Галина Романова - Ты у него одна

• Название: Ты у него одна
• Автор: Галина Романова
• Жанр: Детектив
• Год: 2003
• ISBN: 5-699-01274-5

Беда редко приходит одна. Так произошло и с Эльмирой. Теперь ей пришлось на собственной шкуре ощутить, каково живется покинутой жене и… загнанному зверю, вокруг которого сужается кольцо. Все несчастья молодой бизнес-леди связаны с исчезнувшими пять лет назад бриллиантами. И вот теперь эти же самые драгоценные камни она получает… в почтовых бандеролях! На Эльмиру начинается охота. Люди, которые ведут с ней эту странную жестокую игру, неуловимы, беспощадны и изобретательны. Не на их ли сторону переметнулся неверный муж?..

---

– Дэн, – омерзительно гнусавым голосом закапризничала барышня. – Что за телка такая?! Чего она приперлась, когда ее сюда никто не звал?! Чего она к тебе липнет? Ведь ты мой, Дэнечка, мой!

После этих слов, совершенно не стесняясь присутствующих, девка задрала короткую, сильно декольтированную маечку, обнажила пару огромных смуглых грудей и вдруг оглушительно заржала.

Собутыльники ее поддержали. Нет, конечно же, раздеваться никто не стал. Они просто захохотали в унисон с ней. Омерзительным, издевательским, унижающим Эльмиру смехом. Кто-то даже засвистел, заметив ее столбнячное состояние. На нее и в самом деле нашло что-то вроде столбняка. Все звуки слились и поплыли вокруг ее головы, больно ударяя в уши. Она переводила глаза с одного перекошенного смехом лица на другое, но почти не различала их черт. Изображение расплывалось, отчего-то сфокусировавшись на паре темных сосков бесстыжей девицы, которая ловила теперь упирающуюся руку Данилы и все норовила прижать ее к своему обнаженному телу.

– Вон! – сначала еле слышно прошептала Эльмира, но вдруг завизжала тонким фальцетом, повторяя без устали: – Вон!!! Все вон!!! Скоты, ублюдки!!! Убирайтесь все вон, пока я милицию не вызвала!!! Вон!!! Вон!!!

К ней тянулись чьи-то грязные пальцы. Раздавался звон сдвинутых в тосте стаканов. Следом звон разбитой посуды. Чья-то грязная ругань, перекрываемая истерическими всплесками омерзительного смеха. Она сама что-то кричала. Кого-то била, тащила за рубашку со стула. Отвесила кому-то подвернувшемуся под руку пощечину. Затем побежала. Споткнулась. Упала на лестничной площадке и сильно ударилась коленом. Расплакалась, скорее жалея себя, поскольку боли совсем не чувствовала. И лишь когда кто-то подхватил ее сзади под мышки и потащил к двери ее квартиры, Эльмира начала немного приходить в себя.

Что за истерика, боже правый?! Что с ней только что приключилось?! С ней, такой уравновешенно-холодной, не теряющей самообладания в куда более сложных ситуациях…

– Нервы, дорогая, надо лечить! – тихо прошептал над ее ухом кто-то голосом ее мужа, тогда как рука по-свойски тискала ее грудь. – И белье нижнее надевать нужно, когда в люди выходишь…

– Пусти меня, ублюдок! – взревела она, разворачиваясь к нему лицом и одновременно пытаясь вытолкать его из квартиры на лестничную клетку, чтобы потом захлопнуть дверь перед его носом. – И убери свои…

– Грязные лапы? Мы это уже проходили, милая. – Он и не думал ей подчиниться. Стоял на пороге и не сдвигался с места ни на дюйм. – И лапы у меня грязные. И воняет от меня помойкой, а иногда рыбой. И морда у меня сермяжная. Что еще? Ах, да, совсем было забыл! Друзья у меня гнусные…

– Подонок! – прошипела Эмма как можно презрительнее и, оставив свои безуспешные попытки выдворить мужа вон из квартиры, повернулась к нему спиной и пошла в гостиную, на ходу выкрикивая: – Все! С меня довольно! Плевать я хотела на все клятвы, что сдуру наболтала твоей умирающей матери. Плевать! Я развожусь с тобой!

– Будем делиться. – Данила, следовавший за ней по пятам, остановился в дверном проеме и по-деловому принялся перечислять. – Пара магазинов, что ты смогла приобрести после смерти родителей на папочкины сбережения, – пополам. Квартира. Две машины. Дача, что доброго особняка стоит. Счет в банке. Что же, я в принципе не против. Обменяю свою однокомнатную малогабаритку на хоромы пошикарнее и съеду туда. На одни проценты можно будет жить и не работать. Так и сделаем. Хочу шикарную трехкомнатную квартиру. Как только она у меня будет, так я съезжаю. Идет?

– Со всей своей честной компанией?! – Эльмира не удержалась от сарказма, сморщив при этом потешно лицо, и напоследок плюнула мужу под ноги. – И девку эту голожопую не забудь прихватить. Ей очень даже кстати твои средства будут. Вы с ней спустите все за неделю, и друзья помогут.

– А это никого не должно волновать! Тебя, дорогая, в первую очередь! – Данила забавлялся. Боже, как он веселился, видя ее обессилевшей и злобной. Не надменной и холодной, а такой вот – растрепанной и вышедшей из себя. – Слушай, Эмка! – Он вдруг шлепнул себя по лбу. – Как же я это сразу-то… Малыш! Ну ты бы сказала, честное слово…

Он пошел прямо на нее, попутно расстегивая пуговицы на рубашке.

– Ты чего?! – Она опешила сначала, не сразу поняв, куда он клонит. – Что я должна была тебе сказать?!

– Ну, детка, расслабься. – Он легко сломал ее сопротивление, закрутив упирающиеся ему в грудь руки ей за спину. – Ты же ревнуешь! Ты же должна это понимать.

– Черта с два ты угадал, гад! – Эльмира все еще пыталась вырваться, хотя прекрасно знала, чего стоят ее силы против его. – Мне просто противно… Мало же тебе времени понадобилось, чтобы опуститься так низко. Хотя о чем это я?! Ты и не поднимался! Ты так и прозябал на том самом дне, где я тебя сдуру обнаружила однажды…

Он ее ударил! Он впервые ударил ее. Наотмашь, хлестко, одними пальцами. Сначала выпустил ее, попутно оттолкнув, а затем ударил.

– Ты!!! Ты меня ударил?! – зашипела она, пятясь и во все глаза уставившись на Данилу. – Ты это сделал?!

– Да, черт возьми! Я это наконец-то сделал! – Никаких угрызений совести в голосе, казалось, что он был вполне доволен собой. Уронил себя на подлокотник кресла. Слегка откинул назад голову и несколько минут оценивающе ее разглядывал. – Оказывается, это не так кощунственно, дорогая, – ударить свою супругу. В этом даже есть некая прелесть… Особенно когда жена этого заслуживает. А ты, несомненно, заслужила, дорогая. Несомненно.

После этих его слов Эльмира стремительно ринулась к себе в спальню. С силой шарахнула о притолоку дверью и быстро повернула ключ в замке.

Она не слышала, ушел Данила из дома или нет. Не помнила, как зародился и минул день, сменившись сиреневыми сумерками за окном. Она лежала без движения, уставившись немигающими глазами в потолок, и мысленно читала по себе панихиду. Отчего-то в его рукоприкладстве, пусть и не столь болезненном, она углядела символ своего окончательного падения. Не его, а своего собственного. Ей казалось, что это не Данила унизился, ударив женщину, а ее опустили. Опустили так низко, что ниже уже быть не может. И самое страшное заключалось в том, что противостоять ему, попытаться что-то исправить, вернув себе лидерское положение, она уже не могла. Она это понимала, понимал это и он. Неспроста таким ликованием наполнились его глаза, пристально наблюдавшие за ее потрясением…

Вечером Эмма все же нашла в себе силы подняться с кровати и волоком дотащиться до ванной. Получасовой контрастный душ немного привел ее в чувство. Кожа покрылась мурашками. Зубы выбивали дробь, но на душе стало пусть и не очень спокойно, но и не так муторно.

Черт с ним, с Данилой, в конце концов. Пусть живет, как знает. Она для себя определила собственную роль рядом с ним – роль стороннего наблюдателя. А все остальное – не ее проблемы. Что в конце-концов произошло? Ну тискалась рядом с ним какая-то шлюха, и что? Глупо было ревновать, а то, что она ревновала, Эмма к стыду своему не признать не могла… Ну ударил он ее по щеке, так и ладно! Лишний раз доказал свое паскудство. И пускай не оправдывает себя тем, что якобы она того заслужила! Черта с два! Да, была холодна с ним все эти годы. Да, не любила. Так ведь никогда и не обещала этого! Говорила, что попробует. Пробовала – не получилось. Какие к ней теперь претензии? Любая другая давно бы за порог выставила со скудной котомкой: проваливай, мил человек, пока цел, надоели мне твои пьянки-гулянки. А она что? А она все это время терпела. За свекровью умирающей ухаживала. Мыла ее, кормила, переодевала. А ведь терпеть не могла покойницу. Та, кстати, отвечала ей тем же.

Даниле опять же каждое утро по две сотни отстегивала на кутежи. Конечно, не велики деньги, но он и таких в последнее время не зарабатывал…

Чашка кофе, выпитая в одиночестве на кухне, помогла ей прийти к выводу о том, что она теперь свободна. Что бы он себе там ни напридумывал относительно их совместного житья-бытья, ей плевать. Она свободна. И пусть кто-нибудь попытается это оспорить…

Он не спорил. Более того, после того объяснения, закончившегося пощечиной, они не сказали более друг другу и пары слов. И продолжалось это вот уже почти полгода.

Он не ушел, нет. Даже не переехал на квартиру своей матери. Жил по-прежнему с ней под одной крышей, лишь перетащил свои вещи в другую комнату.

Он больше не просил у нее денег. Хотя продолжал пить до недавнего времени. Где он брал средства – воровал ли, работал ли, – оставалось для нее загадкой. Но над ее отгадкой она не очень-то ломала голову.

Они почти не виделись. Данила уходил из дома, когда Эмма только-только открывала глаза. Целый день он где-то пропадал, как, впрочем, и она, всерьез взявшись контролировать работу двух принадлежащих ей продовольственных магазинов. А когда она возвращалась, в его комнате уже не горел свет. Они уже изволили почивать.