Ольга Денисова - Черный цветок

• Название: Черный цветок
• Автор: Ольга Денисова
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2007

Есеня Жмуренок по прозвищу Балуй шестнадцати лет живет в городе Олехове: пьет, гуляет и развлекается, пока в руки ему не попадает медальон, отнимающий таланты у простых людей и отдающий их «благородным», превращая простого человека в «ущербного». «Вольные люди» — разбойники — много лет хотят его найти и открыть. Из года в год исполняется «последняя заповедь вольного человека» — когда красный луч заглянет тебе в глаза, ты должен сказать: «Когда-нибудь Харалуг откроет медальон». И разбойники верят, что давно умерший их предводитель поднимется из могилы и восстановит справедливость. Книга о любви детей и родителей, о бедности и богатстве, с тяжелым, двусмысленным финалом.

---

— Глупости это. Вольные люди на то и вольные, что баб за собой не таскают.

Чаруша вздохнула, и Есеня увидел слезы в ее глазах.

— Да ладно, не реви, — снисходительно сказал он, — ты замуж выйдешь, ты красивая.

— Правда? — она подняла лицо.

— Что «правда»?

— Что я красивая?

— Конечно, что ж я врать буду, что ли…

Она осторожно вытерла слезу и улыбнулась. Как легко девчонку сделать счастливой! Ведь кому ни скажи — «ты красивая», тают, и улыбаются. Как будто это самое главное в жизни. Интересно, улыбнулась бы она, если бы Есеня сказал ей, что она аппетитная и ему хочется ее потискать? Наверняка бы обиделась, и по роже хлопнула. А это ведь гораздо важней, чем красота. Вот белошвейки — те не обижаются, но им это тоже почему-то не нравится, они тоже все хотят быть красивыми.

Чаруша ушла от него через пару часов, и он остался один — мечтать, как вечером пойдет к белошвейкам. Но надеждам его сбыться было не суждено — вечером, ближе к закату, к нему пришла Цвета, одна, без подружки.

— Есеня? Это я.

— Заходи, — Есеня к тому времени успел заскучать и проголодаться. Спать ему не хотелось, через щелку в стене ничего, кроме кур во дворе Бушуюхи, он не видел, так что приходу сестренки он обрадовался.

— Меня батя прислал.

— А пожрать принесла? — Есеня принюхался — от ее узелка очень аппетитно пахло жареной гусятиной.

— Конечно. Вон, смотри, это мамка для тебя специально зажарила. Только ты все не ешь, это тебе на дорогу, — она залезла на сеновал поближе к Есене, — и молоко тут. Флягу оставь себе, пригодится.

— На какую дорогу? — Есеня облизнулся и запустил руку в горшок, который прятался в узелке.

— Батя тебе велел сегодня ночью, как только стемнеет, идти в лавку к Жидяте. Он тебя проводит в лес, к вольным людям.

— Чего, серьезно? — Есеня еще не понял, радоваться ему или, как обычно, доказывать отцу свою самостоятельность.

— Конечно. Батя сам хотел прийти, но ты же знаешь, он высокий, его издали видно. Побоялся, что проследят.

— Как у вас там? Все в порядке?

— Ой, Есеня. Не знаю. Нас никто не трогает, но все равно очень страшно. Мама плачет, батя места себе не находит. Нам, наверное, придется уйти из города. Батя говорит, что у тебя другого выхода нет, только к вольным людям уходить. Рано или поздно поймают. Выследят, кто из нас тебе еду носит. И про Чарушу догадаются рано или поздно.

— Да я что — я не против. К вольным людям — так к вольным людям, — Есеня откусил кусок гусиной ножки, — Чаруша со мной к вольным людям просилась. Но я отказался.

— Она тебе нравится? — спросила сестренка.

— Ну да, пухлая такая… мне пухлые нравятся.

— Она хорошая, правда? — сестренка явно оживилась.

— Ну да. Чего она только к вольным людям собралась, я не понял.

— Чего, действительно не понял? — Цвета рассмеялась, — вы никогда таких вещей не понимаете. А еще умных из себя изображаете.

— Да ладно. Чего там понимать-то? Скучная жизнь у вас, а у вольных людей весело, интересно.

— Дурак ты, Есеня, — сестренка посмотрела на него сверху вниз.

— Чего сразу «дурак»? — Есеня жевал с таким аппетитом, что не очень-то обращал внимание на ее слова.

— Она же в тебя влюблена по уши! Ты что, не видишь, что ли?

— Чего, серьезно? — Есеня откусил следующий кусок.

— Ну да. Знаешь, как батька радовался! У них ведь с ее отцом все уже сговорено. Она к нам и ходит поэтому. Отпустили бы ее в чужой дом допоздна сидеть? Ты что, не знал?

На этом месте жевать Есеня все же престал.

— Ничего себе… — пробормотал он, — а меня они не хотят спросить?

— Ну ты же сам сказал, что она тебе нравится, — сестренка потускнела.

— Мне, знаешь, много кто нравится. Нет, она хорошая, ты ей не говори, что я так. Но жениться мне пока что-то не хочется.

— Так ведь не сейчас. Пока сладится все, года через два, а то и через три свадьбу бы сыграли.

— Думаю, мне и через три года не захочется, — Есеня подумал, что уход к вольным людям спасает его и от такого неприятного мероприятия, как женитьба. Он подозревал, что батя готовит ему тут какую-то свинью, и давно приготовился к долгой и кровавой обороне. Но он не сомневался, что в невесты ему выберут какое-нибудь пугало. Обижать же Чарушу ему было жалко, и это ставило его в особенно неприятное положение. Но не жениться же, в самом деле, только потому, что боишься кого-то обидеть?

Жидята ждал его — в лавке горел свет, и как только Есеня постучал в дверь, она сразу же приоткрылась. Жидята втащил его внутрь, осмотрелся и дверь тут же прикрыл.

— Ну что? Добегался? Доигрался? — спросил он, оглядев Есеню с головы до ног.

— Да ладно… Чего сразу «добегался»?

— Ничего. Садись. Ты ел?

— Да. У меня еще есть, мамка на дорогу дала.

— Хорошо. Тут батька тебе собрал кое-что. Посмотри.

Жидята вытащил из-под стола увесистую котомку.

— Вот. Сапоги сейчас надевай — через лес пойдем.

— Вот это да! Сапоги? — удивился Есеня.

— Надевай. Ножик твой батя подправил, как мог, конечно. Это уже не булат, но режет хорошо, да и крепкий. Пригодится. Вот еще, смотри.

— Ух ты! — Есеня задохнулся, — это че? Кистень такой?

— Почти, — усмехнулся Жидята, — это боевой цеп. Батя твой сам сделал, так что не сомневайся — надежная игрушка. Там тебя научат, как с ним обращаться. Тут еще вещи теплые, одеяло. Жмур четыре золотых дает, это твой пай первоначальный. Так что, если кто скажет, что ты пока ничего не заработал — не верь. На четыре золотых полгода можешь жить спокойно. Потом, глядишь, втянешься, сам пользу приносить начнешь.

Только один вид настоящего боевого цепа привел Есеню в восторг. Вот это жизнь! Батя сам ему вещи собрал, денег дал — да мог ли Есеня о таком мечтать? И хотя вольные люди всегда стояли вне закона, и ремесло их было кровавым, в народе они пользовались уважением.

— Ну что, выпьем на дорожку и в путь. Часов пять идти, а мне еще и вернуться нужно.

— Да ладно, может, сразу пойдем?

— Что? Не терпится? — Жидята грустно улыбнулся, — не спеши, а то успеешь. Ты думаешь, это такая большая радость в твоей жизни случилась?

— А че, горе, что ли?

— Горе… У семьи у твоей горе. А тебе — все как с гуся вода, — Жидята налил в кружки красного, густого вина — Есеня такого не пробовал, стоило оно дорого, а дома его не водилось, батя никогда спиртного не пил.

— Чего у них-то горе? — проворчал он себе под нос.

— А ничего! Сам не понимаешь? Скажи лучше, правильно я думаю? Благородный Избор тебе медальон отдал и спрятать попросил?

Есеня кивнул.

— И как? Надежно спрятал?

— Не знаю. Пока не нашли.

— Не нашли, потому что тебя, щенка, не изловили. Избор знает, где медальон?

— Нет.

— Вот какой же ты дурак, Жмуренок! — Жидята кивнул на кружку с вином, поднял свою и отхлебнул сразу половину, — ты понимаешь, что с тобой будет, если тебя поймают?

— Ничего со мной не будет… медальон-то у меня!

— Это он сейчас у тебя.

— А я им не скажу ничего. И все!

— Скажешь. Как миленький скажешь. Ты просто не представляешь себе, что это такое. И даже если ты вдруг окажешься таким крепким орешком, что на дыбе под кнутом будешь молчать, через час на той же дыбе твоя мать будет висеть, или сестра. Ты понимаешь?

У Есени по спине пробежали мурашки. Сам он ничего не боялся, ну совершенно. Но стоило ему только подумать о матери и сестрах, слезы сами наворачивались на глаза. Да, пожалуй никакая справедливость не стоит того, чтобы так рисковать…

— Что? Страшно? — Жидята допил свое вино до конца.

Есеня сделал большой глоток — такой же, как Жидята, но тут же закашлялся: вино оказалось слишком крепким, и слезы на самом деле выступили на глазах.

— Эх ты. Щенок, — Жидята сказал это ласково и потрепал Есеню по плечу, — и не думай, что у вольных людей с тобой кто-нибудь будет цацкаться. Там волчьи законы.

— Я этот медальон переплавлю, — сказал он, — и нечего будет искать.

— Ну давай, давай. Тогда тебя просто убьют. И всю семью, чтобы тебе умирать не скучно было. Нет у тебя выхода, парень. Нету. Никакого. Допивай и пошли. Пока в лес не войдем — чтоб ни звука. Понял?

— Что я, дурак что ли?

— Конечно, дурак. Непуганый дурак.

Балуй. У вольных людей

Есеня бы прошел этот путь часа за три — не только потому, что запросто мог обогнать Жидяту, а потому что пошел бы напрямую. Жидята же звездам не доверял, и вел его вдоль рек и ручьев.

Разглядев меж деревьев огонек костра, Жидята остановился и свистнул хитрым условным посвистом, на что ему тут же ответили.

— Ну что? Вот и добрались, — сказал он и вышел к костру.

Есеня с любопытством смотрел по сторонам. Это была даже не поляна, даже не просвет между деревьями — просто лес, слегка расчищенная костровая площадка. Огонек еле теплился на остывающих углях, а у костра на низких чурбаках сидели трое весьма угрюмого вида — небритые, лохматые, одетые странно, но тепло и богато. На одном была замшевая безрукавка с мехом внутрь, двое других натягивали на плечи стеганые фуфайки. У всех имелись сапоги и шапки с меховой оторочкой.