Джон Лутц - Дорогая Дори

• Название: Дорогая Дори
• Автор: Джон Лутц
• Жанр: Детектив

---

Следующим утром я положил на подоконник, высунув ее в окно, палку от метлы и посмотрел на Вторую авеню, что бурлила жизнью в десяти этажах подо мной. Затем опустил оконную раму, прижав палку таким образом, что она высовывалась на несколько футов. Убедившись, что ни в холле, ни на лестничной площадке никого нет, я поднялся на два этажа, где располагался служебный выход на крышу, пересек ее и подошел к той стороне, что выходила на Вторую авеню.

Я всегда боялся высоты, но заставил себя свеситься с крыши, пока в двух этажах внизу не увидел торчащую из нашего окна палку. После чего я осторожно отступил назад и ключами процарапал на шиферной черепице крыши метку. Содрогнувшись, я в последний раз бросил взгляд на улицу внизу и заторопился в квартиру.

Убедившись, что меня никто не видел, вытащил палку и поставил ее в стояк последней модели, который некогда был картонной трубкой из-под бумажного полотенца. Я понял, как решить проблему, учитывая, что Дори достаточно сильна и неукротима. Выкинуть ее в окно мне будет не под силу. Кроме того, обязательно останутся следы борьбы. Криминалистика достигла такого уровня, что их обязательно найдут.

Когда Дори вернулась после утренней встречи с редактором, я встретил ее с привычной для себя раболепной почтительностью. И, слушая стрекот пишущей машинки в соседней комнате, тупо смотрел на экран телевизора, где шла какая-то мыльная опера. Набираясь мужества, я думал о своей внутренней драме.

Беспрерывный треск клавиш прекратился. Дори просматривала свое творение. Я поймал себя на дикой мысли: можно ли при помощи обыкновенной зубной пасты устранить кровь? Не об этом ли она пишет в одной из своих колонок?

Теперь все это неважно, сказал я себе и позвал ее: «Дори!»

Она вошла в гостиную с раздраженным выражением лица, на котором еще лежал отсвет вдохновенного творчества. Дори терпеть не могла, когда ее отрывали от работы.

— На час я заказал столик у «Ринальди», — сообщил я ей. «Ринальди» был один из самых дорогих ресторанов в городе, специализировавшийся на лобстерах, которых Дори ненавидела.

Ее высветленные лимонной кислотой брови сошлись на переносице.

— Ты… что?

Когда Дори начала орать, я опустил руку и включил спрятанный под креслом диктофон. Все прошло как нельзя лучше. Я завел ее так, что она вопила не умолкая минут пять.

Этим вечером ужин состоял из риса, нескольких листиков салата и пары кубиков говяжьего концентрата. Я покаялся. Дори пошла на то, чтобы заключить со мной перемирие. За чашкой ячменного кофе она проинформировала, что прощает мое недостойное поведение. Посуду сегодня мыл я.

ерез два дня, когда мы сидели в гостиной, просматривая каждый свою часть утренней газеты, я с трудом сглотнул комок в горле и сказал, что недавно заметил нечто, достойное ее профессионального внимания.

— И что же это такое? — с подозрением спросила она, поскольку ей никогда не доводилось слышать от меня мыслей, достойных использования в ее колонке.

— Вчера я был на крыше, — сказал я.

— Ради Бога, чего тебя туда понесло?

Я почувствовал, как в мозгу стали лихорадочно проворачиваться шестеренки моего замысла.

— Никогда там раньше не был… даже не представлял, как все выглядит.

Дори удивленно уставилась на меня.

— И вот что я хочу сказать, — продолжил я. — На соседней крыше увидел очень интересный флюгер. Похоже, что он самодельный, но так ловко выкроен из старой пивной банки…

Дори опустила на колени свою часть газеты и заинтересованно повернулась ко мне.

— Из пивной банки? — переспросила она. Вне всякого сомнения, она уже прокручивала сотни вариантов применения пустых пивных банок — вазы, стаканчики для карандашей, горшки для цветов, — но вот флюгер ей не приходил на ум.

Я опустил газету и улыбнулся, давая понять, насколько заразителен ее энтузиазм.

— Идем, — сказал я. — Сама увидишь.

Она тут же вскочила, ибо уже не могла думать ни о чем другом, а только о новой теме своей колонки. Поднимаясь с кресла, я включил диктофон, который был поставлен на полную громкость воспроизведения.

К тому времени, когда мы оказались на крыше, прокрутились две минуты пустой пленки и в нашей квартире стали раздаваться вопли Дори, которые она издавала во время нашей последней ссоры. Их должен будет услышать по крайней мере хоть один из соседей.

Я подвел Дори к метке на крыше, что была точно над нашим окном.

— Вон там, — сказал я, показывая ей на неуклюжий кондиционер на противоположной крыше.

Прищурившись, Дори попыталась обнаружить флюгер.

— Ничего не вижу, Хью, — раздраженно сказала она.

— Надо передвинуться вот сюда, — подвел я ее к метке. — И смотреть между двух каминных труб.

— Я все равно не…

Она так и не закончила предложение. Ладонью правой руки я с силой толкнул ее в спину, и с высоты двенадцати этажей Дори полетела на тротуар. Я тут же отвернулся, чтобы меня не вытошнило при виде ее распростертого тела.

Никому не попав на глаза, я торопливо добрался до квартиры и заскочил в нее. Я уже предусмотрительно открыл окно, под которым теперь лежало изуродованное тело Дори. Запись нашей ссоры кончилась, и в комнате стояла тишина. Нагнувшись, я переключил клавиши, и, пока звонил в полицию, рассказывая о постигшем меня трагическом несчастье, запись исчезла.

Полиция оказалась у моих дверей через несколько минут. Я повторил свою историю двум полицейским в форме, и, думаю, они не смогли не поверить тому представлению, которое я так убедительно разыграл перед ними. Я в полной мере вошел в роль безутешного мужа.

Тощий рыжеволосый человек, представившийся лейтенантом Гастоном, сидел напротив меня в гостиной, слушая мое повествование. Он задал несколько вопросов.

— Значит, произошла ссора, — повторил он, — и вы сказали жене, что хотите развестись?

— Совершенно верно, лейтенант, — потрясенно признал я. — Вне всякого сомнения, соседи слышали, как мы ссорились.

Лейтенант справился со своими записями.

— Она возражала против развода, расстроилась, сказала, что скорее покончит с собой, чем потеряет вас, — и выбросилась из окна.

— Именно так все и было, — признал я его правоту. — Конечно, мне и в голову не могло прийти, что она говорит серьезно… — я сокрушенно шмыгнул носом, — пока уже не было поздно…

— В это окно? — уточнил лейтенант Гастон.

Я кивнул. Оно было по-прежнему открыто, и легкие порывы летнего ветерка шевелили портьеры.

Гастон вздохнул и встал.

— Не спуститесь ли со мной вниз, сэр?

Меня внезапно замутило. В горле пересохло.

— Чтобы опознать?..

— Не совсем, — сказал лейтенант Гастон, придерживая передо мной дверь прихожей.

Никто из нас не проронил ни слова. Собравшиеся расступились передо мной. Стоило только покинуть прохладную кондиционированную атмосферу холла, как у меня ослабли ноги. Тело Дори было огорожено канатами, и рядом на страже стоял полицейский. Он приподнял ограждение, и лейтенант Гастон придержал меня за локоть, когда мы подныривали под него. Я не мог заставить себя взглянуть на тело Дори.

— Если ваша жена выкинулась из окна десятого этажа, — осведомился Гастон, — то как вы объясните вот это?

И тут уж мне пришлось поднять глаза.

Внешний облик Дори был не столь ужасен, как мне представлялось. Как ни странно, крови было совсем немного, только сломанные ноги были вывернуты под непривычным углом. Самым страшным была длинная белая лента туалетной бумаги, тянувшаяся от заметно уменьшившегося рулона на поясе — вверх, вверх, все выше, до крыши…

Плотная бумага была перфорирована лишь чуть-чуть, так что порвать ее было непросто. Должно быть, свисающий свободный конец зацепился за что-то, когда я толкнул Дори, и во время ее падения размотался с рулона на поясе.

— Я жду объяснений, — сказал лейтенант Гастон. Он сжал пальцы на моем предплечье, но мне показалось, что они сдавили горло.

Я попытался выдавить хоть слово, заявить о свой невиновности. Но боюсь, что это получилось у меня не очень убедительно. Я сам не узнал хриплые звуки, которые сорвались у меня с губ:

— Я не понимаю…

Лейтенант Гастон обратился ко мне с нудным полицейским монологом, зачитывая мои права с карточки, которую он держал в свободной руке. Среди всего прочего, он сообщил, что я могу хранить молчание.

Как бы я хотел, чтобы Дори была жива. Она бы наверняка придумала какое-нибудь толковое занятие, чтобы коротать время в тюрьме.