Сергей Самаров - Жестокий рикошет

• Название: Жестокий рикошет
• Автор: Сергей Самаров
• Жанр: Боевик
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-30904-7

Главарь чеченских боевиков Дидигов хочет взять в плен тридцать российских солдат, чтобы обменять их на своего брата, арестованного федералами. Одиннадцать пленных у него уже есть. Вернее – десять. Одиннадцатый – спецназовец ГРУ Денис Кадочников – сбежал, убив двоих конвоиров. Мало того – Денис в одиночку решил освободить пленных. Он движется навстречу погоне, методично «прореживая» ряды боевиков. Счет уже идет на десятки, а конца схватке не видно. Впрочем, Денис и не торопится, теперь он диктует условия боевикам...

---

Это одна из причин, что сдерживали мое стремление к свободе.

Вторая причина была более конкретной – Вован с Серегой. Я хотел дождаться момента, когда нас объединят. Втроем мы уже представляем собой значительную силу. И втроем сможем большего добиться, нежели я один. Кроме того, я не оставил без внимания фразу коротышки. Он приказал отвести Вована с Серегой не куда-то, а «к остальным». То есть уже подразумевалось, что здесь есть и другие «кавказские пленники». Кто именно, мне хотелось узнать более точно.

Это мне было необходимо узнать точно~

* * *

Я без волнения позволил закрыть себя в сарае. Пусть закрывают, так даже лучше. И прикладом под затылок приложиться некому, да и сам сарай мне показался довольно смешным строением, сложенным из слоистых плоских камней разного размера и скрепленных обыкновенной глиной. Настроение от беглого осмотра сарая сразу поднялось. Одного удара ноги с разбега в два шага хватит – третий шаг здесь сделать было просто негде! – и я на свободе. Да и крыша была не лучше. Несколько балок, на балки просто навалены редко переплетенные сухие ветви. Подпрыгнуть, ухватиться, пару раз дернуть – и крыша на тебя обвалится. Зато будет большая дыра, через которую нетрудно выбраться. Правда, пролом крыши или стены вызовет шум. Но если убегать сразу, то не сразу поймут, где и что зашумело. Но я убегать пока не намеревался.

Пока~ До прояснения обстановки.

До прояснения обстановки ждать пришлось долго. Уже стемнело, а я все сидел и ждал, поклевывая носом, потому что полудремотное состояние у меня не прошло даже после переживаний, вызванных пленением. Как проснулся связанный в полудреме, так в таком состоянии и пребывал. Потом ждать устал, нельзя же до бесконечности ждать – нашел в темноте ощупью три широкие необрезные доски, еще засветло отмеченные взглядом, устроил себе лежанку, чтобы не застудить спину на холодном каменистом грунте, и решил отдохнуть.

– Что там творишь, козел! – послышался голос.

Значит, рядом с сараем часовой сидит. Именно сидит, потому что звука его шагов я не слышал. И хорошо, что часовой себя вовремя обнаружил, а то вдруг мне захотелось бы погулять выйти – мог бы и на очередь нарваться.

– Не козлее тебя, – лениво возразил я, не очень, впрочем, понимая значение слова «козлее». Часовой, судя по молчанию, тоже ничего не понял. Но, кажется, надолго задумался. Это хорошо, что он такой задумчивый, задумчивого завалить проще, пока он соображает. Но пока заваливать я никого не собирался. Следовало еще с обстановкой разобраться. Откуда-то пришла уверенность, что меня обязательно с обстановкой познакомят.

Я лег на спину и задремал. Вообще-то я на спине спать не умею. Мне надо или на боку лежать, или лицом вниз, тогда я засыпаю. Но здесь сказалась, видимо, усталость, и физическая, и нервная, и я уснул почти сразу. И долго, видимо, спал, потому что, когда меня разбудил звук приближающихся шагов и металлический шелест открываемого замка, я почти выспался и мыслил уже вполне ясно.

– Выходи. Эмир зовет.

Во дворе стояла густая, словно тягучая темень, обычно сопутствующая приближению рассвета, но свет во двор узкой полоской падал из неплотно прикрытой двери дома, и потому я не спотыкался. В окнах, однако, света не проглядывалось. Но я догадался, что какое-то из окон по другую сторону дома должно все же светиться и меня, судя по всему, в дом приглашают, а не в коридор, и вовсе не для того, чтобы с хозяйкой на кровать уложить. Хорошо, если приглашают на ранний завтрак, потому что я уже сутки ничего не ел, но надежды на такую заботу со стороны бандитов было мало, и потому радужных иллюзий по этому поводу я не строил. И я шагнул вперед~

Конвоиров было двое, и оба были лопухами, только лопухами от разного корня, потому что один, тот самый, что днем мне прикладом в шею бил, ничего не боялся и шел ко мне вплотную, второй, который старался днем своим прикладом по почкам угодить, наоборот, боялся излишне и шел в пяти шагах позади, предоставляя мне возможность с первым, в случае необходимости, быстро расправиться, а потом и за него самого приняться. А уж о том, что кто-то оставил прислоненными к перилам высокого крыльца вилы, и говорить не стоило. Дело часовых проследить, насколько безопасно идти со мной по какому-то пути. Они этот путь прослеживать не умели. И сделали его опасным для себя. За это следует наказывать, но мне пока не до того было. Будет время и необходимость – накажу непременно~ Пока же я прошел мимо, вилы старательно «не заметив». Оба конвоира проводили меня в большой дом и вежливо постучали в дверь одной из комнат.

– Давай его сюда, – сказал по-русски знакомый голос. – И без церемоний.

Знакомая фраза сработала, как команда. На пороге я вовремя сделал шаг в сторону, и приклад пролетел мимо. Хотелось засмеяться и сделать какой-нибудь веселящий душу жест, но я сдержался. И зря, потому что сразу за этим получил награду за свою увертливость – удар кулаком в бровь – и почувствовал, что глаз заливает кровью – рассечение. Значит, можно было себя не сдерживать, поскольку результат все равно один и тот же. Конвоир бил не сильно, неумело, хотя и резко. А мне стена помешала отстраниться. Однако, ожидая повторных ударов, я все равно отодвигаться не стал. Мне было стыдно прятаться от ударов, мне хотелось смотреть гордо. Пусть одним глазом, но обязательно гордо и с достоинством. Достоинство свое можно и с помощью одного глаза выразить. Но конвоира я все равно запомнил. Я раньше его запомнил. И это не в его пользу. Он любит слишком близко подходить. Наверное, чувствует в себе много сил. И не понимает, что пленники не всегда могут быть молчаливыми и безответными. Не встречался просто с иными. Однако всему свое время.

Лысый, пузатый коротышка сидел за столом на высоком стуле, что только подчеркивало его невысокий рост и даже было слегка смешным. Какой-то очень волосатый человек сидел за тем же столом и поигрывал опасной игрушкой – вертел в руках тяжелый «АПС»[4] со снятым предохранителем. Словно бы в напоминание мне или в предупреждение, потому что обычно предохранитель держат в верхнем положении. Волосатый заодно демонстрировал кисти своих рук, где на внешней стороне чистого места не было – сплошь татуировки. Кто так руки себе украшает, обычно считает, что это устрашать должно. Только я знаю, что не рука с татуировкой самая страшная.

– Крещеный, крест, значит, так и не снял, – сказал коротышка, глядя на мой распахнутый ворот. Ворот у меня теперь всегда распахнут, потому что пуговицы на куртке оторваны при захвате, если можно назвать захватом связывание и вынос бесчувственных людей. Так нас из дома «выгружали» и пуговицы наши при этом не берегли. Хорошо, если кто-то хватится, если сообразят, где нас искать, и пуговицы армейские найдут. Тоже след, который Маликат может не заметить. Она подслеповата и очки постоянно не носит.

Коротышка, кажется, ждал ответа, а я не ответил, поскольку он меня не спрашивал, а только констатировал факт. Но причины, чтобы крест снять, я так и не увидел. Тем более что уже и прозвище получил соответствующее – Крещеный. Мне оно понравилось.

– Когда с Крещеного голову снимут, крест сам собой упадет, – заметил человек со «стечкиным» в руках. – Он очень просит, чтобы с него голову сняли. Значит, будет в числе первых десяти.

– Нет. Я в десятку никого назначать не буду, – категорично произнес коротышка. – Я полюбоваться хочу, как они выбирать будут. Сами. Понаблюдать будет очень интересно. Это будет самое интересное, что я за последние двадцать лет видел. И можешь меня не уговаривать. Ни одного не назначу.

Разговор явно для меня велся. Между собой они вполне могли бы общаться на чеченском языке, что и тому и другому, конечно же, гораздо проще. Это уже как правило. Если они – эти или другие – начинают разговаривать по-русски, значит, разговор кому-то предназначен. Между собой говорят, но стращают меня. Но у меня нервная система крепкая.

– А они друг друга не поубивают раньше времени? – спросил человек с пистолетом.

– А это уж у него вот спроси, – кивнул коротышка в мою сторону.

Я вытер с века кровь. Неприятно, когда ресницы слипаются. Когда кровь чуть-чуть подсыхает, ее лучше сразу стереть, иначе потом труднее будет, потом, если перекись водорода не найдешь, ресницы вырывать придется.

– Так скажи нам, Крещеный, не переубиваете вы друг друга? – Вопрос явно ко мне относился, но это и не вопрос по сути своей был, потому что я не понимал, о чем идет речь. И они об этом лучше меня знали.

– Мы вас переубиваем, – на всякий случай пообещал я, хотя прекрасно понимал, что бессмысленно выдавать желаемое за действительное, и даже ясно осознавал, что за такое мнение, высказанное вслух, можно получить.

Удар я видел, но видел и то, как он наносится. И потому даже уклоняться или ставить блок не стал. Не такой это удар, чтобы им меня с ног сбить. Теперь сразу почувствовалось, как распухла губа, и язык ощутил вкус крови. Но и это часовому зачтется. Памятью меня бог не обидел. Но я буду бить только один раз, как меня учили~