-то фирмы, но ролик не пошел. Это меня не смутило, мне стало интересно. Я уже забыл Розу, фирма ее отчима разорилась, но я заводил новые знакомства, записывался, получая какие-то гроши… А полгода назад я встретил Ричи. Он искал меня. У него, по-видимому, был кое-какой опыт работы с сенсетивами, потому что он мгновенно все понял. И предложил свои услуги.

Как агент. Надо признать, что его расценки показались мне грабительскими, о чем я ему и поведал. Но он лишь задорно, по-мальчишески, усмехнулся и сказал, что мои гонорары со временем возрастут, что все будет в порядке. И я поверил ему. А что мне оставалось делать? Самому искать себе "на пропитание" становилось все труднее. Сенсетивам вообще трудно находить с кем-либо общий язык, а тем более с режиссерами.

И те, и другие — существа крайне нервные и с трудом переваривают друг друга. Но и жить друг без дружки не могут. Поэтому я и пошел за Ричи.

К тому же он гарантировал мне безопасность, что было совсем не лишнее. Едва лишь удавалось перехватить выгодный контракт или получить пару заказов, как к тебе в баре подсаживалась пара крепких молодцов и предлагала защиту от вымогателей. Тоесть-от самих себя. Ричи же, по-видимому, могсними договориться «по-хорошему». А быть может, регулярно платил какому-нибудь крупному «деляге», чтобы его не трогали мелкие прохвосты. Слава Богу, теперь меня эти вопросы не касались. Их решал мой агент Ричард Клео.

Очередная бутылка опустела. Чертыхнувшись, я потянулся за новой. Очень полезная штука — пиво.

Это ведь такой маленький огнетушитель, причем, как тому и положено, с пеной. Если у тебя внутри горит огонь, который больно жжется и который необходимо потушить, — протяни руку за бутылочкой пива. Божественный напиток. Глоток, другой — и все приходит в норму Все становится хорошо, пусть и ненадолго…

Когда я получил первые настоящие деньги с помощью Ричи и понял, что у меня на носу новая запись, я страшно обрадовался. Будущее показалось мне светлым и безоблачным. Я снял эту квартиру и исполнил детскую мечту купил себе белоснежный костюм. В нем я отправился в ближайший бар и надрался до потери памяти, разумеется, уделав свою обнову В общем, все было замечательно. Записывали меня минимум раз в неделю, тонким ручейком прибывали деньги. Но что-то не давало мне покоя. Нет, гонорары меня устраивали. Я понимал, что на данный момент никто не заплатит больше, ведь деньги не дают просто так, верно? Их платят за имя. За марку.

Мне захотелось сделаться маркой. Обрести имя.

Встать на одну ступеньку с Лоуренсом. И не из-за больших бабок, нет. Просто чувство честолюбия у меня побеждает жажду денег. Вот так. Я хотел быть звездой. Но не мог ею быть. И отчетливо понимал это. Нет у меня такого таланта, который нужен для звезды. Нет, и все тут. К тому же я слишком разбрасывапся. Кто-то специализируется только на воспоминаниях, кто-то — на фантазиях.

Я хватал понемногу отовсюду Уверенный такой середнячок, подтвердивший старую истину: все многофункциональное хуже специального. И вот что еще: у меня никак не получались радостные эпизоды. Почему-то всегда страшно клонило в тоску, в уныние. Я не мог припомнить ни одного счастливого момента из своей жизни. Казалось, меня всегда преследовали горести и печали.

Этакий мрачный, депрессивный тип. Я понимал, что это не так, просто острее всего я переживал именно такие эпизоды. Именно они запоминались больше всего. А радость была просто расплывчатым светлым пятном. Вот я и копошился в своей нише, не пытаясь играть на чужом поле. И это сводило с ума. В буквальном смысле. Одно дело переживать искрящееся чувство радости каждый день, вспоминая все самое лучшее, другое дело — постоянно грустить. А может, я уже рехнулся, только еще не знаю об этом? Ведь у меня пока не хватает денег на профессионального психотерапевта, который занимался бы только мной. Но больше меня беспокоило другое. Ричи тоже начинал понимать ситуацию. Он неоднократно просил меня сделать кое-какие записи для разных фильмов или для сопровождения музыки. Те самые «радостные» моменты высоко ценятся на рынке.

Говорят, они даже продлевают жизнь, и некоторые богатенькие старички делают специальные заказы звездам мнемозаписей. Чтобы каждый день прокручивать «радость» вместо зарядки. Мне приходилось отказывать Ричи, мы даже поругались пару раз. Потом мне все же пришлось сделать подобную запись. Это было так сыро, так по-детски неубедительно, что Ричи на время отстал от меня. Хотя поссорились мы крепко: он тыкал мне в лицо контракт и громко орал о конкуренции. И это не было блефом. Я сам знаю парочку талантливых ребят, которые не прочь познакомиться с Ричардом Клео. Вот когда у меня возникнут проблемы. Ведь я не умею ничего делать. В буквальном смысле. У меня нет образования, я никогда не занимался физическим трудом. И подозреваю, что не смогу, слишком избалован… На остатки денег я просто сопьюсь, и правительство отправит меня на общественно полезные работы. Там я и загнусь…

Я жадно припал к бутылке, со шкворчанием высосав из нее остатки пива. Вот так. Что-то у меня сегодня мрачное настроение. Надо о работе думать, а не дурью маяться. Ричи опять просил посмотреть пару новых эпизодов. Я коснулся пальцами нагрудного кармана. Там лежал маленький диск для мнеморекордера. Чужие чувства, — быть может, они подстегнут мои собственные? Но не сейчас. Сейчас мне хочется спать. Вытянуться на диване, не раздеваясь, и закрыть глаза…

* * *

Дерево слегка покачивалось. Я вскарабкался к самой вершине, осторожно переступая по тонким гибким ветвям. Сердце тревожно замирало кто еще из знакомых мальчишек решится залезть на самое высокое дерево в парке? К тому же в любой момент может появиться смотритель парка. Я покрепче ухватился за ветку. Кроссовки скользили по влажной коре, и приходилось постоянно переступать на месте. Можно, конечно, сесть и поболтать ногами, но это несерьезно. Надо подняться к самой верхушке и привязать там черный платок — таково условие спора. Шмыгнув носом, я ухватился за верхнюю ветку и подтянулся, елозя подошвами по мокрому стволу.

Если честно, то было страшно. В животе сидел какой-то ледяной зверек, который постоянно царапался и пытался выскочить. И руки заметно дрожали. Но я предпочитал думать, что это от волнения. Так всегда говорит мама, когда у нее дрожат руки и когда отец кричит на нее, чтобы она больше не пила. Ветка хрустнула под моей рукой, и я сразу забыл про маму. Потому что вдруг понял, что сейчас произойдет. Правой рукой я держался за тоненькую веточку, левой пытался дотянуться до ствола, а под ногами почему-то ничего не было. В этот момент ветка снова хрустнула и подалась вниз… Я видел, как удаляется от меня верхушка с молодыми ярко-зелеными ветвями, и сердце вдруг перестало биться. Все замерло на секунду: так бывает, когда летаешь во сне. Спиной я вдруг почувствовал землю — нет, я еще не упал, просто моя спина уже как бы представила, что я упал, и напряглась в ожидании страшной боли. Сладкое чувство страха молнией проскочило вдоль позвоночника, завораживая меня. На секунду мне показалось, что это сон. «Мама», прошептал я, и в ту же секунду мир снова рванулся с места, мимо меня промелькнула зеленая крона. Я раскрыл рот, чтобы закричать, задыхаясь от страха, но сильный удар…

— Стоп! Записано! Снимите с него шлем! Яркий свет ударил в таза. Я замычал от боли в висках и опустил веки. — Эй, старик, ты жив? — раздалось прямо над ухом.