Геннадий Прашкевич - Адское пламя

• Название: Адское пламя
• Автор: Геннадий Прашкевич
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-98502-051-9

Фантастика – удивительный литературный жанр. Описывая события, в настоящее время невозможные, она умудряется, тем не менее, непонятным образом соответствовать своим содержанием запросам «текущего момента». Поэтому размышления автора о том, как могла бы выглядеть антология советской фантастики, есть размышления и о советской истории вообще. Что же было самым важным в этой истории в то или иное десятилетие? И вот тут-то возникают вопросы… Сам Геннадий Прашкевич – не последний человек, как в советской, так и в современной фантастике. Он лауреат (иногда неоднократный) всех возможных премий, существующих в мире российского «фэндома», а со многими персонажами своей книги знаком (с некоторыми, к сожалению, был знаком) лично.

---

Хвостом вперед.

Образ создан.

Но зачем все это?

К чему описания, пусть потрясающие воображение, но как бы при этом уже отдаленные?

Да все затем же – Новый человек!

Вождям пролетарского государства не могли не импонировать слова инженера Гарина, они должны были прийтись им по сердцу: «Я овладеваю всей полнотой власти на земле… Ни одна труба не задымит без моего приказа, ни один корабль не выйдет из гавани, ни один молоток не стукнет. Все подчинено, – вплоть до права дышать, – центру. В центре – я. Мне принадлежит все. Я отчеканиваю свой профиль на кружочках: с бородкой, в веночке, а на обратной стороне профиль мадам Ламоль. Затем я отбираю «первую тысячу», – скажем, это будет что-нибудь около двух-трех миллионов пар. Это патриции. Они предаются высшим наслаждениям и творчеству. Для них мы установим, по примеру древней Спарты, особый режим, чтобы они не вырождались в алкоголиков и импотентов. Затем мы установим, сколько нужно рабочих рук для полного обслуживания культуры. Здесь также сделаем отбор. Этих назовем для вежливости – трудовиками. Они не взбунтуются, нет, дорогой товарищ. Возможность революций будет истреблена в корне. Каждому трудовику после классификации и перед выдачей трудовой книжки будет сделана маленькая операция. Совершенно незаметно, под нечаянным наркозом. Небольшой прокол сквозь черепную кость. Ну, просто закружилась голова, – очнулся, и он уже раб… И, наконец, отдельную группу мы изолируем где-нибудь на прекрасном острове исключительно для размножения. Все остальное придется убрать за ненадобностью… Эти трудовики работают и служат безропотно за пищу, как лошади. Они уже не люди, у них нет иной тревоги, кроме голода. Они будут счастливы, переваривая пищу. А избранные патриции – это уже полубожества. Хотя я презираю, вообще-то говоря, людей, но приятнее находиться в хорошем обществе. Уверяю вас, дружище, это и будет самый настоящий золотой век, о котором мечтали поэты. Впечатление ужасов очистки земли от лишнего населения сгладится очень скоро…»

Полубожества…

Радек… Ягода… Ежов?

Микоян… Маленков… Берия?

Сталин, конечно, это уже божество.

Вот и наступит золотой век, о котором мечтали поэты.

А впечатление ужаса…

Однажды в Малайзии, в Куала-Лумпуре, Миша Давиденко, опытный китаист, объездивший всю юго-восточную Азию, предложил мне и драматургу Сене Злотникову попробовать плод дуриана. Запах, конечно, дерьмовый, лукаво сказал опытный Миша, щуря свои узкие глаза. Ну, скажем так, трудноватый запах. Миша изумленно прищурился. Но если забыть, если победить этот гнусный запах, сделать первый укус, вас уже никто за уши не оттащит от дуриана. На Северном полюсе будете о нем мечтать. Никакой запах не страшен, если познан вкус!

Мы решились.

Мы купили круглый, как брюква, и такой же голый плод дуриана.

Мы выбрали самую зеленую и милую лужайку в самом центре Куала-Лумпура.

Как настоящие белые люди мы возлегли на траве и Сеня Злотников достал из кармана изящный позолоченный ножичек, с которым объехал чуть не полмира. Сейчас попробуете и вас от дуриана за уши никто не оттащит, даже полицейский, сказал, любовно поглядывая на дуриан, Миша Давиденко. Жаль, он, старый китаист, уже столько этих дурианов съел, что вот прямо сейчас ему необходимо выпить кружку пива. Он на только минутку отойдет. А потом вернется и попытается оттащить нас за уши от дуриана.

И Миша отошел.

Было безумно жарко – за сорок в тени.

Мы с Сеней переглянулись. Прикрикни на нас в тот момент кто-нибудь, даже не полицейский, нас не надо было бы за уши оттаскивать от дуриана, мы отбежали бы сами. В голову как-то само собой пришло официальное предупреждение, помещаемое в отелях Малайзии на самом видном месте: вносить в номера плоды дуриана – запрещено! Правда, это предупреждение шло в списке вторым – после наркотиков.

Но опять же, за внос наркотиков правительство грозило только смертной казнью.

А что там грозит за внос дуриана?

Сеня мрачно пожал плечами. Судя по тому, что дуриан идет сразу после наркотиков… Пожизненное, наверное…

«Ладно, режь, – решился я. – Мы только куснем пару раз, а потом пусть нас оттаскивают за уши».

Наверное, мы не успели зажать носы.

Сеня сделал всего лишь легкий разрез, можно сказать, царапинку, нечто почти теоретическое, незаметное, почти несуществующее, как марсианский канал, и на нас жирно пахнуло трупом.

В тропической влажной жаре запах многократно усиливался.

Обливаясь потом, оглядываясь – не спешат ли к нам полицейские (оттаскивать за уши), мы закопали плод дуриана в землю. Кстати, вместе с ножичком. Сеня даже не жалел об этом. По крайней мере, когда в отеле, отдышавшись, я предложил ему смотаться на знакомую лужайку, раскопать могилку дуриана и забрать свой позолоченный ножичек, он почему-то вздрогнул и отказался.

«На улице Красных Зорь появилось странное объявление: небольшой серой бумаги листок, прибитый к облупленной стене пустынного дома. Корреспондент американской газеты Арчибальд Скайльс, проходя мимо, увидел стоявшую перед объявлением босую молодую женщину в ситцевом опрятном платье; она читала, шевеля губами. Усталое и милое лицо ее не выражало удивления, – глаза были равнодушные, синие, с сумасшедшинкой. Она завела прядь волнистых волос за ухо, подняла с тротуара корзину с зеленью и пошла через улицу…»

Листок серой бумаги,

облупленная стена пустынного дома,

босая женщина с сумасшедшинкой в синих глазах,

заведенные за ухо волнистые волосы -

Алексей Толстой, как истинный художник, всегда был чуток к детали.

Описывая самую невероятную ситуацию, он умел оставаться убедительным.

После клочка серой бумаги еще ошеломительнее выглядит последующий прыжок на Марс. Из разрушенной, продутой всеми ветрами России – прямо на Марс! А почему бы нет? Почему бы, черт побери, считает красноармеец Гусев, не присоединить красную планету к РСФСР? «На теперь, выкуси, – Марс-то чей? – советский.»

Фантастика Алексея Толстого давно признана классикой. Но выход «Аэлиты» и «Гиперболоида инженера Гарина» был встречен в свое время, скажем так, вовсе не овациями.

Г. Лелевич: «Алексей Толстой, аристократический стилизатор старины, у которого графский титул не только в паспорте, подарил нас «Аэлитой», вещью слабой и неоригинальной…»

Корней Чуковский: «Роман плоховат. Все, что относится собственно к Марсу, нарисовано сбивчиво, неряшливо, хламно, любой третьестепенный Райдер Хаггард гораздо ловчее обработал бы весь этот марсианский сюжет…»

Юрий Тынянов: «Марс скучен, как Марсово поле. Есть хижины, хоть и плетеные, но в сущности довольно безобидные, есть и очень покойные тургеневские усадьбы, и есть русские девушки, одна из них смешана с «принцессой Марса» – Аэлитой, другая – Ихошка… И единственное живое во всем романе – Гусев – производит впечатление живого актера, всунувшего голову в полотно кинематографа…»

Даже Максим Горький (в письме к Д. Лутохину от 26 октября 1925 года) не преминул заметить: «В 7-й книге „Красной нови“ рабоче-крестьянский граф Алексей Толстой начал печатать тоже бульварный роман. Это очень жаль…»

Но жалеть, наверное, надо о другом.

Жалеть надо о том, что Алексей Толстой, раздраженный всеми этими достаточно несправедливыми нападками, отказался, не написал еще одну часть своего романа об инженере Гарине.

А замысел был.

Роман «Судьбы мира».

Даже план сохранился.

«Война и уничтожение городов.

Роллинг во главе американских капиталистов разрушает и грабит Европу, как некогда Лукулл и Помпей ограбили Малую Азию.

Гибель Роллинга.

Победа европейской революции.

Картины мирной роскошной жизни, царство труда, науки и грандиозного искусства».

Картины мирной роскошной жизни… Царство труда, науки и грандиозного искусства…

Попытку заглянуть в будущее предпринял и сибирский писатель Вивиан Итин, автор самого первого советского научно-фантастического романа – «Страна Гонгури», изданного в 1922 году в провинциальном Канске.

Попавший в плен к белогвардейцам юный партизан Гелий томится в застенке.

Он не спит, он ждет рассвета, когда колчаковцы поведут пленных расстреливать.

Жалея Гелия, старый врач, брошенный в ту же камеру, погружает юного партизана в гипнотический сон, в котором Гелий неизвестно как превращается в гениального ученого Риэля – гражданина страны будущего, где люди давно забыли слово война, где отношения чисты и безмятежны, где человечество может копить силы для нового величайшего броска вперед – в неимоверное, никакими уже словами не определяемое счастье. Скука, конечно, необыкновенная, но роман был написан талантливым, много видевшим человеком, который бывал и «завагитпропом, и заведующим уездным политпросветом, и заведующим уездным РОСТА, и редактором газеты и председателем дисциплинарного суда». «Итин в бытовом отношении совершенно не был устроен, – вспоминал старый большевик, участник гражданской войны в Сибири И. П. Востриков. – Жил он в кинотеатре «Кайтым» (тогда иллюзион «Фурор» назывался). Заканчивался последний сеанс, люди расходились, а Итин получал возможность отдохнуть, переночевать. И книгу свою он писал в том же кинотеатре, при свете самодельной коптилки. Сами понимаете, такой образ жизни и на внешнем виде сказывается. Однажды мы с товарищами рассудили так: последить за ним некому, сам он человек стеснительный, поможем ему мы. А на том месте и в тех же зданиях, где сейчас ликеро-водочный завод стоит, были раньше колчаковские казармы. Когда беляки удирали, то они все свое обмундирование, в том числе и новое, ненадеванное, побросали. Из тех белогвардейских запасов мы и подобрали Итину одежду. Он, я помню, очень обрадовался и сказал, как же он во всем новом и чистом в иллюзион пойдет ночевать?… И вот, когда я читал его книгу, меня очень удивило: как человек, будучи совсем неустроенным, мог создать такое светлое произведение – мечту, сказку об удивительной стране, где живут люди коммунистического общества?…»