Ильясов Явдат - ЗАКЛИНАТЕЛЬ ЗМЕЙ

• Название: ЗАКЛИНАТЕЛЬ ЗМЕЙ
• Автор: Ильясов Явдат
• Жанр: Книги

---

Звездный храм. К чему бы это? Ничто так не пугает человека, как непонятное. Почему-то и сам Хасан окружает себя мрачной таинственностью, пользуется сотней всяких ухищрений, чтоб устрашить простодушных людей. Но обсерватория?

Она представилась ему орудием сатаны. По ступеням секстанта султан норовит взойти на Аламут! Хасан верит в гадание по звездам. У него есть свой звездочет. Но, видит бог, звездочет Аламута не сможет один устоять против десятка звездочетов царских. И Меликшах точнее Сабаха будет знать, когда наступать, когда отступать. Что делать, чего не делать. И станет во сто крат сильнее секты.

Хотя он и без того опасен! Что же, что внес дань в казну Сабаха? Все вносят ее. И все лишь о том помышляют, как свернуть Хасану шею. И если кому-то - сохрани господь!- это удастся сделать, то, конечно, только Меликшаху.

...Но, собственно, при чем тут Меликшах? Он всего лишь темный сельджук, а сельджукским султанам доселе не было дела до звезд. Исправно платили секте, что положено - и занимались тем, что положено: пили, ели, жен целовали, воевали, молились. Звездный храм, конечно, затея Низама аль-Мулька. Умен, проклятый! Он хочет возродить во всей красе (руками туркмен) государство славных сасанидских царей, разрушенное арабами.

Вот он-то и впрямь опасен. Хасан его знает, учились вместе в Нишапуре. И вместе, при прежних царях, служили при сельджукском дворе. Пока Низам не прогнал Хасана прочь, уличив его в злостном сектантстве...

И здесь, наверху, скрипит колесо! Как серпом - по слуху.

- Кушать подано, наш повелитель.- Это уже в "эмпирее", где в потайной комнатушке Хасан вышел из подъемного приспособления. "Наш повелитель" чуть не захлебнулся слюной, накопившейся во рту. Он даже забыл о скрипучих колесах,- то есть не забыл, он ничего не забывает! - отложил расправу с рабами на после.

Горячий, нежный, рассыпчатый рис,- его бы, стиснув в руке, запихивать комьями в глотку, а не обсасывать по зернышку. И куропачье жирное крыло - оно тает во рту! Подлива - пахучая, пряная, но без острых специй, противопоказанных Сабаху. Разохотившись, он уже не мог оторваться от блюда и, махнув рукой на все страхи, очистил его до дна...

***

- Нет, так недолго и свихнуться!- Омар Хайям зашвырнул циркуль и линейку в дальний угол.- Друг Васити, скажи, чтоб нам принесли барана, целиком зажаренного на вертеле. И чесноку, и перцу, и разной острой травы для приправы. И вино, побольше вина! Я выпью пять чаш.

Он выпил десять. И побрел, шатаясь, искать крапчатую служанку. Искал и читал стихи:

Пред взором милых глаз, огнем вина объятый,

Под плеск ладоней в пляс лети стопой крылатой!

В десятом кубке, ей-же-ей, немного проку:

Чтоб жажду утолить, готовь шестидесятый. Но не нашел ее. И лег спать огорченный.

...Так что же Меликшах? Сытый, умиротворенный, Хасан выпил чашу вина, взял светильник и проник в сокровищницу, откинув настенный ковер и открыв длинным витым ключом железную дверь.

Золото делает хворых здоровыми. Даже Омар Хайям, самый бескорыстный человек в Иране, напишет в своей "Наврузнамэ": "Золото - эликсир солнца. Его лицезрение дает свет глазам и радость сердцу, делает человека смелым и укрепляет ум, увеличивает красоту лица, освещает молодость и отдаляет старость. Золото лечит любую рану".

***

Казна Хасана Сабаха совсем не походит на сокровищницы индийских сказок, где в глубоких волшебных пещерах, ослепительно сверкая, рассыпано грудами золото, серебро вперемешку с алмазами, жемчугом и бирюзой. Это просто глухое, без окон, помещение,- грот, вырубленный внутри утеса. Ценности здесь заботливо уложены в сундуки и корчаги. Каждый сундук тщательно заперт и поставлен у стены на другой, каждая корчага засмолена, опечатана. У скупого царя византийского нет, пожалуй, в казне такого порядка. На полу - полушки медной не увидишь.

Хасан, чуть пьяный от легкого вина, спустился, мутно улыбаясь, по каменным ступеням к сундукам, склонился к зеленому, самому ближнему. Здесь дар Меликшаха. Открыл, торопясь, задыхаясь. Отраженный свет полыхнул из сундука, будто не золото в нем, а груда пылающих углей. И в золотом этом зареве Сабах стал еще больше походить на индийского истукана - на золотого истукана, сошедшего ночью в храме со стены. Даже борода у него сделалась золотой.

Хорошее золото, чистое. И это-лишь первый взнос! Нет, все-таки надо ладить с Меликшахом. В хранилище еще немало места...

Сабах, блаженно облизываясь, сунул правую руку в груду монет. И дико вскричал, будто в руку ему вцепилась кобра! Страшный, с лицом, слева от нижней челюсти к правому виску, передернутым болью, рыча сквозь косо сцепленные зубы, он скорчился над сундуком, стиснул, шалея, горсть монет и прижал их к животу.

Монеты со звоном посыпались сквозь желтые скрюченные пальцы. Хасана вырвало прямо в сундук. Боясь умереть в одиночестве над этими мертвыми сокровищами, он, чуть отдышавшись, тихо побрел наверх. И сундук зеленый Хасан не закрыл, и монеты, что раскатились по подземелью, так и остались лежать, где какая, покрутившись, легла.

Он кое-как запер дверь, дополз до тахты. Раб, явившись на слабый зов, поднес господину кальян с хашишем. От ядовитого дыма лицо у Сабаха сделалось вовсе шафранным. Зато боль в животе притупилась.

Но совсем она его еще не отпустила. И соответственно ей слагались его размышления. Хасан - из тех, кто из-за своей изжоги способен сжечь родное селение. Нет, Меликшаха не следует трогать. Но в страхе надо держать. И посему - сделать ему предупреждение. Он выпил чашу холодной воды, настоянной на сырых рубленых яблоках, сказал рабу:

- Где Змей Благочестия?

- Я здесь, наш повелитель!

Из-за черной шелковой завесы, расшитой золотыми листьями, вывалился, опираясь на костыль, человек, совершенно необыкновенный с виду. Казалось, сшили его из разных кусков, второпях подобрав на поле боя от кого что пришлось: отдельно голову, глаз, тулово, руку, ногу. Вкривь и вкось по его лицу, шее и телу, обнаженному до пояса, расползались глубокие зубчатые рубцы от старых ран. Однажды их подсчитали, оказалось пятьдесят четыре.

Хасан сделал движение бровью. Раб исчез. Калека, бросив костыль, легко и ловко опустился на черный, с желтыми цветами, мягкий ковер.

- В подъемнике скрипят колеса. И внизу, и здесь, наверху. Трудно смазать? Рабы обленились.

- Скоты! Я их сейчас...

- Зачем? Не так уж их много у нас. Побей,- ну, слеп"а, для устрашения. Пообещай смазать колеса их кровью-.

- Может, Рысбека пустить на смазку? Сколько жира в нем. Хе-хе! Он внизу уже всем надоел.

- Да, назойлив сельджук! Назойлив и глуп. Потомуто и назойлив, что глуп. Но не смей его трогать!

- Что же с ним делать, с ним и его людьми? За что и чем их кормить?

- Овечками, которых они же сами и пригнали. Не обижай их. Пока. Пусть несут службу в дозоре на дальних подступах к Аламуту. Посмотрим после, что с ними делать. Кто от нас в Исфахане?

- Влюбленный Паук.

- Негоден, сменить, отозвать.

- Будет сделано, наш повелитель.

Тут боль как-то сразу отпустила Сабаха. О блаженство! Есть, значит, счастье на свете. И Хасан подумал с грустью: о чем он хлопочет? Зачем и к чему? Что толку в этой кровавой игре ради денег? Но у него уже не было сил и охоты докопаться до ясного ответа самому себе, зачем, и к чему, и что толку.

- Нет, оставь его,- передумал Хасан.- Это может вызвать у визиря подозрение. Один из дворцовых служителей вдруг исчезает. Почему? И как мы сумеем пристроить на его место другого? В Исфахане все теперь настороже. Нет, оставь. Пусть наш человек посмотрит: нельзя ли купить их нового звездочета.

- Велю.

- Сколько у нас молодцов, прошедших девять ступеней посвящения?

- Пятнадцать, наш повелитель.

- Их надо беречь. Для иных, более важных затей. Нам пока никто не угрожает, правда? На сей раз нужен кто-нибудь попроще,- чтобы сделать султану предупреждение. Ну, скажем, прошедший пятую ступень. Неприметный с виду, но крепкий, проворный. И хитрый, конечно. Особенно хитрый.

- Есть подходящий.

- Кто?

- Скорпион Веры.

- Хорошо. Сойдет. Переведи его в "обреченные".

- С пятой ступени - сразу в "обреченные"?- удивился подручный.

- Да!- Сабах вновь схватился за живот и завыл, испуская пену, сквозь косо сцепленные зубы:- Ды-ы-а-а! Приготовишь, покажешь мне... он... о-о-у...

***

- Приметы?

- Особых нет. Лицо простое. Обыкновенное. Все - как у всех. С виду он совсем зауряден.

- Почему же ты думаешь...

- Глаза! Глаза... слишком умные.

- Экий болван! Каждый встречный с умными глазами - злоумышленник?

- Нет, конечно. Я... неверно сказал. Не то, что бы слишком умные, а есть в них что-то такое... слов не найду, скрытность, затаенность. Ну, чует мое сердце, есть в них что-то опасное. Его светлость может мне поверить. Утверждать, что он злодей, я, конечно, не смею. Кто его знает. Мое дело - обратить на него ваше проницательное внимание.