Елена Хаецкая - Царство небесное

• Название: Царство небесное
• Автор: Елена Хаецкая
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2005
• ISBN: 5-483-00084-6

Иерусалимское королевство, основанное крестоносцами, вновь переживает трудные времена. Перемирие с Саладином окончилось, на крепости Святой земли накатываются набеги сарацин. А молодой король Болдуин, умирающий от проказы, ищет преемника — такого, который мог бы осознанно принять на свои плечи проклятие владения Раем…

---

И первое, что видит король, — коннетабль Онфруа. Огромная груда металла посреди полного разгрома: будь здесь камерарий иерусалимского двора Эмерик, он бы только руками всплеснул.

Король спешивается — кулем сваливается с седла. Цепляясь за стремя терпеливой лошади, встает на ноги.

— Что это? — тихо произносит король.

Высоко в небе, над его головой, фыркает лошадь.

— Коннетабль Онфруа убит, ваше величество, — докладывает незнакомый голос. — Нужно доставить его тело в замок.

* * *

Святые на витражах в часовне Торона похожи на нынешних владетелей этого замка: рослые, тонкие в кости, светловолосые. Торон переходит от деда к внуку. Старый коннетабль лежит в часовне, под надежным присмотром своих стеклянных, прозрачных предков, коленопреклоненно молящихся за родича у ног Богоматери в синем стеклянном покрывале. Свет, изливающийся сквозь них, расцвечивает воздух и делает его смуглым.

Пятнадцатилетний наследник старого Онфруа похож на ангела. Наверное, где-нибудь на севере бывают такие ангелы: длинноносые, с небольшими, близко посаженными серыми глазами, со светлыми, почти белыми прямыми волосами, которые, как ни стриги, все падают на брови и торчат над ушами.

Король смотрел, как этот новый Онфруа молится, и неустанно слушал сильное, резкое биение своего сердца. «Не этот ли? — вопрошало сердце, и каждый новый удар его в груди ощущался все больнее. — Не он ли сможет заменить вас на троне, мой государь, когда наступит ваше время?»

Болдуин обернулся. За левым плечом опять стояла смерть.

— Здравствуй, — сказала она, и он улыбнулся этому странному пожеланию.

— Здравствуй.

Завтра королю предстояло сделать мальчика Онфруа рыцарем и принять у него присягу: замок Торон и город Баниас новый Онфруа Торонский будет держать от короля.

Завтра королю нужно принять решение.

— На этот раз они спасли меня, — сказал король своей смерти. — Они вырвали меня из рук сарацин. Скажи, почему они не пожалели себя? Почему вот он, — король кивнул в сторону мертвого коннетабля, — обменял свою жизнь на мою?

— По-твоему, смерть нужна только для того, чтобы забирать чужие жизни? — охотно отозвалась она, давний друг короля. Она как будто стосковалась по беседам с ним, ведь они так давно не виделись! — Я в точности выполняю волю пославшего меня. Я слежу за тем, чтобы каждый умирал в свой срок и надлежащим образом. Вот почему я ненавижу самоубийц.

— Ты не ответила на мой вопрос, — настаивал король.

— Они сделали это ради присяги, — сказала смерть.

Она посмотрела на Болдуина сбоку и, выступив из тьмы больше обыкновенного, добавила:

— Они сделали это из любви к тебе.

* * *

Парадный зал Торона достаточно велик, чтобы там собралось почти пятьсот человек: лучшие из подданных Торонского барона, все орденские братья и наемники, каких отпустил командир гарнизона, именитые граждане Баниаса. Новый сеньор присягает Прокаженному королю.

Двое мальчиков в окружении хмурых воинов, которые недавно вышли из битвы и готовы ворваться в новую.

Брата Одона нет с ними; брат Одон гоняется за сарацинами по всему командорству Сайды. Может быть, сейчас, когда коленопреклоненный Онфруа поднимает залитое светом лицо и произносит: «Мой сеньор, я — ваш человек», — может быть, именно в эти самые мгновения брат Одон, неостановимо разогнав тяжелого коня, настигает Саладина? И где сейчас сам Саладин — под Сарептой, под Аскалоном? Где он сейчас, смерть?

Еле слышно смерть отвечает:

— Он под Баниасом.

Промчавшись по сеньории Сайды, истоптав первые побеги, побросав горящие факелы в окна домов, Саладин отошел опять к Баниасу, готовясь в любое мгновение скрыться на территории, подвассальной Дамаску.

Баниас как будто нарисован на картинке в Часослове: небольшой, зажиточный городок вокруг цитадели, с певучей рекой под стенами, с мельничными колесами, которые вращает быстрый поток у самых городских ворот. Уголок старого мира, оставленного ради требовательной благодати Святой Земли. Очень похож, очень — если бы только не деревья с иными очертаниями листьев…

На коротком привале, отдыхая в маленьком доме, где живет еврейское семейство, брат Одон угощается сморщенным яблоком, долежавшим до весны в кладовых.

Евреев здесь много. По погибшему господину они уже отвыли и быстро утешились; новый властитель обещает быть не хуже прежнего, если не лучше: по слухам, молодой Онфруа добр и справедлив и вряд ли увеличит подушной налог, который здесь платили по безанту в год за каждого мужчину старше шестнадцати лет.

Брат Одон очищает с яблока потемневшую шкурку и делает это с таким ожесточением, будто — только дай ему волю — всех сарацин точно так же ободрал бы, чтобы те из черных сделались если не белыми, то хотя бы бледно-зелеными…

А Саладин ждал его в горах, покусывая за тощие, обглоданные бока плохо защищенные замки Бель-Хакам и Бофор.

Точно пес, которого поманили лисицей, гнался за ним брат Одон.

Сразу за Баниасом Саладин спустил на него легкую конницу, и несколько десятков орденских братьев вместе с великим магистром оказались в плену. Брат Одон даже не понял, как это вышло: копье, прилетевшее издалека, да так, что магистр его и не видел, ударило по шлему, а проснулся брат Одон уже со связанными руками, под полосатым пологом, который медленно колыхался на ветру.

Рядом на корточках сидел чернолицый человек и смотрел на него без любопытства, тускло. Потом раздвинул губы, выставив поломанные зубы, и спросил, скверно выговаривая слова:

— Ты — Одон де Сент-Аман?

Так устроены человеческая речь и человеческий слух, что хуже всего в чужом произношении воспринимаются имена. И потому пришлось сарацину повторить свой вопрос четыре раза, пока он наконец не утратил терпение и не начал бить брата Одона.

Тогда великий магистр сказал:

— Я — Одон де Сент-Аман.

И его потащили к султану.

Султан, сорокалетний мужчина, по сарацинским меркам — красивый. Не обращая внимания на растерзанный вид пленника, султан делает широкий жест:

— Садись, друг.

Одон усаживается на ковры, наваленные один на другой, точно лепешки, выставленные для продажи. Одону неудобно так сидеть. Он привык к стульям. Давняя рана не позволяет подбирать под себя ноги. Кряхтя, брат Одон вытягивается, опираясь на локти. Он знает, что его поза в глазах сарацин выглядит верхом непристойности, и это не может не веселить его.

Султан глядит, приподняв одну бровь чуть выше другой. Доспехи с брата Одона сорваны. Стеганая куртка иссечена и запачкана кровью. Слиплись и волосы, и борода.

Саладин любезно предлагает пленнику воды. Брат Одон погружает лицо прямо в чашу, которую хватает левой рукой — правая болит. Неопрятная борода полощется в питье. Саладин не выдерживает, короткая судорога пробегает по его губам, султан морщится, султана сейчас стошнит. Ага! Брат Одон торжествует.

— Время поговорить о твоей жизни, друг мой, — все еще любезно произносит султан.

— Моя жизнь окончена, — отвечает брат Одон. Он обтирает себе лицо и бороду ладонью, ставит чашу между расставленных колен, тяжко переводит дух. — Что ты хочешь от меня, агарянин?

— Я предлагаю тебе выкупить себя.

Брат Одон размышляет, рассматривая шатер, безупречно изящного султана, его изумительное оружие, его красивые ковры, его полированную серебряную чашу, из которой только что угощали пленника.

— А как же другие? — спрашивает наконец брат Одон. — Вместе со мной ты захватил и других.

— Другие пусть выкупают себя сами.

У брата Одона, оказывается, сломано ребро: когда он пытается вздохнуть полной грудью, в боку просыпается боль и властно требует внимания к своей персоне.

— Ох! — произносит брат Одон, сдаваясь на ее милость и вдыхая воздух меленько, как птичка пьет. — Разве ты не знаешь, глупый сарацин, что у орденских братьев из личного имущества — только пояс да нож, а ничего другого они за себя не отдадут?

— Может быть, твой король… — намекает султан.

К черту боль в боку! К черту колено, которое плохо гнется! Брат Одон вскакивает — ярость вздергивает его на ноги, ярость рвется из его потемневших ноздрей.

— Я не позволю его королевскому величеству сорить из-за меня деньгами! — орет брат Одон. — Лучше я сдохну в твоем вонючем плену! Ты понимаешь речь крещеного человека?

— Я хорошо говорю на языке франков, — невозмутимо отвечает султан. — Я понял тебя. Согласно твоему желанию, ты сгниешь у меня в тюрьме.

— Превосходно! — отвечает магистр. — Только не воображай, будто ты меня испугал.

И — вот награда пленнику за испытания, теперешние и грядущие, — султан, утратив толику своей безупречности, криво пожимает плечами.

В эти самые минуты один мальчик говорит другому: