Артур Кларк - Практичное изобретение

• Название: Практичное изобретение
• Автор: Артур Кларк
• Издательство: Мир
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1974

В сборник «Практичное изобретение» входят рассказы, посвященные фантастическим изобретениям, ставящие проблему моральной ответственности ученого перед человечеством.

---

— Так эта машина на верстаке и позволит вам их услышать? — спросил доктор.

— Может быть. Кто знает? До сих пор мне это не удавалось. Но я внес в нее кое-какие изменения. Сейчас их нужно опробовать. Эта машина, — он прикоснулся к ней, — способна улавливать звуки, слишком высокие для человеческого уха, и преобразовывать их в слышимые нами.

Доктор взглянул на черный, продолговатый, гробообразный ящик.

— Значит, вы хотите перейти к эксперименту?

— Да.

— Ну, что ж, желаю удачи. — Он взглянул на часы. — Боже мой, я должен спешить! До свидания.

Дверь за доктором закрылась.

Какое-то время Клаузнер возился с проводкой внутри черного ящика. Потом он выпрямился и взволнованно прошептал:

— Еще одна попытка… Вынесем наружу… тогда, может быть… может быть… прием будет лучше.

Он открыл дверь, взял ящик, не без труда вынес его в сад и осторожно опустил на деревянный столик на лужайке. Потом принес из мастерской пару наушников, включил их и поднес к ушам. Движения его были быстрыми и точными. Он волновался, дышал шумно и торопливо, открыв рот. Порой он снова начинал заговаривать сам с собой, утешая и подбодряя себя, словно боялся и того, что машина не сработает, и того, что она будет работать.

Он стоял в саду возле деревянного столика, бледный, маленький, худой, похожий на высохшего, старообразного ребенка в очках. Солнце село. Было тепло, безветренно и тихо. С того места, где Клаузнер стоял, он видел через низкую ограду соседний сад. Там ходила женщина, повесив через плечо корзинку для цветов. Какое-то время он машинально наблюдал за ней. Потом повернулся к ящику на столе и включил свой прибор. Левой рукой он взялся за контрольный переключатель, а правой — за верньер, передвигавший стрелку на полукруглой шкале, вроде тех, какие бывают у радиоприемников. На шкале виднелись цифры — от пятнадцати тысяч до миллиона.

Он снова нагнулся над машиной, склонивши голову набок и внимательно прислушиваясь, а потом правой рукой начал поворачивать верньер. Стрелка медленно двигалась по шкале. В наушниках время от времени слышалось слабое потрескивание — голос самой машины. И больше ничего.

Прислушавшись, он ощутил что-то странное. Будто его уши вытянулись, поднялись вверх и будто каждое соединено с головой тонким, жестким проводом, который все удлиняется, а уши уплывают все выше и выше, к некоей таинственной, запретной области ультразвуков, где они никогда еще не были и, по мнению человека, не имеют права быть.

Стрелка продолжала медленно ползти по шкале. Вдруг он услышал крик — страшный, пронзительный крик. Вздрогнул, уронил руки, оперся о край стола. Огляделся, словно ожидая увидеть существо, испустившее этот вопль. Но вокруг не было никого, кроме женщины в соседнем саду. Кричала, конечно, не она. Нагнувшись, она резала чайные розы и клала их в корзинку.

Крик повторился снова — зловещий, нечеловеческий звук, резкий и короткий. В этом звуке был какой-то минорный, металлический оттенок, какого Клаузнер никогда не слышал.

Клаузнер снова огляделся, пытаясь понять, кто же кричит. Женщина в саду была единственным живым существо в поле его зрения.

Он увидел, как она нагибается, берет в пальцы стебель розы и отрезает его ножницами. И снова услышал короткий вопль.

Крик раздался как раз в то мгновение, когда женщина перерезала стебель.

Она выпрямилась, положила ножницы в корзинку и собралась уходить.

— Миссис Саундерс! — громко, в волнении закричал Клаузнер. — Миссис Саундерс!

Обернувшись, женщина увидела своего соседа, стоявшего на газоне, — странную фигуру с наушниками на голове, размахивающую руками; он окликнул ее таким пронзительным голосом, что она даже встревожилась.

— Срежьте еще одну! Срежьте еще одну, скорее, прошу вас!

Она стояла, словно окаменев, и всматривалась в него. Миссис Саундерс всегда считала, что ее сосед большой чудак. А сейчас ей казалось, что он и вовсе сошел с ума. Она уже стала прикидывать, не побежать ли ей домой, чтобы вызвать мужа. «Но нет, — подумала она, — уж доставлю ему такое удовольствие».

— Конечно, мистер Клаузнер, если вам так хочется.

Она взяла ножницы из корзинки, наклонилась и срезала розу.

Клаузнер снова услышал в наушниках этот необычный вопль. Он сорвал наушники и подбежал к ограде, разделявшей оба сада.

— Хорошо, — произнес он. — Достаточно. Но больше не нужно. Умоляю вас, больше не нужно!

Женщина замерла, держа, в руке срезанную розу, и смотрела на него.

— Послушайте, миссис Саундерс, — продолжал он. — Я сейчас скажу вам такое, что вы и не поверите.

Он оперся на ограду и сквозь толстые стекла очков стал всматриваться в лицо соседки.

— Сегодня вечером вы нарезали целую корзинку роз. Острыми ножницами вы кромсали плоть живых существ, и каждая срезанная вами роза кричала самым необычным голосом. Знали ли вы об этом, миссис Саундерс?

— Нет, — ответила она. — Конечно, я ничего не знала.

— Так вот, это правда. — Он старался совладать со своим волнением. — Я слышал, как они кричали. Каждый раз, когда вы срезали розу, я слышал крик боли. Очень высокий звук — примерно 132 тысячи колебаний в секунду. Вы, конечно, не могли его услышать, но я — я слышал.

— Вы и вправду его слышали, мистер Клаузнер? — Она решила как можно быстрее ретироваться.

— Вы скажете, — продолжал он, — что у розового куста нет нервной системы, которая могла бы чувствовать, нет горла, которым можно было бы кричать. И вы будете правы. Их нет. Во всяком случае, таких, как у нас. Но откуда вы знаете, миссис Саундерс… — Он перегнулся через ограду и шепотом взволнованно заговорил: — Откуда вы знаете, что розовый куст, у которого вы срезаете веточку, не ощущает такой же боли, как вы, если бы вам отрезали руку садовыми ножницами? Откуда вы это знаете? Куст живой, разве не так?

— Да, мистер Клаузнер. Конечно, так. Доброй ночи.

Она быстро повернулась и побежала к дому. Клаузнер вернулся к столу, надел наушники и опять принялся слушать. Снова он слышал только неясное потрескивание и жужжание самой машины. Наклонился, двумя пальцами взял за стебелек белую маргаритку, росшую на газоне, и медленно тянул, пока стебелек не оторвался.

С того момента, как он начал тянуть, и пока стебелек не оторвался, он слышал — явственно слышал в наушниках — странный, тонкий, высокий звук, какой-то совсем неживой. Он взял еще одну маргаритку, и снова повторилось то же. Он снова услышал крик, но на этот раз не был уверен, что в нем выражается боль. Нет, это была не боль. Скорей удивление. Но так ли? Похоже, что в этом крике не ощущалось никаких эмоций, знакомых человеку. Это был попросту крик, бесстрастный и бездушный звук, не выражающий никаких чувств. Так было и с розами. Он ошибся, назвав этот звук криком боли. Куст, вероятно, не ощущал боли, а что-то другое, неизвестное нам, чему нет даже названия.

Он выпрямился и снял наушники. Сгущались сумерки, и только полоски света из окон прорезали темноту.

На следующий день Клаузнер вскочил с постели, чуть только рассвело. Он быстро оделся и кинулся прямо в мастерскую. Взял машину и вынес, прижимая к груди обеими руками. Идти с такой тяжестью было трудно. Он миновал дом, открыл калитку и, перейдя улицу, направился к парку.

Там он остановился и огляделся, потом продолжил путь. Дойдя до огромного бука, остановился и поставил ящик на землю, у самого ствола. Быстро вернулся домой, взял в сарае топор, принес в парк и тоже положил у ствола дерева.

Потом он снова огляделся, явно нервничая. Вокруг никого не было. Стрелка часов приближалась к шести.

Он надел наушники и включил прибор. С минуту прислушивался к уже знакомому тонкому жужжанию. Потом поднял топор, пошире расставил ноги и изо всех сил ударил по стволу дерева. Лезвие глубоко ушло в кору и застряло. В самый момент удара он услышал в наушниках необычайный звук. Этот звук был совершенно новый, не похожий ни на что, до сих пор слышанное. Глухой, гулкий, низкий звук. Не такой короткий и резкий, какой издавали розы, но протяжный, как рыдание, и длившийся не менее минуты; наибольшей силы он достиг в момент удара топором и постепенно затихал, пока вовсе не исчез.

Клаузнер в ужасе вглядывался туда, где топор глубоко ушел в толщу дерева. Потом осторожно взялся за топор, высвободил его и бросил наземь. Прикоснулся пальцами к глубокой ране на стволе и, стараясь сжать ее, шептал:

— Дерево… ах, дерево… прости… мне так жаль… но это заживет, обязательно заживет…

С минуту он стоял, опершись на ствол, потом повернулся, побежал через парк и исчез в своем доме. Подбежал к телефону, набрал номер и стал ждать. Он услышал гудок, потом щелчок — взяли трубку — и заспанный мужской голос:

— Алло, слушаю!

— Доктор Скотт?

— Да, это я.

— Доктор Скотт, вы должны сейчас же прийти ко мне.