Наталья Резанова - Чудо и чудовище

• Название: Чудо и чудовище
• Автор: Наталья Резанова
• Жанр: Альтернативная история

Древнее пророчество гласило – царская дочь будет править всеми землями Нира!

И, казалось бы, сами боги помогли предначертанному – ибо в храме, под покровом ночи, уродливая дочь царя стала Прекрасной.

Идут годы. Все прекраснее юная принцесса Далла. Но – странно – появляется внезапно в веселом городе Кааф ее соперница – юная предводительница бродяг и разбойников. Некрасивая, отчаянно смелая, постигшая тайны боевых искусств Дарда…

Две девушки отныне связаны загадкой странного пророчества, которое не разорвать и не изменить. И одной из них предстоит управлять судьбой мира…

---

У исконной нирской Никкаль в маленьком храме и вовсе идола не было – лишь алтарь был увенчан коровьими рогами, ибо Никкаль, Госпожу Луны, нередко изображали в виде коровы, равно как Хаддада, Хозяина Солнца, – в виде быка. Помимо того, что Никкаль была богиней всех женщин, она покровительствовала множеству ремесел, так что жертвы ей приносили и мужчины. В силу этого почитателей у Никкаль в Маоне было не в пример больше, чем у Мелиты, не говоря уж о почитательницах. Жрец и жрица Мелиты тихо старились, и священный брак превратился в пустой ритуал. Девы богини, призванные услаждать благочестивых паломников, из-за малого количества последних занялись ткачеством, либо перебежали в Зимран. И большую часть времени храм пустовал.

Бероя была старше своей госпожи лет на десять. Происходила она не из Маона, а больше ничего дурного о ней в городе не могли сказать. Откуда она родом, никто не знал, да и не любопытствовал. Ее купил у работорговцев и приставил к своей дочери, когда та была еще маленькой девочкой, еще покойный князь. Она была Адине и нянькой, и служанкой и подругой, а потом готовилась пестовать ее ребенка. Не мудрено, что не имея своей собственной семьи, горе хозяйки она переживала сильнее прочих домочадцев, и никто не мешал ей покидать надолго омраченные женские покои, изливая сетования в гулкой пустоте храма Мелиты.

Если бы дитя Адины и Тахаша выглядело как обычный человеческий ребенок, безусловно, нашлись бы такие, кто осуждал няньку за то, что она каждый день таскает наследницу князя в храм подозрительного божества. Но в этом случае на действия Берои махнули рукой. Понимали – хуже не будет.

Хуже действительно не становилось. Если кто-то надеялся, что проклятое отродье как-нибудь само зачахнет, то упования эти были пусты. Окружающая девочку атмосфера отвращения, казалось, на нее совсем не действовала, и козье молоко шло ей впрок. Она росла и развивалась вполне обычно (если здесь применимо это слово). Из-за того, что при рождении она не плакала, сочли было, что она немая, но затем голос у нее прорезался, и довольно громкий, напоминавший скорее требование, чем плач. Это еще больше раздражало служанок. Но если кто-то из них и затаил мысль потихоньку, без лишнего шума избавить добрых хозяев от обузы, то напрасно. Бероя бдительно следила за ребенком и заботилась о нем, как подобает – купала, пеленала и даже повесила на девочке на шею свой амулет – не простой "куриный бог", а просверленный яспис, слоистый, розовато-коричневый, отшлифованный в виде треугольника вершиной вниз, нанизанный на ожерелье из стеклянных цветных бусин.

Так посещала она святилище со злосчастной своей питомицей, может быть, месяц, а может, и два – в Маоне, как говорилось выше, не имели склонности точно подсчитывать время – пока не случилось событие, навсегда запечатлевшееся в памяти жителей города.

Ближе к вечеру, когда Маон начал отходить от оцепенения, вызванного послеполуденной жарой, Бероя промчалась по улицам с поспешностью, никак не приличествующей ни ее почтенным годам, ни званию няньки при княжеском отпрыске. Покрывало съехало с ее головы, и седеющие волосы непристойно распустившись, метались по широкой спине, глаза горели безумным огнем. К груди она прижимала сверток, откуда доносился заливистый детский плач. На вопросы удивленных прохожих она не отвечала, единая цель владела ей – как можно скорее попасть во дворец. Казалось, прегради княжеские телохранители ей дорогу, она и их сметет на бегу. Но телохранители пропустили ее без задержки, хотя наверняка удивились, как и все остальные.

Изумленные прислужницы сбежались со всех углов женских покоев, и сама госпожа, встав с ложа, не погнушалась пройти и узнать, что является причиной суеты и суматохи.

Запыхавшаяся Бероя не могла вымолвить ни слова, словно некий демон покарал ее немотой, и лишь дрожащими руками откинула край покрывала.

Прислужницы охнули, завизжали и залопотали. На руках у Берои, как и тогда, когда она покидала дворец, лежала маленькая девочка.

Но это была д р у г а я девочка. Совсем другая.

Тельце у нее было вполне соразмерным, а черты лица, пусть искаженного плачем, удивляли правильностью и миловидностью. Волосы отливали золотом. Глаза были, как и прежде, редкостного необычного цвета, но напоминали не о зацветающей трясине, а о весенних фиалках, или о сладком молодом вине из лилового винограда.

– Что это? Кто это? – спросила Адина.

– Это твоя дочь, госпожа, – с трудом вымолвила Бероя.

Из глаз Адины брызнули слезы.

– За что? Боги и так покарали меня, а теперь и ты насмехаешься надо мной, подруга моя и ближняя моя!

Бероя, наконец, совладала с дыханием.

– Выслушай меня, госпожа… Ты не поверишь мне, я бы и сама не поверила, если бы услышала, а не увидела, но то что случилось – истинно, истинно, хотя и невероятно.

История, которую поведала Бероя, была и впрямь удивительна.

Соболезнуя несчастью хозяев, она измыслили следующее средство помочь. Каждый день она приносила ребенка в святилище Мелиты, и, встав перед кумиром богини, молила даровать девочке красоту лица. И вот сегодня, когда Бероя уже готовилась покинуть храм, предстала перед ней неожиданно некая женщина. С головы до ног она была закутана в покрывало. и плотная вуаль прикрывала ее лицо. Но Берое показалось, что женщина эта исполнена редкой красоты и прелести – такой, что сияет даже сквозь покрывало. И эта женщина спросила Берою, что у нее на руках. Бероя отвечала, что носит с собой младенца. Женщина попросила показать ей дитя. Бероя отказалась, ибо не хотела, чтобы девочку видел кто-нибудь, кроме домашних. Женщина же не отступала и настаивала, чтобы ей непременно показали младенца. И Бероя, поняв, насколько важно для этой женщины видеть девочку, исполнила ее просьбу. Тогда женщина сняла с шеи девочки амулет, погладила ее по головке и сказала, что она будет красивейшей женщиной в царстве. И в тот же миг наружность девочки чудесным образом изменилась. Бероя, не помня себя, ринулась вон из храма, страшась, что вот-вот свершится обратное превращение, и прелестная малютка вновь станет прежним безобразным существом, или что неизвестная женщина зачаровала ее глаза, и превращение было мнимым, а наружность девочки ничуть не изменилась. Так пусть же окружающие скажут, видят ли они то же, что Бероя, или она находится под действием чар? Служанки загомонили, что да, они видят, что девочка стала на зависть всем красивой и миловидной. Адина молчала, ухватившись руками за виски, кровь отлила с ее щек. На прелестную девочку она бросала лишь беглые взгляды, боясь поверить тому, что видит, и еще больше – тому, что слышит.

Постепенно на женскую половину стали стягиваться лекаря, которые в предыдущие дни из дворца словно испарились, слуги, которым здесь вовсе нечего делать, советники князя. Наконец, явился и сам Тахаш. Его степенная и в то же время решительная повадка не слишком скрывала смятение, в коем он пребывал.

Адина, всхлипнув, бросилась мужу на грудь. Тахаш вздохнул, ласково погладил ее по голове, и осторожно отстранил. И шагнул вперед.

К этому моменту девочку успели покормить, перепеленать и уложить в колыбель, над которой сейчас гулило с полдюжины служанок. При приближении князя они порскнули в стороны. Тахаш склонился над колыбелью. Девочка, утомленная суетой, царящей вокруг нее, начала было засыпать, но когда над ее постелью склонилось суровое бородатое лицо, она открыла глазки и улыбнулась очаровательной беззубой улыбкой.

– Это она? – тихо спросил князь.

– Да.

Тахаш не сразу понял, чей это голос. Он выпрямился и оглянулся.

Никто не рискнул ему ответить, кроме Берои, стоявшей в отдалении.

– Это ты принесла девочку?

– Да, господин.

Тахаш смерил Берою взглядом, и не отворачивался, пока один из советников нашептывал ему историю, успевшую облететь весь дворец.

– Кто была та женщина, что коснулась ребенка? – осведомился Тахаш у Берои.

– Не знаю, господин. Я уже говорила – ее лицо было закрыто.

– И что она сделала потом?

– Прости меня, милостивый господин, но и этого я не знаю. Я сразу бросилась сюда. Может, она осталась там, в храме?

– А вы что скажете? – Тахаш покосился на советников.

Старший из них в задумчивости прошепелявил:

– Ижвештны шлучаи, когда могущественные колдуны могли отвести людям глаза, и жаштавить видеть не то, што на шамом деле…

– И утверждаешь, будто мы все околдованы?

– Я этого не шкажал, о повелитель. Я шкажал, што такие шлучаи ижвештны…

– Это было чудо! Чудо!– выкрикнул кто-то из служанок. – Богиня ответила на мольбы Берои!

– Возможно ли это? – спросил Тахаш. Ему не хотелось поддаваться настроениям глупых баб, и очень хотелось поверить в чудо. Гораздо больше, чем Адине, которая, наверное, смирилась бы с любым обличием своего детища.

– Боги, безусловно, могут творить чудеса, – сказал советник помоложе.